– Бедняжка ты моя… Да пошли ты Барбару на фиг! Надо же, дрянь какая… Слушай, ты, должно быть, чувствуешь себя совершенно беззащитной. Я хорошо помню, что когда ждала Медвежонка, постоянно мучилась страхами, что Бодхи меня бросит – без денег, беременную и одинокую. Беременных что-то приводит в такой… мысленный настрой. Я не могу объяснить.

– Нет, ты прекрасно объяснила, я поняла, что ты имеешь в виду. Неделю назад я думала предложить тайм-аут, чтобы спокойно разобраться, дать нам обоим шанс быть честными друг с другом и реально разложить все по полочкам. Нам пришлось бы нелегко, но я была к этому готова. А теперь? Ребенок! Ребенок Макса. Я возмущена поступком мужа, но я уже люблю его ребенка!

– Ну, Энди, это только начало.

Энди всхлипнула, впервые осознав, что плачет.

– Ты думаешь, что уже любишь малыша? Вот подожди немного, увидишь.

– Я… Я просто думала, все будет иначе.

Лили помолчала. Энди достаточно хорошо знала подругу, чтобы не сомневаться – Лили хочет поделиться своим опытом, но боится наболтать лишнего. Наконец она сказала:

– Я знаю, дорогая. Ты рисовала себе, как проснешься однажды утром рядом с обожаемым мужем и пойдешь в туалет пописать на картонную полоску, и вы оба упадете на кровать от неожиданности, обнимаясь, хохоча и радуясь. И он будет ходить с тобой на каждую консультацию, и растирать тебе ноги, и покупать тебе пикули и мороженое. А часто в жизни так бывает? Я тебе скажу: никогда. Но должна тебе сказать, что от этого новость не становится хуже.

Энди подумала о том дне, почти четыре года назад, когда Лили позвонила и объявила, что беременна. Она жила в Боулдере уже два года и решила притормозить с кандидатской, чтобы больше времени уделять преподаванию. Девушки общались нечасто, но когда созванивались, Энди всегда чувствовала зависть к счастью, звучавшему в голосе подруги. Сперва Энди думала, что новая страсть Лили к йоге проживет примерно столько же, сколько ее собственные увлечения. В каждое новое хобби Лили бросалась с головой и потом быстро остывала: теннис, гончарное дело, прядение, кулинария. Когда Лили объявила, что будет отмечать посещаемость в группах в обмен на маленькую стипендию и скидку на занятия, Энди понимающе покивала. Когда подруга сообщила, что записалась на пятисотчасовой курс подготовки преподавателей, Энди только посмеялась. Но когда Лили в рекордные сроки прошла программу и следующие четыре месяца провела в ашраме в Кодайканале в Индии, изучая «Йогу при эмоциональном дисбалансе» и «Йогу для укрепления сердца» под руководством всемирно известных свами с непроизносимыми именами, Энди невольно заинтересовалась. Вскоре после возвращения в Штаты Лили начала встречаться с владельцем и главным преподавателем школы йоги, новообращенным буддистом по имени Бодхи (бывшим Брайаном) из Северной Калифорнии, а через год позвонила сообщить большую новость: через шесть месяцев у них с Бодхи будет ребенок. Энди ушам не поверила: ребенок? От Бодхи?! Видела она этого Бодхи – Лили привозила его в Коннектикут. Толстые дреды, еще более толстые мускулы и привычка без конца пить зеленый чай прямо из термоса, горячий или холодный, смотря по сезону. Бодхи казался довольно приятным парнем, по уши влюбленным в Лили, но Энди этого было недостаточно. Она задавала мало вопросов, но хорошо ее знавшая Лили сказала:

– Это произошло не случайно, Энди. Нам с Бодхи суждено быть вместе всю жизнь, и не требуется юридических процедур, чтобы скрепить наш брак. Я его люблю, и мы оба хотим детей.

Энди виновато скрывала свои сомнения всю беременность Лили, гадая, каким местом та думала и почему надо сразу беременеть, но едва увидев подругу, нянчившую новорожденного сынишку спустя две недели после родов, поняла, что Лили поступила совершенно правильно – для себя, своего партнера и своего сына. Между девушками возникла некоторая отчужденность – Энди не могла понять всего, что чувствовала Лили в роли матери и, можно сказать, жены, но она радовалась за подругу, строившую новую жизнь.

– Растирать ноги и покупать мороженое? Черт, я согласилась бы и на несколько недель без страха подцепить хламидиоз!

