Я выдернул паспорт у него из рук. Все совпадало. Томеску Иоанна, улица Георге Лазэра, дом одиннадцать, Бухарест. Только старой карге было за семьдесят.
Укоризненно глядя на него, я постучал пальцем по его черепу.
— Напрасно ты задумал шутки со мной шутить! Правильные данные были такими: Мушат Мария, квартал ОД-6, не замужем. Возраст меня не интересовал. Женщине столько лет, на сколько она выглядит.
Наконец я улегся. Незадолго до пробуждения мне приснился сон: кто-то гнался за мной с тяжелой дубиной. Было страшно, хотелось убежать, но ноги не слушались, и я еле полз, как улитка,
— Бырнова… Через пять минут Бырнова!
Подскочив как ужаленный, я, конечно, сразу же ударился головой о потолок. Франчиск, несомненно, рассчитывал на это, иначе зажег бы хоть ночник.
Я плеснул в лицо воды. Человечек на нижней полке застонал во сне — наверное, ему снилась жена. В карманах его пальто, висевшего на плечиках рядом с моим, я сразу же нашел паспорт.
Человечка звали Мареш Жаниоль. На свое счастье, да и на мое тоже, он жил в Яссах.
Проходя по коридору мимо логова Франчиска, я заглянул к нему.
— Доброе утро! Мне не нужна квитанция, не беспокойся. Счастливо!
Он сделал под одеялом знак, что не будет плакать, если я попаду под колеса.
На вокзале я узнал, что в этом богом забытом местечке, затерявшемся среди сосняка, у состава меняют локомотив.
До Ясс было рукой подать, но оставалось еще одно препятствие — крутой холм. Поезд должен был преодолеть его сквозь туннель, черневший в сотне метров от вокзала, и я очень сожалел, что он это сделает без меня.
Своим огорчением я даже поделился с дежурным, от которого и узнал все вышеперечисленные подробности. Он объяснил мне, что еще не все потеряно. Поезд отходит как минимум через десять минут. Но я дал ему понять, что у меня другие планы.
Он говорил на забавном диалекте, непривычном для уха столичного жителя.
— Откуда ты, парень? — спросил я его.
— Разве не видать? Дак из Ясс же!
— А чем ты тут занимаешься?
— Дак туды — сюды паровозы гоняю!
— И правильно делаешь! Привет!
— Покедова!
В чистом морозном воздухе гулко раздавались наши голоса. Светало. Время приближалось к половине восьмого. Вековой лес впитывал все звуки, Неправдоподобная тишина вместе с клубами густого тумана спускалась с гор. Был тот таинственный час, когда ночь еще не перешла в утро.
В зале ожидания молодая парочка — он симпатяга, а она не очень — дремала, держась за руки даже во сне. Ее некрасивое личико покоилось на его плече. Парень спал с открытым ртом и слегка похрапывал. Над туго завязанным галстуком адамово яблоко выпирало, как нарыв, вот — вот готовый прорваться.
Жалкое зрелище являет собой для чужеземца страна, которая еще не проснулась!
За окошечком билетной кассы мирно посапывал старичок — божий одуванчик. В течение нескольких минут я объяснял ему, чего мне надо, но он так и не понял.
— Такси?! А почему ты не хочешь ехать поездом? Он же еще стоит на вокзале.
В конце концов, убедившись, что я не поддаюсь на его уговоры, он сдался. Предварительно бдительный старикашка удостоверился, что я действительно понимаю, в каком именно месте нахожусь, и осведомлен, что поблизости находится туберкулезный санаторий, а не дом умалишенных. Он потребовал даже, чтобы я предъявил ему деньги на такси, и только после этого позвонил в Яссы.
От нечего делать я прогуливался по платформе. Газеты и журнал "Двадцатый век" остались в поезде, который тем временем уже преодолел туннель,
По своему обыкновению я отправился в дорогу, питая слишком большие надежды, и, как водится, сбился с пути. Мне удалось нащупать лишь едва заметную тропку — молодую накрашенную особу. Оставался единственный выход — взять быка за рога, то есть поговорить с глазу на глаз с самим Манафу,
Такси подъехало примерно через полчаса. Ко мне подошел шофер.
