Но, наверное, будет справедливо позволить сказать последнее слово Монтгомери, который сражался так долго и так тяжело:

На Гитлера произвела впечатление скорость и эффективность, с которой его танковые дивизии под руководством своих блестящих командиров разгромили Польшу и Францию. Именно это повлияло на его решение атаковать нежеланного союзника — Россию. Конечно, это был только вторичный фактор, так как фюрер давно смотрел на восток в поисках lebensraum (жизненного пространства), в котором немцы нуждались еще с 1928. Даже после подписания в августе 1939 нацистско-советского пакта о ненападении, он все больше и больше убеждался, что однажды Советы нарушат пакт и присоединятся к его врагам. Таким образом, война с Россией была неизбежна, и дальнейшее ее откладывание делало задачу еще более трудной, хотя в исходе такой войны Гитлер не сомневался никогда. Плохие действия русской армии в войне против Финляндии еще больше убедили его, что Красная Армия не может сравниться с Вермахтом, несмотря на резервы живой силы. На бумаге Советы имели подавляющее превосходство по крайней мере в 4 раза. Но в советских вооруженных силах все шло наперекосяк, о чем Гитлер знал. И это еще больше укрепляло его уверенность. Все эти факторы подтолкнули его к роковому решению, которое стоило Германии победы и привело к падению Третьего Рейха. Однако началась война удачно для немцев, которые умело использовали трудности и просчеты русских.

Самой сложной проблемой Советов были последствия ужасной чистки, которую Сталин устроил в 1937. Они привела к смещению и казни многих офицеров, которые поддерживали «реакционные, декадентские, капиталистические» теории мобильной войны, которые разработал Лиддел-Гарт. Такие способные командиры, как Тухачевский и Калиновский были убиты. Нехватка опытных танковых командиров так и не была восполнена. Процитируем статью, появившуюся несколько лет назад в журнале «Советское военное обозрение»: «Когда немецкие войска атаковали СССР, советским войскам требовались командиры высшего эшелона, понимающие природу современной войны. Многие из офицеров, выдвинутых на высшие командные посты в 1937 — 40 годах, не отвечали требованиям времени. Части из них не хватало знаний, другие не имели боевого опыта».

Одним из таких перешагнувших пределы своей компетенции командиров был генерал Дмитрий Павлов, который высмеивал применение танков в Испании. Благодаря его влиянию, механизированные соединения были распущены, а танки были мелкими группами распределены по пехотным дивизиям в качестве сил поддержки на французский манер. Плохие действия Красной Армии в советско-финской войне вызвали шок и заставили руководство Советов срочно изменить свои взгляды. Началось спешное формирование танковых соединений. Однако завершить его до нападения немцев не удалось. Реорганизацию начал новый главный маршал танковых войск Павел Александрович Ротмистров, который вскоре был признан одним из ведущих танковых экспертов СССР. Ротмистров родился в крестьянской семье в 1901 в деревне возле Калинина. Он был призван в Красную Армию и вступил в Коммунистическую партию в 1919, сражался в годы Гражданской войны. В 1931 Ротмистров закончил военную академию им. Фрунзе. Он последовательно командовал бригадой, корпусом и армией, проявил большое мужество и качества командира. Особенно он отличился в Курской битве, командуя 5 Гвардейской Танковой Армией. На совещании в 1939 он выразил свое мнение, что «танки следует использовать массово. Наилучшая ситуация для танкового командира — находиться во главе бригады, корпуса, армии. Сосредоточение 1000 танков — вот мечта любого танкиста!» Таким образом, шла серьезная реорганизация, когда немцы вторглись в СССР. К этому времени было создано слишком мало механизированных корпусов.

Когда немцы напали, большая часть Красной Армии — 15 армий — была расположена в приграничных округах. В результате, они подверглись немедленной атаке, были окружены и уничтожены. Директива Гитлера № 21 от 18 декабря 1940, где впервые было упомянуто решение напасть на Россию, содержала слова: «Основная часть русской армии, расположенная в западной России, будет уничтожена в ходе смелых операций, которые будут вести танковые войска, нанося глубокие проникающие удары. Боеспособным русским частям следует помешать отойти вглубь России». Сталин игнорировал все предупреждения о готовящейся германской атаке, включая хорошо обоснованную информацию из многих дипломатических источников. Он абсолютно не представлял, что должно произойти.

В начале Великой Отечественной Войны Россия имела на вооружении слишком много типов танков. Политика стандартизации, которая должны была оставить только 3 типа — легкий, средний и тяжелый танки — еще не дала результатов. Много танков первой линии были устаревшими и практически бесполезными, современных танков не хватало. Например, из 2794 танков, построенных в СССР в 1940, только 115 машин были Т-34, самым новым и самым мощным русским средним танком. Кроме того, не были надлежащим образом организованы ремонт и обслуживание, это еще больше осложнялось множеством моделей танков. Но танки были не единственной проблемой. Красной Армии не хватало современных средств связи, не хватало полевой и противотанковой артиллерии. Общий уровень подготовки войск был плохим. Таким образом, хотя в июне 1941 Красная Армия насчитывала 4,5 миллиона человек, более 20000 танков и более 14000 самолетов, большая часть этих сил была так же бесполезна, как холостой патрон.

Гудериан впервые услышал кодовое название плана вторжения «Барбаросса» в конце 1940, когда его начальник штаба подполковник Фрейхерр фон Лейберштайн и представитель Генерального Штаба майор Фриц Байерлин вернулись с совещания в ОКХ. В своей автобиографии Гудериан рассказывает, как они развернули перед ним карту России и объяснили, чего хочет Гитлер. Гудериан был поражен. «Я с трудом поверил своим глазам. Неужели то, что я всегда считал совершенно невозможным, становится реальностью?.. Я даже не пытался скрыть свое разочарование и недовольство». Гудериан вспоминает, что все старшие командиры Гитлера предостерегали его от войны на два фронта. Однако штабисты Гудериана были крайне удивлены таким отношением своего командира, так как начальник Генерального Штаба армии генерал Франц Гальдер сумел убедить их, что Советы будут разбиты в ходе кампании, которая займет всего от 8 до 10 недель. Три группы армий должны были атаковать по трем расходящимся направлениям с тремя различными целями. «С профессиональной точки зрения это казалось полной бессмыслицей», — прокомментировал Гудериан. Он изложил свою точку зрения в ОКХ, однако на штабистов это не произвело никакого действия, так велик был непоколебимый оптимизм ОКХ и ОКВ. Гудериан был солдатом и потому принялся за подготовку своих танковых сил к наступлению, ядовито заметив: «До сих пор наши дела шли успешно. Удивительная скорость наших побед на Западе особенно затуманила мозги нашему командованию, и оно просто вычеркнуло слово «невозможно» из своего словаря».

Совершенно очевидно, что Гудериан был не единственным полевым командиром, который оказался не согласен с фюрером. Хотя, возможно, он был единственным достаточно смелым, чтобы выразить это несогласие вслух. Остальные предпочли делать это задним числом, хотя, справедливости ради, нужно отметить, что они не находились в таком привилегированном положении, как Гудериан. Эрих фон Манштейн, архитектор «плана Гельб», который так успешно командовал во Франции и Бельгии, не привлекался к разработке «Барбароссы». Как он пишет в своих мемуарах, в феврале 1941 он был назначен командиром LVI танкового корпуса. Это полностью отвечало его мечте, «которую я начал вынашивать еще до начала кампании на западе — командовать механизированным армейским корпусом». Поскольку это был относительно невысокий уровень командования, Манштейн ничего не знал о готовящейся кампании, пока в мае 1941 не получил оперативные приказы. И теперь он был гораздо больше занят действиями войск, чем вопросами большой стратегии. Из его отзывов ясно, что Гитлер совершил главную ошибку, недооценив ресурсы СССР и боевые качества Красной Армии. Жестокость советской системы, полное пренебрежение руководителей к страданиям и жертвам народа, его условиям жизни, делали Советы гораздо более страшным противником, чем представлял Гитлер. Для Гитлера русские были только презренными Untermenschen (недочеловеками), которых следует разбить, ограбить и поработить. Когда немцы нанесли первый удар, в некоторых районах население приветствовало их с восторгом, как освободителей от «коммунистической тирании». Но вместо того, чтобы использовать это, немцы своей грубостью и репрессиями быстро восстановили против себя всех и вся.