— А ты неординарная личность! Вор осклабился:

— Я много личность!

— Точно. Каждые пять минут преподносишь мне сюрприз.

— Например?

— Например, только что, с Оанчей. Как это ты его приручил?

— Побратались мы,

— После того как ты его измутузил? Димок лег, заложив руки за голову.

— Свали он меня, я б ему поцеловал лопату. Закон… Пока я сильнее, он шелковый, а поскользнусь — его взяла.

— А деньги?

— Какие деньги?

— Которые он тебе дал.

Вор достал пачку из кармана и пересчитал сотенные.

— Почуял, наверное, что у меня негусто… Две тысячи… Ничего, пригодятся.

Он посмотрел на перстень Беглого:

— Сделаемся?

— Цыц!

— Пятнадцать листов.

— Нет.

— Восемнадцать — и будь здоров!

— Это материн перстень, Митря. Я не отдам его ни за что на свете,

— Фрайер! — Он встал. — Пошли? Пробирает.

Они направились к дому. Зажглись фонари. Парочки шли в Мамаю в поисках развлечений. Силе шагал впереди, Димок — хвостом за ним. В кафе кипела работа, официанты надрывались под тяжестью подносов.

— Ополоснемся стаканчиком вина, дуралей? Беглый остановился в нерешительности.

— Как бы нас не узнали… Может быть, в другом месте?

— Пошли в" Веселые ребята".

— А где это?

— За стадионом. Семечек полузгаем, пузо впрок набьем… Я угощаю.

— Ну — ну…

Вдруг Челнок схватил его за локоть. Со стороны бульвара приближался патруль.

— Атас!

Они нырнули в темный переулок.

— Чуть не попались, — прошептал Силе.

На каждом углу стоял милиционер, сновали патрульные машины.

— Что это? — спросил Беглый.

— Дело дрянь. Они с нас не слезут… Опять придется перекочевывать, господин профессор!

— Ты что? Не видишь, что делается? Пропадем!

— Кривая вывезет. Повезло стихоплету — пять сотен дури — ком и барахло в придачу.

Беглый закусил губу:

— Я оставил деньги в чемодане…

— Что — о–о?!

— Я думал…

— Индюк думал! Ну и простофиля же ты, братец!

— Не идти же было на пляж с двенадцатью тысячами. — Лучше подари их хозяину. — Димок возвел очи горе: —

Вот дурила-то, прости господи!

Фары милицейской машины мели кустарник. Беглецы прилипли к земле. Димок проворчал:

— Братья — сестры у тебя имеются?

— На них, что ли, надежда?

— То-то! Без денег нам не пробиться! Держись за мной.

Они подкрались к дому. Это было непросто: освещенные окна выстлали траву дорожками света, приходилось петлять, огибая их.

— Не бодает тебя нечистый, Митря?

— Пропадешь! Этот балкон, что ли?

— Он самый.

— Давай лезь.

На их счастье, балконную дверь они оставили приоткрытой. Силе протянул руку к выключателю.

— Совсем чокнулся! Ползи по — кошачьи, кляча, — шепнул вор, схватив его за локоть.

В чемодане Профессора все было вверх дном. Порывшись, он поднял глаза на мозгляка:

— Денег нет!

Внезапно загорелся свет. Беглецы взвились как ужаленные. С порога им улыбался опирающийся на костыли Стаматиу.

— Добрый вечер, господа. Помнится, я дал вам ключ… Димок бросился к окну, затянул портьеру и сунул руки в

карманы брюк. На губах появилась знакомая Беглому жестокая улыбка.

— Ты шустрый, да?

— Что, простите?

— Не прощу, уважаемый, я те сейчас все ребра пересчитаю!

— Господин инженер, так, помнится, вы представились, вы пользуетесь жаргоном, который вам чести не делает. Равно и ваша манера проникновения в жилище не свидетельствует о слишком изысканном воспитании. Как все это понимать?

— Язык у тебя хорошо подвешен, петух, но со мной такие штучки не проходят. Деньги!

— Или жизнь, да? Понятно. — Поэт улыбнулся: — К сожалению, должен вас разочаровать, я беден.

— Думаю, ты кое — чем поживился, шаря по чемоданам! Стаматиу повернулся к Беглому.

— Боюсь, у вашего друга дурное настроение. Чья вина, что вы оставили дверь на балкон открытой? Кто-то забрался в комнату, другого объяснения я не нахожу.

