Владик немного повеселел: может, и не придется уезжать сейчас, может, погостит до начала учебы? Если, конечно, поездка к морю сорвалась. Но почему сорвалась? Не из-за того ли, что сестра не поступила в институт? Жалко. Хоть и боится она крови, но ведь — институт!

Владик сразу решил, что пойдет с тетей Ниной на переговорный пункт. Но, оказалось, туда собрались идти и Наташа с Егоркой. А потом за компанию к ним охотно присоединились и Сережка, и Толик. В общем, снова весь отряд.

— Отряд неразлучных! — пошутила Нина Михайловна. — Как будете расставаться-то, когда Владик уедет?

— Да пусть едет! — сказал Егорка. — Плакать не станем. Сестрица, может, слезу горючую прольет.

Наташа посмотрела на Егорку, повела плечом:

— И пролью! Это вы такие бесчувственные. Бегемоты толстокожие!

Владик слушал ребят и улыбался. Вот они какие — настоящие друзья! А что Егорка так говорит — это слушай, да разумей иначе. Никто же не просил его идти на переговорный пункт — сам захотел.

На почте у двух кабин, на стекле которых красными буквами значилось: «Междугородний телефон», ждали недолго.

Нина Михайловна в тесную кабинку вошла вместе с Владиком. Туда же втиснулась и Наташа.

Этому никто и не удивился: как же без нее, раз слезу собирается пролить!

В кабине было жарко, просто дышать нечем. Это только Наташа могла добровольно пойти на такое мучение. К тому же на линии что-то не ладилось. В трубке слышался треск, голос несколько раз пропадал. За пять минут разговора и минуты как следует не говорили. Нина Михайловна то и дело кричала в трубку: «Что? Алло! Повтори! Не слышу!..» Все же главное Владик понял: его требуют домой. И поедет он послезавтра. Нина Михайловна, обливаясь потом, трижды объяснила маме, что через два дня главный инженер завода собирается ехать тем же поездом. «С ним Владик и приедет. Слышишь меня, Зина? С ним и приедет. Номер вагона в телеграмме укажу. Встречай. Поняла?.. Владику даю трубку!»

Он только и услышал: «Владик, сынок, я очень…» — снова что-то затрещало, пискнуло, и тишина наступила, будто провод оборвался.

— Ну и поговорили! — вытирая платочком красное лицо, покачала головой Нина Михайловна. — Будто с Марсом. На днях из Хабаровска звонили — ну что в соседней комнате, так хорошо было слышно, а тут… И о Тане ничего не спросила… Вот так, Владик: придется отправлять тебя.

— Ничего, на следующее лето приедет, — мужественно сказал Егорка.

На другой день ходили на озеро, купались, играли в футбол. Егорка с Владиком на картофельном рядке осторожно подрыли два самых больших куста — смотрели, как сгруппированы в земле клубни.

День прошел, как и другие дни, — шумно и весело, и тем не менее Владик все время помнил: завтра уезжать.

А утром, тихонько скрипнув дверью, в горенку заглянула Наташа. Увидев, что Владик лежит, устремив печальный взгляд в потолок, она вошла — свежая, румяная, в знакомом Владику нарядном фартуке.

— Не спишь? — Она присела на кровать, понимающе улыбнулась: — Не хочется уезжать?

— Не хочется, — признался Владик. И, подумав, сказал: — Я, когда ехал сюда, так радовался! Не потому даже, что к вам еду. Я же тогда не знал вас. И тебя не знал, и Егорку совсем не помнил… Просто получилось так. Из-за ребят. Всякие во дворе ребята. И плохие. Особенно Васята. Ух, противный!.. Противный, а я почему-то сдружился с ним. Ну, и с другими… Знаешь, Наташ, — сказал Владик шепотом, — я даже курил с теми ребятами. И вино пил.

— Ты?! — не поверила Наташа.

— Ага. А потом так захотелось куда-нибудь уехать! Не хотел больше с ними… А здесь вот очень привык к вам. Привык, что даже уезжать не хочу. Прямо до слез.

— И я привыкла, — печально сказала Наташа. — Ой, что это мы! Правда, заплачем… Владик, мне твоя помощь нужна. Приходи на кухню.

— Воды принести?

— Орехи будешь молоть. Колбаски делаю. Учти: сама делаю. Таню угостишь. Папу с мамой. Только бы вышли хорошо…

Егорка целое утро изводил сестру:

— И попробовать не дашь? Все Владька увезет? Я тебе это припомню!