– Я рада, что ты способна шутить на эту тему, – сказала Лили с явным облегчением. – Конечно, это невероятно трудный период, но можно я за тебя порадуюсь? У тебя будет ребенок!

– Я бы сама не поверила, если бы не жуткая усталость и постоянная тошнота.

– А я грешила на рак, пока не выяснила, – призналась Лили. – Глаза буквально слипались через каждые три часа, другого объяснения я не находила.

Энди молчала, думая, как прекрасно и странно говорить о своей беременности со старой подругой. Видимо, она нечаянно задремала, потому что Лили спросила:

– Энди, ты где? Ты что, заснула?

– Извини, – пробормотала она, стирая слюну с уголка рта.

– Я тебя сейчас отпущу, – сказала Лили.

Энди улыбнулась.

– Я скучаю по тебе, Лил.

– Я тебе всегда помогу, дорогая. Звони в любое время. А на Ангилье позволь себе немного позагорать, упиться безалкогольной пино коладой и забыть обо всем на денек. Обещаешь?

– Попытаюсь.

Девушки попрощались. Энди велела себе не терзаться угрызениями совести за то, что не спросила о Медвежонке и Бодхи. Когда и побыть эгоисткой, если не сейчас, рассудила она. Энди стянула джинсы, в которых ей уже стало непозволительно удобно, и через голову стащила свитер. Щетка, паста, зубная нить, умывание – все это может подождать, решила она, опуская голову на прохладную подушку в цветочек и натягивая до подбородка свое девичье одеяло. Утро вечера мудренее.

Вылет в одиннадцать утра. Трехчасовая задержка с внеплановой посадкой в Пуэрто-Рико. Паромная переправа из Сен-Мартина – точное подобие катания на гидроцикле в ураган. Длительное ожидание таможенного досмотра в комнате без кондиционера, а напоследок – поездка по пыльным, ухабистым местным дорогам. Такое путешествие в принципе трудно назвать легким, а уж во время беременности оно становится просто невыносимым.

Но отель того стоил – впрочем, слово «отель» бессильно описать красоту, представшую глазам Энди. Это была маленькая страна чудес, очаровательный сельский уголок с утопавшими в зелени частными домами, крытыми тростником. Домики окаймляли пляж, изогнутый ровным полумесяцем. Вестибюль гостиницы, павильон без крыши с мраморными полами и резной деревянной мебелью в балийском стиле, был увешан клетками с поющими тропическими птицами. Отсюда открывался великолепный вид на океан, такой чистый и синий, что Энди на мгновение показалось, будто она грезит. Выйдя на балкон своего номера-люкс, она увидела на дереве над собой обезьяну.

Энди заставила себя присесть и оглядеться. Широкая двуспальная кровать на платформе была задрапирована белым льном; матрац был волшебно упруг и в то же время роскошно мягок. Ближе к двери стоял стол из кокосового дерева со стульями и секционный диван со стеклянным кофейным столиком, а слева Энди заметила стереосистему «Босс». Тростниковая крыша на бамбуковой раме и раздвижные стеклянные стены, полностью убиравшиеся с трех сторон, создавали впечатление, что комната находится на открытом воздухе. Сразу за террасой начинался небольшой глубокий бассейн – зеленая вода почти сливалась с краями чаши, а два тиковых шезлонга с полосатыми подушками и таким же зонтом довершали интерьер этого самого элегантного частного солярия, который Энди доводилось видеть.

В похожей на грот ванной все было отделано белым мрамором, включая туалетный столик с двумя зеркалами и душевые форсунки с эффектом проливного дождя, причем стеклянная кабинка оказалась почти такого же размера, как вторая комната в нью-йоркской квартире Энди. Полотенца, такие пушистые и белые, что казались сахарной ватой, только что вынутой из нагретого барабана; цветущие ветки красного жасмина, украшавшие зону одевания; нежно пахнущий шампунь и кондиционер в глиняных бутылочках с миниатюрными деревянными бирками, привязанными шнурками к горлышкам. В дальнем углу, окруженная пальмами и пышной растительностью, покоилась массивная ванна, огороженная с трех сторон стенкой высотой в восемь футов, но совершенно открытая воздуху и свету и волшебным образом уже наполненная теплой благоухающей водой. На краю стоял глиняный горшочек с ароматическими солями, откуда-то доносилась негромкая музыка, и запах зелени, деревьев и почвы, нагретой полуденным солнцем, наполнял помещение.