Силе поколебался и пробормотал неуверенно:

— Извините…

— Шляпа! — отрезал вор. — До сих пор не понял, что это за птица? — Он повернулся к поэту: — Гони деньги, падла, а то я тебя искромсаю!

— Митря, — вмешался Профессор, — может, и в самом деле…

— Ты заткнись, понял?! Хозяин пожал плечами, вздыхая:

— По — видимому, мы ни до чего не договоримся. Хотя мне это очень неприятно, предлагаю обратиться в милицию. Милиционеры как раз на улице перед домом. Маменька утверждает, что они ищут двух каторжников.

Беглецы переглянулись. Стаматиу улыбнулся еще шире:

— Вы уверены, что следует их позвать?

— Зови!

— Пожалуйста.

Как только он повернулся, Димок ударил его ногой по почкам. Поэт рухнул как подкошенный. Димок набросился на него и стал срывать гипс.

Беглый ужаснулся:

— Что ты делаешь?

— Лупи шары, дура!

— Ты с ума сошел! Искалечишь человека!

Димок поднялся с гипсовой оболочкой в руке и показал на загорелую ногу Стаматиу:

— Никакой он не калека! Надевает гипс, чтобы усыпить бдительность фараонов, а ночью по хатам шарит.

Силе глазам своим не верил. Опершись о стену, Стаматиу освободил от гипса вторую ногу и спросил удивленно:

— Как это ты пронюхал, братец? Вор горделиво покуривал.

— Сразу чувствуется школа Таке Крика! — сказал" поэт" с улыбкой. — Лопни мои глаза, если ты не Митря Челнок, он же Димок!

— Все может быть… — Вор посмотрел на него долгим взглядом и вдруг взорвался: — Закусь!

— Долго же ты припоминал!

— Закусь, родненький!

Они, смеясь, пожали друг другу руки. Димок потрогал шрам на щеке:

— Вот кто меня пописал, дя Силе, в потасовке в" Ромео"! Я тебе сказывал…

Закусь хлопнул в ладоши:

— А я-то фазан! Нашел кого грабить! Димок, дорогой, сколько же мы лет не виделись?

— Лет двадцать пять…

— Целая жизнь человеческая… Последний раз пили вместе у Попа и Бунеску. Тогда ты стоял на стреме у Жоры Косточки. Где он теперь?

— Опутала его маруха из Милитарь. В семена пошел. Мина — дора такая, дочь Вангелату, да ты ее, наверно, знаешь!

— Году в пятидесятом с ней путался…

— Я повстречал ее батю нынешней зимой. Его смерть забыла, еле на ногах держится.

— Вангелату, гроза лотошников…

— Еще одного списали…

Это был пир воспоминаний, один за другим они разжигали давно угасшие костры. Беглый уселся на краешек кровати, он все еще не мог прийти в себя после истории с гипсом, Димок болтал без умолку:

— Ну а ты как?

— Четырнадцать календарей отсидел после дела в" Гранде". Потом прижился в Констанце. Другой народ, не грабят, как в наше время…

— Петь, я погляжу, выучился как культурный…

— Рот квартплаты не просит. Здесь все сливки ворья работают, каждый со своим номером. — Он улыбнулся: — Слышал я, ты скооперировался с братьями Зуграву.

Димок отмахнулся:

— Скажи лучше, они меня обработали, из-за них и влип.

— А разве они не приказали долго жить?

— Ну и что? — Он сделал вид, что вспомнил о Профессоре: — Ученик дуралея Силе Драгу, он же Беглый.

— Вор?

— Первоклассный! Грабил с заборов яблоки в Крестах… — Он рассмеялся: — Фазан фазаном, ученый человек. Мы смылись вдвоем, и он остался у меня на руках.

Закусь посмотрел ему в глаза:

— Материал хороший, а если к тому же речист…

— Профессор! Любого трепалу за пояс заткнет.

— Может, из него что и получится. Ныне же поют другие песни. Пером работает?

— На кой оно при такой будке? А кузов! Пощупай. Ну-ка, повернись, дура.

Беглому казалось, будто его продают на аукционе. Он улыбнулся:

— Наш общий друг Димок шутит, уверяю вас…

— А что делается, когда он запустит кувалды! В потасовке в Чишмиджиу четырнадцать официантов положил, слово чести!

— Ври, да не завирайся, Митря!

— Ну, десять-то было?

— Я же не один дрался.