Но в обед одна из двух толстеньких шоколадных колбасок лежала на тарелке, и Егорка смог лично оценить кулинарные способности сестры. Досталось по кусочку и Толику с Сережкой. Толик понюхал, откусил и, поглядев на Владика, спросил Наташу:

— Он орехи крутил?

— Тебя же не было, — качнула косами Наташа. — Спишь долго. Зарядку сегодня делал?..

Вот и третий час. Как время бежит! Скоро тетя Нина придет. Обещала пораньше прийти. Владик посмотрел на свою большую дорожную сумку, стоявшую на полу. Собрана сумка. Даже ремешок застегнут. Егорка застегивал. А в кармашек зеленую повязку положил.

— На память. А приедешь другим летом к нам — возьми ее. Опять патрулировать будем.

Эх, был бы у Владика в городе такой друг!

— Егор, — сказал Владик, — если я какие-нибудь части к велосипеду достану, то в посылке пришлю.

— Теперь уж, наверно, не успеешь. Мы же сегодня в город собирались. Завтра с Сережкой поедем. На автобусе.

— Я все равно пришлю.

— Как хочешь! Но мы, Владь, и так пятое седло будем приделывать. Для тебя.

Потом вспомнили о мяче. Погоняли часик, упрели изрядно и пошли мыться к колонке. А вымывшись и причесав Наташиным гребнем блестевшие чубы, ежики и «канадки», отправились глядеть мультики.

Каждый из них уже не один раз, забыв про все на свете, наблюдал ошеломляющую погоню глуповатого волка за беспечным и удачливым зайцем. И на этот раз в комнате, где у стены, напротив дяди Ваниной кровати, стоял телевизор, то и дело раздавались такие взрывы хохота, что баба Катя, резавшая для салата помидоры и огурцы, и сама, светлея лицом, морщила в улыбке увядшие губы. Но не удаче ловкого зайца дивилась баба Катя, а тому, что среди голосов хохотавших слышала она и хрипловатый басок сына — Ивана.

Забавная штука — мультики, но то, что произошло в следующую минуту в действительности, было куда удивительнее любых мультиков. Погасла на экране голубоватая точка, и тотчас с улицы послышался длинный сигнал машины.

— Инженер?.. За Владиком приехал? — подскочила к окошку Наташа. — Почему так рано?

Егорка, поспешивший к другому окошку, откуда видно было лучше, вдруг нахмурился, буркнул:

— Какой инженер! Кирюшина машина. Пьяный, что ли, тоже — ворота перепутал. Федорин дальше живет.

— Кирюшин? — переспросил дядя Ваня. — А ну, Егор, выйди посмотри.

Открыв калитку, Егорка за стеклом дымчатой «Лады» увидел и насупившегося Витьку, и Петра, сидевшего сзади.

— К тебе, к тебе. — Грузный Кирюшин вылез из кабины. — Отец не спит?

— Не спит, — с трудом выдавил Егорка.

— Ну-ка, пройду к нему.

Василий Степанович скрылся в доме, и Егорка не знал, что ему делать и что думать. Витька со своим дружком продолжали молча сидеть в машине. Калитку Егорка все же решил не закрывать, но и торчать в ней гвоздем — тоже смешно. Как под прицелом. Лучше посмотреть, зачем Витькин батька пожаловал.

На крыльце Егорка столкнулся с ребятами, выходившими из дома.

— Папа сказал, чтобы во дворе пока побыли, — объяснила Наташа.

— А он где? — спросил Егорка.

— Там у папы.

Шпионить Егорка считал позорным. Но сейчас желание узнать, что же такое происходит, буквально распирало его. В тот раз зачем-то приходил этот Кирюшин, а теперь вот прикатил на машине с сыночком своим. Прямо заговор какой-то. Егорка на цыпочках подошел к двери и, даже не прикладывая уха, не напрягаясь, услышал все, что в это время говорил Кирюшин.

— Спасибо тебе, Иван. От сердца говорю. Лупцевать сначала хотел. Да будет ли, подумал, толк? Это, видно, не по сегодняшним временам наука. Привез его, оболтуса. Может, лучше так. Пусть вместе, как ты говорил. Собрал тут кое-что для вашей машины. В область вчера ездил. Погляжу, помозгуем. Что ты-то скажешь? Так делаю?

— Все так, Василь, — донесся голос отца. — Да что долго говорить, открывай ворота, заезжай. Когда вместе, дружно когда — это же хорошо…