— Михелис… — тихо сказал Яннакос, чтобы не испугать своего друга, — не смотри так!
Михелис повернулся, из его глаз текли слезы.
— Погляди, Яннакос, — прошептал он, — у него борода появилась… Три года ему, а у него борода появилась. Это от голода! Я его нашел на дороге.
— Не смотри так, — повторил Яннакос.
— Я его нашел на дороге, — повторил Михелис. — Я не могу больше выносить все это! А ты можешь?
— Пойдем, — сказал Яннакос и взял его за руку.
— Подожди… Разве ты не видишь? Он умирает.
Ребенок попытался закричать, но у него уже не было сил. Он лишь почмокал губами, как рыба, выброшенная на берег, пошевелил ручонками и внезапно замер на руках Михелиса.
— Пойдем, — повторил опять Яннакос, — оставь его здесь, а завтра мы выроем ему маленькую ямку…
— Я не могу больше выдержать, Яннакос… А ты можешь выдержать?
Но Яннакос крепко схватил его за руку и увлек за собой. Манольоса они нашли в углу пещеры. Он сидел, опустив голову.
— Какие новости, Манольос? — спросил Яннакос.
— Плохие, дорогой Яннакос! Товарищи, которые работают в соседних селах, принесли немного хлеба, но разве этого хватит на всех! Мы послали людей в Ликовриси. «Чтоб вы подохли!» — ответил нам дед Ладас. «Пусть сотворит чудо ваш поп Фотис!» — ответил нам поп Григорис. И только Димитрос, мясник, прислал немного мяса, да Костандис ограбил свой бедный амбар. Но этого мало; даже по кусочку не достанется каждому ребенку.
— Где священник?
— Вот он!
Вошел поп Фотис и молча сел на землю. Он только что похоронил скончавшихся с голоду двух братьев-малышей; они умерли, обняв друг друга. Отец принес их в корыте, прикрыв травой, — у него не было полотна, чтобы сшить для них саван. Священник осторожно, чтобы не разъединить умерших, поднял их, положил на землю и прочел над ними молитвы. Тем временем немного поодаль отец выкопал небольшую яму.
Все молчали. Первым заговорил священник.
— Горе тому человеку, — сказал он, — который хочет мерить бога по своей мерке! Он пропащий человек! Он может с ума сойти, может начать проклинать всех, отречься от бога…
Он снова умолк, его устрашили слова, сорвавшиеся с языка, но он не мог больше сдерживаться.
— Что это за бог, который равнодушно смотрит, как умирают дети? — закричал вдруг поп и встал.
— Дорогой отче, — сказал Яннакос, — я сужу не бога, я сужу людей. Я осудил ликоврисийцев. Да, осудил, и сегодня вечером я спущусь в село и силой возьму то, в чем нам отказали.
Священник задумался на минуту: перед ним снова промелькнули два обнявшиеся ребенка.
— С моего благословения, — сказал он. — Я беру на себя этот грех.
— Нет, я беру его на себя, дорогой отче, — запротестовал Яннакос. — Я тебе не позволю.
— Ребята ждут меня, — добавил он, — это наши воины!
— Идите с богом! Скоро спустимся все вместе, открыто!
— Я тоже пойду! — неожиданно сказал Михелис.
— Пойдем, Михелис, развеешь немного свою печаль.
Он взял его за руку, и они пошли вперед, осторожно ступая в темноте. Яннакос чувствовал теперь необычайный душевный подъем.
— С хорошим началом, дорогой Михелис! Давай встряхнемся немного, брат! До сих пор ты говорил: упади пирог, я его съем! Но разве пирог сам упадет? Рехнулся он, что ли? Протяни же свою руку и хватай его! Давай не будем все сваливать на бога. Он хороший, я против него ничего не имею, но у него много забот, разве ему за всем уследить! Нам надо самим приложить руку. «Почему, волк, у тебя такой толстый загривок?» — «Потому что я сам хожу на охоту!» Давайте и мы выйдем сегодня на охоту… Эй, друзья, пошли! — обратился он к своим товарищам, которые в ожидании сидели вокруг небольшого костра в пещере. Все вскочили на ноги.
— С богом! — сказал Яннакос. — Нас благословил священник. Пошли! Не надевайте ваших туфель на толстой подошве и сапог — от них много шума, он выдаст нас.
Все засмеялись: у них и в помине не было такой обуви! Они обмотали ноги тряпками.
— Ты захватил с собой карманный фонарик, Лукас?
— Разве бывает великий пост без марта? Вот он!