— Такси вызывали? — спросил он, таращась на меня, словно видел перед собой инопланетянина.
— Да.
— Пройдите, пожалуйста, со мной. Я оставил машину на стоянке за вокзалом.
По дороге я осведомился:
— Курорт Бырнова и в самом деле большой?
— О да! — ответил он с гордостью истинного патриота Молдовы, чей географический кругозор ограничен достопримечательностями родного края.
На вокзале было все как положено: почта, милиция и стоянка. Ежедневно санаторий и две турбазы принимали толпы отдыхающих со всех уголков страны.
Такси — "дачия-1300" — было в приличном состоянии. Усевшись рядом с шофером, я запахнул дубленку, чтобы не замерзнуть, посмотрел на часы и пообещал:
— За мной две пачки" Кента", если мы обгоним поезд.
В виде аванса я кинул пачку ему на колени. Шофер состроил такую мину, что запросто мог бы рекламировать уксус из гнилых яблок, и глянул на циферблат. Было пять минут девятого.
— Этот поезд небось уже в Яссах, на вокзале. Или проехал Николину.
— Вот видишь! У тебя еще есть время. Во всяком случае, ты можешь попытаться.
После этих слов он перестал удивляться любым моим поступкам. Во всяком случае, не выразил бы изумления, попроси я его ехать не по шоссе, на котором, к стати, совсем не было снега, а по рельсам.
До Ясс мы добирались в полном молчании. Поначалу дорога вилась серпантином, и мое сердце прыгало от восторга. Заснеженная природа имела неподдельно девственный вид. Лес едва
пробудился, от него веяло таким радушием, что я с трудом подавлял искушение прихватить частичку от его щедрот. Если бы не машина, возможно, нам удалось бы услышать пение дроздов.
В Яссах я протянул шоферу паспорт моего попутчика и деньги. Сославшись на неотложные дела, я попросил его купить авиабилет для моего заболевшего старшего брата, а потом дожидаться меня на стоянке перед гостиницей" Единство". Он отправился к авиакассам в полной уверенности, что я обязательно потребую отвезти меня на воды в Пурчику, где буду купаться нагишом в проруби с яблоком в зубах.
По дороге в гостиницу в магазинчике, к счастью открытом по воскресеньям, я купил кое-что из косметики, а в кондитерской запасся конфетами и жевательной резинкой.
В общественном туалете я до неузнаваемости изменил свою внешность. Во внешнем уголке правого глаза с помощью бесцветного лака для ногтей склеил ресницы и замазал их черной тушью. Теперь стоило мне закатить глаз, каждый бы поклялся, что он у меня либо вытек, либо на нем чудовищное бельмо. Под верхнюю губу и за щеки я засунул жвачку. Нарумянился, а в рот доложил конфетку. Глянув в зеркало, я постарался придать своей физиономии твердое и в то же время оптимистичное выражение — как у злодея из сказки. Зрелище получилось весьма плачевное. Я походил на человека, изнуренного голодом и осмелившегося выйти на большую дорогу, вооружившись лишь костью от лошадиного скелета.
Очень приветливая администраторша в гостинице подтвердила, что мой брат, Аркадие Манафу, и моя свояченица, Рафа — эла Манафу, забронировали номер с 3 января. Объявлялся же только мой брат, вскоре укативший в неизвестном направлении. Он отказался от номера, принеся соответствующие извинения, но мне ничего не просил передать. Я сделал вид, что меня до глубины души возмутило его свинство.
— А кто-нибудь еще интересовался моим братом? — прогнусавил я.
С очаровательной улыбкой администраторша ответила:
— Да, господин Манафу. Им интересовались ваши родственники из милиции. Я и мои коллеги рассказали им то же самое, что и вам. Так что зря вы к нам столь часто наведываетесь — намять у нас отличная.
Я убрался восвояси, с удивлением обнаружив, что сыграл роль незадачливого сыщика. Такси ожидало меня перед гостиницей. Я окликнул носильщика и передал ему деньги для шофера, попросив принести сдачу, авиабилет и паспорт.
Когда парень вернулся, я спросил:
— Что сказал шофер?
Носильщик переминался с ноги на ногу и, убедившись, что чаевых ему все равно не дождаться, нахально выпалил: