Мы, конечно, не могли полностью скрыть от средств массовой информации свою роль в изгнании саламандры. Но при горячем участии Мальциуса, трубившего на весь свет, как команда университета спасла наш замечательный город, мы умудрились избежать излишнего внимания. Грисволд был ошеломлен тем, что ему вдруг стали воздавать почести, которых, как он считал, он не заслуживал, и в то же время негодовал из-за того, что нам с Джинни досталось мало почета. Но мы сумели убедить его, что ему полезно быть на виду, так как это приносит пользу его лабораториям — их начали модернизировать… ну а нам все это не нужно, поскольку мешает нашей личной жизни. Кроме того, если мы хотим добиться отмены глупых правил и создать в Трисмегистусе сносные условия существования, лучше подыгрывать Мальциусу и не напоминать ему, как он праздновал труса.

В общем, зима и весна были чудесными и полными ожиданий. Я мог бы пропустить многое, но… но мне так хочется вспомнить еще раз некоторые моменты!..

— Нет, — сказал я деловому партнеру моей невесты. — Ты не поедешь с нами в свадебное путешествие.

Он закатил глаза и негодующе заявил:

— Мня-а-у!..

— Ты прекрасно проведешь этот месяц здесь, в квартире, — твердо произнес я. — Комендант обещал кормить тебя каждый вечер, когда станет приносить молоко для домового. И не забывай, что ты не должен охотиться на домового. После того как ты три раза кряду устраивал тут погоню за ним, Маленький народец стал подсахаривать мартини нам с Джинни!

Свартальф самодовольно крутанул хвостом и сверкнул желтыми глазами. Но вообще-то я понимал, почему он так относится к домовому: с точки зрения кота, существо ростом с мышь, юркое, как мышь, не может, черт побери, ожидать, что с ним будут обращаться иначе, чем с мышью.

— Он, между прочим, приходит сюда не только вытирать пыль, — напомнил я Свартальфу, — но еще и приводить в порядок твоютуалетную коробку. Ты можешь без нас гулять или летать на венике, но домового трогать не смей, грубиян! Если я при возвращении узнаю, что ты снова за ним гонялся, я обернусь волком и устрою тебе головомойку. Понятно?

Свартальф обиженно дернул хвостом.

В гостиную вошла Вирджиния Грэйлок, которая через несколько нестерпимо долгих часов должна была стать миссис Стивен Матучек. Меня настолько захватило зрелище высокой гибкой фигуры в белом платье, аристократических черт лица и огненно-рыжих волос, спадающих на плечи, что голос Джинни я воспринял лишь как симфонический аккомпанемент к увиденному. Ей пришлось повторить:

— Дорогой, ты действительно уверен, что мы не можем взять его с собой? Это заденет его чувства.

Я опомнился.

— Его чувства — из закаленной стали. Я как-нибудь выдержу, если он полезет в нашу кровать, когда мы вернемся, ну… до известной степени… но пятнадцать фунтов черной кошатины на моем животе во время медового месяца — это слишком. Тем более что он предпочитает твой живот.

Джинни вспыхнула:

— Мне будет не хватать моего помощника, после стольких-то лет! Ну, если он обещает вести себя хорошо…

Свартальф, стоявший перед нами на столе, потерся о бедро Джинни и мурлыкнул. Я бы тоже не прочь, подумал я. Однако я не собирался отступать.

— Нет, он просто не способен вести себя прилично, — сказал я. — А тебе он не понадобится. Мы намерены забыть обо всем мире, и о работе тоже. Ведь так? Я не собирался ни корпеть над книгами, ни навещать друзей-оборотней — даже ту семью койотов из Акапулько, которая нас приглашала. Мы будем только вдвоем, и никаких кисонек…

Я прикусил язык, но Джинни не обратила внимания на мои слова, продолжая ласково гладить Свартальфа.

— Хорошо, дорогой, — вздохнув, сказала она. И, не удержавшись, съязвила: — Радуйся семейной жизни, пока можешь!

— Я намерен радоваться ей всю жизнь! — хвастливо сообщил я.

Джинни вскинула голову:

— Всю жизнь? — и торопливо добавила: — Нам лучше отправляться. Все уже уложено.

— Вперед, супруга! — согласился я. Она показала мне язык. Я погладил Свартальфа. — Пока, приятель! Надеюсь, не завидуешь?

Он увернулся от моей руки и сказал, что, пожалуй, нет. Джинни крепко обняла его на прощание, подхватила меня под руку и потащила за дверь.

Сюда, в квартиру на третьем этаже дома, расположенного неподалеку от университета Трисмегистуса, мы должны были вернуться после медового месяца. Наше венчание было скромным, в церкви присутствовали лишь несколько близких друзей; потом состоялся скромный ленч в доме одного из знакомых — и мы распрощались со всеми.

Друзья Джинни в Нью-Йорке и мои старые голливудские приятели имели деньги. И, сбросившись, несколько человек подарили нам персидский ковер. Подарок, конечно, был потрясающий — но где вы видели молодую пару, которой не понравилась бы роскошь?

Ковер ждал нас у дома. Весь багаж был уже сложен в его задней части. Мы уютно устроились на подушках, набитых искусственной морской пеной. Джинни промурлыкала слова команды. Мы взлетели так мягко, что я и не заметил, как мы очутились в воздухе. Ковер, конечно, летел не так стремительно, как спортивные метлы, но три драконьи силы, таящиеся в нем, вынесли нас за пределы города в считанные минуты.

Под нами раскинулись необъятные зеленые равнины Среднего Запада, то тут, то там пересеченные серебряными лентами рек; но мы были только вдвоем среди птиц и облаков. Защитный экран укрывал нас от ветра. Джинни сбросила платье, под которым оказался купальник. Теперь-то я понял теорию транзисторов: отсутствие материи, безусловно, так же существенно, как и ее присутствие. Мы загорали по пути на юг; а в сумерках остановились, чтобы поужинать в прелестном маленьком ресторанчике в Озарксе, но в метлотеле решили не ночевать. А вместо этого полетели дальше. Ковер был мягким, теплым, уютным… Я начал было поднимать вверх, но Джинни сказала, что лучше лететь чуть ниже, там будет теплее. И она оказалась права. В небе роились звезды, а потом взошла огромная южная луна и поглотила большую их часть… и ветерок что-то тихо напевал, и снизу из темноты доносился хор цикад… а остальное — не ваше дело.

Я знал совершенно точно, куда мы направляемся. Мой армейский друг, Ян Фернандес, сумел неплохо использовать свой военный опыт. Он служил в секторе пропаганды и написал массу блестящих сценариев. А теперь, вместо того чтобы сочинять ночные кошмары, которые засылались врагу, он занимался популярными сериями снов, и его наниматели платили ему в соответствии с его талантом. Сны Фернандеса любили все, кроме психоаналитиков, но они вообще уже отживали свое, после того как были найдены научные способы изгнания бесов из одержимых. И вот в прошлом году Фернандес построил загородный дом в стране своих предков. Домик этот располагался на побережье Соноры, в уединеннейшей точке Мидгарда — ив одной из прекраснейших. Фернандес предложил мне пожить в нем этот месяц, и мы с Джинни соответственно назначили дату венчания.

Мы приблизились к дому на следующий день в полдень. На западе лежал Калифорнийский залив, сверкающий бело-голубыми тонами. Прибой набегал на широкий песчаный пляж, за ним громоздились утесы, а вдали, на востоке, простирались равнины — сухие, окаменевшие, мрачные. Дом Фернандеса, стоявший на высоком берегу, над обрывом, окружала зелень.

Джинни захлопала в ладоши.

— Ох! Я просто поверить не могу!

— Ты же с востока, откуда тебе знать, как велика страна! — самодовольно сказал я.

Джинни прикрылась ладошкой от солнца и всмотрелась в даль.

— А там что такое, вон там?

Я сначала просто уставился на ее указующий палец, но потом опомнился. На вершине утеса — примерно в миле к северу от дома Фернандеса и на несколько сот футов выше — полуразрушенные стены окружали нечто вроде груды камней; там же торчала мрачная башня, похожая на сухую корягу.

— JIa Фортасела, — сказал я. — Испанская постройка семнадцатого века. Какому-то дону взбрело в голову, что он может извлечь прибыль из этой местности. Он воздвиг тут замок, привез из Кастилии жену. Но все получилось не так, как он рассчитывал, и вскоре все пришло в запустение.