Краски мгновенно сбежали с лица Эмили.

– Даже не думай!

Энди засмеялась:

– Единственные люди на земле, с которыми Миранда Пристли разговаривает по-человечески, – беременные женщины. С другими она чудовище. Я помню, мы договорились избегать этой темы, но неужели ты до сих пор всерьез рассматриваешь возможность… продаться ей?

Большие глаза Эмили расширились и стали еще больше.

– Рассматриваю возможность? Еще как рассматриваю! Я согласна хоть сейчас. А если в тебе есть хоть капля деловой хватки, ты тоже согласишься.

– А будь в тебе хоть капля чувства самосохранения, ты уже добежала бы до канадской границы.

– Ну откуда в тебе этот гнилой пафос! – с пафосом воскликнула Эмили.

– Десять лет психотерапии, ночных кошмаров и жутких воспоминаний ты называешь пафосом? Если вы с ней согласитесь возместить мне стоимость визитов к психологу, обеспечите неограниченный запас снотворного и сеансы массажа раз в две недели, я, так и быть, подумаю. В противном случае мне не выжить.

Неожиданно рядом материализовались мужья.

– Вы не поверите, кого мы только что видели, – сообщил Макс с куда большим пиететом, чем заслуживала Миранда Пристли.

– Одного модного редактора? – серьезно спросила Эмили.

Макс нахмурился:

– Нет, Меган Фокс с мужем, он играл в «Беверли-Хиллз 90210». Представляете, они сидели рядом с нами!

– В жизни она еще красивее, – услужливо добавил Майлс.

Когда женщины дружно промолчали, мужчины покосились друг на друга.

– А что здесь происходит? – спросил Майлс.

– Столкнулись с Пристли, – ответила Энди, глядя на мужа в поисках сочувствия. Ее неприятно удивило то, что он сразу оживился.

– С Мирандой Пристли? Правда? Она говорила о покупке? Недовольна, что прошло столько времени после предложения?

Энди обожгла его взглядом:

– Вряд ли уместно намекать, что мы затягиваем сроки. Первый звонок поступил после нашей свадьбы – они хотели видеть наши выпуски за последний квартал. Со Дня благодарения до новогодних праздников Миранда чуть ли не отпуск взяла, а сегодня ровно неделя после Нового года! – Энди понимала, что горячится, но ничего не могла с собой поделать.

Майлс ткнул Макса в спину.

– Пошли выпьем! Похоже, ситуация здесь напряженная.

Макс кивнул.

– Я считаю, если вы собираетесь продавать журнал, надо дать ответ как можно раньше, чтобы у нее не сложилось превратного представления…

– Мы об этом позаботились, – сказала Энди с бо́льшим раздражением, чем хотела.

Макс поднял руку в знак того, что сдается.

– Я просто высказал свое мнение.

Всякий раз, как речь заходила о предложении, Макс начинал рассуждать о том, как это престижно, когда тебя покупает «Элиас-Кларк», какая честь получить столь солидное предложение через каких-то три года в бизнесе, и что потом у Энди окажутся развязаны руки, и как она сможет заняться любимым делом – после года ада, конечно. Энди подозревала, что муж думает бумажником, представляя, какую прибыль принесут ему умные инвестиции и не менее умная жена, ведь состояние дел «Харрисон медиа холдингс» год от года только ухудшалось. Доходы у них делились поровну – Макс настоял, чтобы они поженились без брачного контракта (условие, которое вызвало благодарность и одобрение Энди и взбесило миссис Харрисон), – поэтому Энди радовалась, что они оба финансово выиграют от продажи журнала. Чему она совсем не радовалась, так это постоянному, хотя и небольшому давлению со стороны мужа. Она же не лезет обсуждать его деловые решения!

– Девочки, когда вы обо всем договоритесь, найдете нас в баре! Только не подеритесь. Игра вот-вот начнется, – сказал Майлс.

Эмили повернулась к Энди, но та не могла заставить себя встретиться с подругой взглядом.

Наконец она подняла глаза.

– Что?

– Значит, ты не хочешь соглашаться? Ни сейчас, ни позже? – Эмили с усилием переплела пальцы на коленях. Она сидела в напряженном ожидании, как тигрица, готовая к прыжку.

