В номер позвонили, и Энди стремительно вернулась в реальность. Она еще не была готова разговаривать с матерью, Ниной или даже собственной сестрой. Сидя неподвижно, она умоляла про себя неизвестно кого: «Уходи, дай мне спокойно подумать».

Однако настойчивый визитер позвонил еще три раза. Собрав последние силы, Энди изобразила широкую улыбку и пошла открывать.

– Доброе утро, миссис Харрисон, – любезно начал управляющий имением, дородный немолодой мужчина, чье имя Энди не могла запомнить. С ним была женщина в форме горничной, которая везла столик на колесах. – Пожалуйста, примите наши поздравления! Мы решили, что вы и мистер Харрисон захотите перекусить, прежде чем начнется бранч.

– А, да, спасибо. Очень мило с вашей стороны. – Энди туже запахнула халат и отступила, пропуская столик. Бирка «Не беспокоить», которую она повесила на дверь накануне, валялась на полу в коридоре. Вздохнув, Энди подняла табличку и снова надела на дверную ручку.

Женщина подкатила задрапированный сервировочный столик к венецианскому окну. Энди и управляющий обменялись парой фраз о церемонии и празднике, а горничная тем временем налила в бокалы свежевыжатый апельсиновый сок и открыла маленькие горшочки с маслом и джемом. Затем она слегка поклонилась и вышла.

С облегчением вспомнив, что предсвадебная диета уже позади, Энди взяла корзинку с выпечкой и вдохнула через салфетку щекочущий аромат. Выбрав теплый круассан с маслом, она жадно откусила: в ней вдруг проснулся волчий аппетит.

– Смотрите, кто пришел в себя, – сказал Макс, выходя из спальни со спутанными волосами и в одних только пижамных брюках из мягкого джерси. – Иди сюда, набравшаяся невеста! Как похмелье?

Энди еще жевала, когда Макс заключил ее в объятия и поцеловал в шею. Ощутив прикосновение его губ, Энди невольно улыбнулась.

– Я не была пьяна, – пробубнила она с набитым круассаном ртом.

– А это что? – Он взял оладью с черникой и сунул в рот, потом налил им с Энди по чашке кофе, именно такого, как она любила, с капелькой молока и двумя пакетиками «Спленды»[2], и сделал большой глоток. – М-м, вкуснотища!

Энди смотрела на Макса: без рубашки, с чашкой кофе в руке, – и находила его неотразимым. Ей хотелось лечь сейчас с мужем под одеяло и никогда не вылезать. Может, она все придумала, или это был дурной сон? Мужчину, который шутливо назвал ее миссис Харрисон, а потом с шиком накрыл ей колени салфеткой, Энди любила и еще тринадцать часов назад безгранично доверяла ему. Черт бы побрал проклятое письмо! Кого волнует, что думает его мамаша? Что с того, что Макс встретил на отдыхе одну из своих бывших? Он ничего не скрывает. Он любит ее, Энди Сакс.

– Вот объявление. – Энди показала мужу раздел «Санди стайлс» и не сдержала улыбки, когда Макс выхватил газету у нее из рук. – Хорошо, не правда ли?

Макс пробежал заметку глазами.

– Хорошо? – переспросил он спустя минуту. – Да это великолепно!

Он подошел к Энди с ее стороны стола и опустился на одно колено, совсем как год назад, когда делал предложение.

– Энди, – сказал он, глядя ей прямо в глаза так, что замирало сердце. Энди особенно любила этот взгляд. – С тобой что-то происходит. Я не знаю, из-за чего ты нервничаешь или о чем беспокоишься, но я хочу, чтобы ты помнила – я люблю тебя больше всего на свете и всегда буду рядом, когда ты захочешь поговорить. О’кей?

«Видите? Он меня понимает! – захотелось Энди закричать всему свету. – Он чувствует неладное. Одно это означает, что никакой проблемы нет, правда же?» Она готова была ответить: «Я прочла письмо твоей мамаши и знаю, что ты виделся с Кэтрин на Бермудах. У вас что-нибудь было? Почему ты не сказал мне, что виделся с ней?» Но вместо этого Энди сжала руку Макса и попыталась забыть о сомнениях. Впереди их ждал единственный свадебный уик-энд, и она не собиралась портить себе день недоверием и спорами.

Энди испытала легкое чувство презрения к самой себе за то, что предпочла спрятать голову в песок. Ладно, рано или поздно все наладится. Иначе и быть не может.