Яннакос посмотрел и засмеялся.
— Его нам подарил бедный капитан Фуртунас, — сказал он. — Теперь он увидит из ада свой подарок и посмеется от всего сердца.
Впереди шли Яннакос с Лукасом, за ними два друга-товарища, Михелис замыкал шествие.
— Вы делайте свое дело, ребята, — сказал он, — а меня оставьте одного, я хочу пройтись по селу.
Ночь была очень темная, лил дождь. Струи вились, как шелковые нити; соединяясь внизу, они разбивались о камни. Время от времени из какого-нибудь дупла раздавался звонкий птичий голос: птица скучала и ждала своего возлюбленного. А сверху, с вершины пророка Ильи, вдруг послышался протяжный вой. Четверо мужчин остановились.
— Волк, — сказал Яннакос, — он тоже голоден.
— А быть может, это пророк Илья, — заметил Лукас. — Ведь и он тоже голоден.
— Нам поможет Святой Волк! — сказал Яннакос. — Пошли, друзья, в селе нас ждут ягнята!
Они снова двинулись. Лукас взял за руку Яннакоса.
— А ты наметил, на кого нам напасть? — спросил он.
— Да! На самого богатого, на самого подлого, на самого скупого! На старика Ладаса. Мы наполним наши бурдюки и мешки до отказа! Пусть ест бедная Саракина, пусть ест и больше не воет.
Немного помолчав, он добавил:
— А однажды ночью мы спустимся и стащим керосин.
— Хлеб и керосин! Ты прав, Яннакос, эти две вещи необходимы человеку, чтобы жить и мстить. Потому что недостаточно только жить.
Они уже подходили к селу. Яннакос остановился и обернулся к своим товарищам.
— Я пойду впереди, — сказал он, — я знаю все закоулки; вы же идите за мной гуськом, держась подальше от меня. Я заберусь на стену первый.
Они вошли в один из пустынных переулков. Приближалась полночь, все село спало глубоким сном.
«Только бы не почуял мое присутствие Юсуфчик, не начал бы опять реветь… — подумал Яннакос, когда они подходили к дому Ладаса. — Дай бог, чтобы он спал…»
Он приблизился к стене и подождал своих товарищей; те подходили один за другим.
— Пошли кругом, через садик, — тихо сказал Яннакос, — стена там невысокая. Дай мне фонарик, Лукас… Пошли, только будьте осторожны!
— Собака у него есть? — спросил один.
— Какая собака у такого скряги! Собаку ведь надо кормить, — ответил Яннакос.
Он обернулся к Лукасу.
— Эй, громадина, — сказал он, — ты останешься на улице и будешь служить лестницей! Мы заберемся на твои плечи и спрыгнем в садик. Если появится опасность, крикни, как сова… Ну, готовы, ребята?
— Готовы!
Великан прислонился к стене, схватил Яннакоса и поставил его к себе на плечи.
— Во имя Святого Волка, — сказал он. — Прыгай!
Яннакос сел на стену, затем спрыгнул в сад. Он постоял у стены, ожидая товарищей; те, один за другим, перемахнули через стену с мешками и бурдюками на плечах.
— Идите за мной, я знаю дорогу… Осторожно!
Они пересекли садик; маленькая дверь была открыта, и все вошли в дом. В верхней комнате слышался храп хозяина.
— Спит, — сказал Яннакос, — нам повезло.
Он зажег фонарик, нашел дверь кладовой и толкнул ее. Они вошли. Пахло маслом, вином, сухим инжиром, гниющей айвой. Посветили фонариком — заблестели раздутые бурдюки и винные бочки на подставках.
— Побыстрее наполняйте мешки, ребята, — прошептал Яннакос.
Один повернул кран бочки и наполнил свой бурдюк вином; другой набрал мешок пшеницы. Яннакос налил в свой бурдюк масла, потом взял мешок и набил его зерном. Посмотрел кругом, увидел веревочную лестницу, висевшую на стене.
— Слава тебе, господи, — сказал он, — вот и лестница, а то трудненько было бы все это перебросить! Бог ворует вместе с нами! Ну, ребята, пошли!
Они взвалили бурдюки и мешки на плечи, взяли лестницу, снова пересекли садик, укрепили лестницу на стене и поднялись по ней со своим тяжелым грузом. Лукас принимал мешки, бурдюки и ставил их на землю. Потом все по очереди становились на плечи Лукаса и прыгали на землю. Только Яннакос задержался, усевшись на стене, — ему не хотелось спускаться.