Энди открыла рот, чтобы в сотый раз объяснить свою позицию, но вдруг заговорила о другом:

– Мне сейчас с этим не справиться, Эм. Ты пойми, я изо всех сил стараюсь не сдавать позиции на работе. Я потеряла несколько недель на токсикоз и усталость, роды приближаются, как товарный поезд, до появления ребенка всего несколько месяцев. Мне столько надо всего сделать и приготовить – сейчас самое неподходящее время продавать кому-то журнал, особенно ей…

– Стало быть, ты против? – Боль в голосе Эмили нельзя было не почувствовать.

Конечно, Энди была против. Наберись она храбрости, она бы прямо объяснила свой отказ примерно в таких выражениях: «Я скорее умру или разорюсь и не найду больше работы, чем соглашусь пресмыкаться перед этой стервой еще хотя бы день». Но так как она была Энди, ненавидящей конфликты и старавшейся не огорчать людей, то сказала:

– Я не говорю «нет» вообще. Просто сейчас – нет.

Лицо Эмили просветлело, а в глазах появилась надежда.

– Ну, это я могу понять. Тебе сейчас просто слишком тяжело. У нас впереди богатый на свадьбы весенний сезон. Стэнли говорил, что уже думает над концепцией нашей совместной работы с «Элиас-Кларк»…

– Давай вернемся к этому, когда я рожу. – Энди было неловко опять увиливать от решительного объяснения с Эмили, вместе с тем ей стало очень любопытно, когда это подруга успела переговорить со Стэнли за ее спиной.

– Если к тому времени они не потеряют к нам интереса, – надулась Эмили.

– Не переживай – не потеряют! К тому времени у нас будет больше выпусков, больше подписчиков, а благодаря твоей безупречной работе – и больше рекламодателей. У нас с самого открытия ежеквартальный рост, нет причин бояться, что сейчас вдруг все пойдет иначе. К тому же кому, как ни тебе, знать – чем жестче с ними обойтись, тем сильнее они нас захотят.

– Не знаю, сработает ли это с Мирандой Пристли. Она не из тех, кто впадает в азарт, получив отказ. Но выбора, насколько я понимаю, у меня нет, – сказала Эмили с неожиданной обреченностью.

– Вот это, я понимаю, сила духа! – похвалила Энди, желая рассмешить подругу.

Еще мгновение во взгляде Эмили царило уныние, после чего она заявила:

– Надеюсь, ребенок тебя смягчит. Или ты так растолстеешь, что мне останется просто вкатить тебя в двери «Элиас-Кларк». Я позвоню Стэнли и скажу, что мы берем небольшой тайм-аут в переговорах, пока ты не родишь.

Энди кивнула.

– Пошли выпьем!

Эмили помогла Энди встать, причем и та, и другая при этом вздрогнули от боли.

– За что пить будем? – спросила Энди.

– Я выжила в захолустной островной клинике, а тебя Миранда Пристли разве что красавицей не назвала! Скоро мы продадим наш маленький журнал крупнейшему в мире издательству. Если это не заслуживает безалкогольного мохито, тогда за что и пить?

Энди смотрела, как Эмили идет к Максу и Майлсу, снова вполне счастливая и удивительно стильная. Она чувствовала, что только что совершила огромную ошибку – неизбежное лишь отодвинулось, – но поклялась об этом не думать… пока сможет.

Очнувшись от глубокого, без сновидений, сна, Энди сразу обратила внимание на отчетливый запах лаванды и доносившийся откуда-то шум океанских волн.

– Рада видеть, что вам удалось расслабиться, – сказала массажистка, протирая массажный стол разным маслом из бутылочек и теплыми полотенцами. – Вам помочь спуститься?

Энди пыталась что-нибудь разглядеть, но контактные линзы были словно стеклянные.

– Нет, спасибо, я сама, – сказала она, мысленно поблагодарив Олив Чейз за то, что она выбрала для своего девичника СПА-отель в Суррее и настояла, чтобы Энди тоже приняла в нем участие. Когда та запротестовала, сказав, что у нее всего только час на интервью, актриса засмеялась серебристым смехом и сказала Энди, что записала ее на процедуру-люкс для беременных, включавшую солевой скраб, молочную ванну и полный массаж на специальной подушке в форме пончика, которая позволяет беременным лежать на животе. Это был один из тех моментов, когда Энди обожала свою работу. Не важно, пусть «Нью-Йоркер» ратует за журналистские профессиональные стандарты – она заслужила полдня блаженства!