Отперев дверь лофта в Западном Челси, где находилась редакция «Декольте», Энди затаила дыхание. Ей пока не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь еще приходил на работу раньше девяти утра: большинство работников, придерживаясь традиционных для Нью-Йорка творческих часов, не появлялось в офисе до десяти, а то и половины одиннадцатого, и Энди обрадовалась, что и сегодня ничего не изменилось. Два-три часа до прихода остальных были у нее самыми продуктивными за день, хотя она отчасти чувствовала себя Мирандой, отправляя имейлы и оставляя сообщения на автоответчиках людям, которые еще не успели встать с постели.

Никто, включая Макса, и глазом не моргнул, когда Энди предложила отменить свадебное путешествие в Андирондакс. Через два дня после того, как ее вырвало, а Макс, к его огорчению, был лишен возможности исполнить супружеские обязанности, он согласился с женой, что им лучше вернуться в Нью-Йорк. В любом случае в декабре их еще ждал медовый месяц – две недели на Фиджи. Это был подарок от друзей семьи Макса, и хотя Энди не знала подробностей, слова «вертолет», «частный остров» и «шеф-повар» повторялись достаточно часто, чтобы она с нетерпением ждала поездки. Досиживать трехдневный отпуск на севере штата, когда уже наступили холода, не казалось особенно заманчивым.

В Нью-Йорке новобрачные сразу же вернулись к обычному распорядку, установившемуся еще год назад, когда Макс сделал Энди предложение и они стали жить вместе. В будни они просыпались в шесть. Макс варил кофе на двоих, а Энди заливала молоком овсяные хлопья или делала фруктовые смузи. Они ехали в спортклуб «Эквинокс» на углу Семнадцатой и Десятой, где проводили ровно сорок пять минут. Макс занимался со штангой или гантелями и подолгу давил ногами степпер, а Энди ходила по беговой дорожке на скорости 5,8, не отрывая глаз от какой-нибудь романтической комедии на айпаде и страстно желая, чтобы время шло быстрее. Вернувшись домой, они принимали душ и одевались, затем Макс подвозил Энди в редакцию «Декольте» на пересечении Двадцать четвертой и Одиннадцатой и на служебной машине ехал по Вестсайдскому хайвэю к себе в центральный офис. В восемь часов утра оба уже восседали за своими столами; расписание оставалось неизменным, и нарушить его могли разве что серьезное недомогание или природный катаклизм. Но накануне Энди поставила будильник на виброзвонок на двадцать минут раньше обычного и выскользнула из-под одеяла, едва подушка под ней затряслась. Пренебрегая душем и кофе, она натянула удобные графитово-серые брюки, подходящую ко всему белую блузку с застежкой до горла и унылый черный пиджак и тихонько вышла за дверь, услышав, что у Макса тоже зазвонил будильник. Она послала мужу сообщение, что вынуждена уйти на работу пораньше и увидится с ним на яхтенной вечеринке. Желудок у нее не успокаивался, мышцы ныли и были слабыми, как тряпки, а температура накануне подскочила до тридцати восьми.

Не успела Энди снять пальто, как зазвонил сотовый.

– Эмили? Что это ты в такую рань? – Энди взглянула на золотые часики – подарок отца по случаю помолвки. – Тебе еще два часа спать.

– А почему ты отвечаешь? – в замешательстве спросила Эмили.

– Потому что ты звонишь.

– Я позвонила, чтобы оставить сообщение. Не думала, что ты ответишь.

Энди засмеялась.

– Спасибо. Хочешь, я положу трубку? Позвонишь еще раз и оставишь!

– Разве ты не отдыхаешь после тяжелого дня дегустации вин или еще каких развлечений?

– Вообще-то было любование осенней листвой, а потом массаж.

– Нет, кроме шуток, ты почему не спишь? Вы еще на севере штата?

Энди включила громкую связь и воспользовалась возможностью снять наконец пальто и усесться в кресло. Уф, словно несколько недель не спала…

– Мы вернулись в город, потому что я себя паршиво чувствую. Голова болит, тошнит, лихорадит. То ли пищевое отравление, то ли грипп, то ли какая-нибудь суточная зараза. И потом, Макс не хотел пропускать сегодняшнюю яхтенную вечеринку, на которую мне тоже придется пойти. Поэтому мы отчалили. – Энди оглядела свой безобразный наряд и решила, что вечером должна успеть заехать домой и переодеться.