— Мне кажется, вы излишне мучаете себя.

— Что поделаешь!

— Дело в том, — поспешил вмешаться Беглый, — что мой коллега родился в семье книжников, для которых весь смысл человеческого существования сводится к тому, чтобы грызть гранит науки…

Димок тут же изобразил жертву семейной традиции, способную вызвать слезу. Хозяйка присела в кресло у письменного стола. На ней было скромное домашнее платье с кружевным воротничком. Единственным ее украшением был перстень с синим камнем — капля чернил на пальце. Казалось, она сошла со страниц иллюстрированной книжки — миниатюрная, улыбчивая бабушка, ребенок с белыми волосами и морщинистым лицом.

— Господин Дем как две капли воды похож на одного моего ученика. Сейчас он концертирует в Зальцбурге. Рауль Падина, скрипач, вы, конечно, о нем слышали…

— Разумеется! — Беглый был настроен на шутливый лад. Он повернулся к Димку: —Ты, конечно, тоже слышал его игру?

Вор улыбнулся, как мог приятнее, качая головой.

Минуты, проводимые в обществе хозяйки, были его крестом. Он покрывался потом, давился кофе, изо всех сил стараясь не чавкать.

— Вы преподавали музыку? — любезно поинтересовался Силе.

— Давала частные уроки. Когда-то имела счастье играть под дирижерскую палочку Энеску… затем в Европе — с Сарелли. Он был лучшим исполнителем Моцарта. Затем пришла война, тяжелые времена, кому тогда было до концертов?

— В самом деле.

— Я никогда не могла похвастаться крепким здоровьем. Много лет провела в санатории.

— Легкие? — проявил профессиональный интерес Димок.

— Нет. Малокровие. — Она грустно улыбнулась. — Так закончилась, едва начавшись, моя артистическая карьера…

Беглый хотел было закурить, но удержался. В доме царил запах айвы и лаванды. Вор добросовестно ковырял в ухе мизинцем. Силе легонько стукнул его носком по голени, малый с перепугу икнул.

Мадам Анджелеску деликатно отвела глаза и поставила чашечку на край письменного стола.

— По — видимому, у меня не было большого таланта. Истинное дарование, я убеждена, способно укрепить слабое здоровье,

— Вы много путешествовали? — спросил Беглый поспешно, видя, что старушка ступила на опасную стезю.

— Относительно. Испания, Италия, Австрия, северные страны… — Она улыбнулась. — В бомбежку сорок четвертого я потеряла дом, унаследованный от отца. Он был хорошим врачом. Его трактат по экспериментальной хирургии изучают и сегодня.

Она заглянула в книгу Димка. Вор немедленно закашлялся. "Если она вздумает спросить мое мнение, конец!" — было написано у него на физиономии.

— Выдающаяся работа, — поспешил на выручку Беглый. — Мой коллега особенно ценит ее…

— Подходящая, подходящая… — закивал Димок.

— Мой супруг погиб в автомобильной катастрофе. — Она вздохнула, — Я хочу сказать, что утратила все, кроме воспоминаний. Они — единственное приобретение, которое никто не может у меня отнять. Турне по Европе доставили мне радости, которыми я живу по сей день. Когда идет дождь, и я плохо себя чувствую, и мне не хватает и того, и другого, гнетет одиночество, я вспоминаю день, когда впервые увидела собор Саграда Фамилия в Барселоне. Это случилось в тридцать втором году. Была весна, цвели рощи лимонов и апельсинов… Вы не можете себе представить, господа, как выглядит Андалусия, когда цветут апельсины! На мне тогда было белое платье с маками… Или визит на Капри… Там я познакомилась со своим будущим мужем. — Она засмеялась: — Четверть часа мы разговаривали на плохом итальянском и только потом поняли, что оба — румыны… — Глаза ее засверкали. Она стала вдруг значительно моложе. И поднялась. — Простите меня, пожалуйста.

— Что вы, мадам Анджелеску, нам было очень приятно…

— Это старые истории, которые сегодня никому не интересны.

— Напротив. Я тоже люблю путешествия. Ребенком я засыпал с атласом в обнимку… Десяти лет мог с закрытыми глазами нарисовать контуры материков, по ночам видел во сне, как пробиваю себе путь в одиночку по джунглям Амазонки… — Силе пожал плечами. — К сожалению, не всем мечтам суждено осуществиться. Жизнь ведет нас путями, в которых ничего общего с грезами, а если им случается совпасть, вмешивается судьба, и опять ничего не выходит.

Старушка ласково улыбнулась:

— Фаталист в столь молодые годы? Вера в судьбу приходит обычно тогда, когда устаешь бороться.

Беглый покачал головой:

— Иногда человек устает очень рано… — Он махнул рукой, как бы стремясь отогнать печальные мысли. — В самом деле, воспоминания — это единственные приобретения, заслуживающие того, чтобы вложить в них душу. Грустно, однако, в сорок лет иметь одни лишь воспоминания…

Вор сидел как на иголках. Старушка это заметила и сказала, застенчиво улыбаясь:

— Вам необходимо заниматься, а я разболталась.

— Вы не так поняли! — поспешно возразил Беглый. — Доктор Дем хочет обратиться к вам с просьбой, но не смеет.

— С какой же?

— Сыграть нам Паганини. Он обожает" Каприччио"… Мадам Анджелеску густо покраснела.

— Как вам сказать… Последний раз я играла несколько месяцев тому назад.

— И тем не менее…

— Боюсь разочаровать вас.

Малый выкатил глаза, с ненавистью уставился на Силе. Взволнованная старушка поднялась.

— Минуточку. Я только возьму скрипку. Едва они остались вдвоем, Димок взорвался:

— Слушай, Беглый!

— Ничего, очень даже здорово, пообтешешься маленько. От тебя же за версту слободкой несет! Внимание, превратись в слух и мотай головой в знак того, что, мол, нравится.

— Я тебе это припомню!

— Кроме того, было бы неестественно, чтоб интеллигентные люди, доктора…

— Прижму же я тебя когда-нибудь! Прижму так, что тебе самому пондравится!

— Тсс!

Мадам Анджелеску положила на письменный стол толстую кипу нот.

С вором сделалось дурно. Он достал сигарету, но, встретив взгляд Беглого, вздохнул и засунул ее в пачку.

— С чего начать? Прошу вас, выберите сами.

Димок перебрал альбомы и остановился на самом тонком.

— Вы любите доклассическую музыку? — Умираю по ней…

Старушка зарделась:

— Это меня радует. Я тоже ее люблю.

— В нашем распоряжении целый вечер, — подсказал Беглый. Как только мадам Анджелеску принялась настраивать

скрипку, Димок сделал томную мину и усиленно закивал. Почувствовав сильный удар по ноге, он покосился на Беглого. Тот подал ему знак не спешить.

Старушка начала застенчиво, еле касаясь струн. Но вот из скрипки полились глубокие рыдания. У вора волосы встали дыбом! Он глядел на ехидную улыбку Беглого и готов был придушить мучителя…

И вдруг вместо старушки вор увидел цыгана Оанчу. Закрыл глаза, но образ стал только четче. Это был скрипач с Колентины, обремененный кучей детишек, прокормить которых стоило тяжкого труда. Играл он только на поминках бедняков. На свадьбы приглашали оркестрики Тэтэраша или Борчага, в кабаках был спрос на молодых да пригожих музыкантов, чтоб по вкусу дамочкам, — как туда сунешься?

Димок знал его давно — встречал по ночам, когда цыган возвращался домой после поминок с кутьей в корзине. "Играешь, Оанча, нет тебе отдыха!""Куда денешься, господин Челнок, семья большая…"Как-то Оанча прибился к буфету со спиртным в Рахове, играл зеленщикам, бывало, давали монетку — другую. Однажды во время драки кто-то выхватил у цыгана скрипку и хватил корчмаря по голове. Скрипка разлетелась в щепки. Пока подоспела полиция (дело вышло мокрое), хулиганы разбежались. Ищи ветра в поле!

Шесть месяцев вкалывал Оанча в каменоломне, чтобы купить новый инструмент. Труд тяжкий, от музыканта остались кожа да кости. А по весне отправился за новой скрипкой. Димок догнал его на пустыре. Несчастный так и не понял, кто его повалил, а поднявшись, обнаружил, что карманы пусты.

Вечером вся слободка шумела: цыган Оанча повесился.

Беглый зачарованно следил за пальцами женщины. Они то выплясывали чарльстон на струнах, то вдруг останавливались, вибрируя. Старушка играла, вглядываясь куда-то в сетку дождя, глаза ее блестели странным светом. Интересно, о чем она теперь думает?