— А! Сплю на ходу. — Я тряхнул головой. — Идем!

Подземный проход привел нас в глубокие подвалы замка, выходы из которых были замаскированы под огромные винные бочки. Проталкиваясь между дозорными, я нашел Хоббза.

— Займитесь тараном, делайте с ним, что хотите, — сказал я. — На вид он крепкий, но время от времени солдаты, которые его раскачивают, устают, и их сменяют другие. Берите сменщиков на прицел. Тем более что их сейчас не много, особенно ловких и сообразительных. Ловкие и сообразительные заняты метанием камней в стены. Так что пользуйтесь преимуществом и убейте как можно больше солдат на этом участке.

Затем я направился во внутренний двор, где меня у проездной башни ждали новобранцы, подданные и знаменосцы. Рыцари дома Морроу собрались слева от опускной решетки, поблескивали доспехи, мечи в руках. Справа стояли рыцари в пластинчатых доспехах, сыновья знатных родителей из города Ходд, главного города северных долин. Несомненно, они пришли заслужить благосклонность короля и снискать честь и славу своим домам. В основном это были молодые люди, в большей мере привыкшие к золоту и состязаниям на турнирах, нежели к крови и разрушению. Среди них я увидел сэра Илмара Золотого, его доспехи сияли соответственно его имени. Настоящий воин, несмотря на роскошь его облачения. Боевая сила среди незрелой молодежи. На ступенях и галереях толпились арбалетчики из Вестфаста. Во главе их стоял лорд Скулар с суровым обветренным лицом, известный своей беспощадностью. Кучкой стояли у расколотых ворот люди из Хонтсайда, жестокие и стойкие воины с холмов, в кожаных панцирях с металлическими пластинами, с заточенными топорами и круглыми деревянными щитами, обтянутыми козлиной кожей.

За ними — воины с Дальнего Хребта, их металлические шлемы украшали узоры из серебра и олова, в руках — боевые молоты и топорики. И в самом конце, у стены, выстроились танцоры из Ценната с боевыми щитами, превышающими человеческий рост.

Я шел среди воинов, Макин рядом, тяжелый запах тел витал в воздухе — кислый и сладкий одновременно. У меня не было для них ни ободряющих слов, ни величественных, присущих королю жестов, ни пламенных речей, которые перекроют крики на стенах и глухие удары тарана. Когда ты идешь в бой с братьями, вы связаны словом и делом. Но когда ты ведешь в бой подданных, ты для них — личность, фигура, идея. Люди умирают во имя многих вещей. Мотивы, которые побуждают отдать свои драгоценные жизни, могут быть самыми странными. Что связывало нас здесь, нас, жителей Высокогорья? — Протест и неповиновение. Большинство людей, если на них давить, будут сопротивляться и упорствовать. Есть предел, доведенные до которого, люди будут говорить: «Нет!» без всякой причины, исключительно из чувства протеста. В Высокогорье люди, выросшие среди величественных вершин, не отдадут и дюйма земли без сопротивления.

Я шел среди жителей Высокогорья, старых и молодых, бородатых и бритых начисто, с лицами у кого бледными, у кого красными, между дрожащими от волнения и спокойными, пока не остановился возле опускной решетки. Бревна с металлическими полосами были расколоты, грохот тарана, дикие крики сотни людей, раскачивавших его. Пальцы нащупали рукоятку кинжала, я вытащил его из ножен. Приложил к необожженной щеке, почувствовал холодную, как лед, сталь. Опускная решетка содрогалась и стонала под ударами тарана. Солдаты Стрелы кричали и умирали, пораженные моими солдатами. Я чуть надавил лезвием — порез легкий, как поцелуй. Стер кровь и прочертил алую полосу на бревнах решетки. Я повернулся спиной к воротам, лицом к моим людям, и провел окровавленными пальцами по камням. Затем я вернулся к стене и указал рукой на воинов, у которых в глазах было то же нетерпение, что и у меня. Нам, как и тем, что раскачивали таран, хотелось, чтобы ворота открылись.

— Кровь короля! — С криком сэр Илмар Золотой потряс топором, моя кровь алела на его сверкающем шлеме.

— Кровь короля! — Длинноволосый и бородатый воин Хонтсайда прижал основание ладони ко лбу, где я оставил красный отпечаток.

— Кровь короля! — Танцор из Сенната покрутил своим огромным щитом, где мой отпечаток выделялся на белой луне герба его дома.

— Кровь короля!

Рев прокатился по толпе, волной омывая нас. Король — символ, не человек, — идея и цель. Думаю, теперь у моих солдат была идея и цель.

Я вернулся в тронный зал (Макин неотступно следовал рядом) и велел позвать придворных рыцарей, Красного Кента и капитана отряда дома Морроу, лорда Йоста.

Лорд Йост пришел последним с рыцарем из второго сословия и Мианой. Я полагал, что королеву Миану тоже надо пригласить. Она все еще была в подвенечном платье, хотя шлейф и фату сняли, но, как спасение от холода, добавилась шаль, шитая жемчугом. Лорд Йост, казалось, был сильно смущен ее присутствием на военном совете.

— Джентльмены, — обратился я к собравшимся. — Миледи.

Я сел на трон. Вернее, тяжело опустился. Приятно было наконец-то дать ногам отдых. Не рассчитывал, что стану так долго бегать по горам, и от усталости был готов проспать неделю.

— Сколько врагов вы убили, и какие потери? — спросила Миана. А мужчины ждали, когда я заговорю. Ей этого было не нужно. На ее месте я бы задал такой же вопрос.

— Шесть тысяч солдат противника против наших двухсот.

— Тридцать к одному. О, это лучше, чем двадцать к одному. — Ее высокий приятный голос, ведущий счет, казался неуместным.

— Все верно. Только это были мои лучшие две сотни, я бросил козыри.

— И канцлер Коддин не вернулся, — заметила Миана. Для двенадцатилетней девочки она была отлично информирована.

Что-то кольнуло меня. Перед глазами снова встал Коддин в каменной могиле, которую мы успели сложить для него.

— Он в большей безопасности, чем мы, — сказал я. Возможно, он даже проживет дольше нас. Хотя будет мучиться.

Я взял у пажа кубок с вином, разбавленным водой, и тарелку с хрустящим хлебом и козьим сыром.

— И каковы ваши планы? — спросила Миана.

— Мы вложим всю нашу веру в наше оружие и будем надеяться, что в критический момент фортуна нам улыбнется, — жуя, произнес я.

— Возможно, мой свекор поможет нам, — сказала Миана, чуть улыбнувшись, такая не по годам смышленая.

— Надеюсь на что-то подобное, — ответил я.

Сила брата Райка заключалась не столько в его железных мышцах, сколько в его ненависти к мертвым.

— Она ушла, да? — Макин, ладонью прикрывая глаза от солнца, оглядел болота. Мы стояли на островке раздробленной породы, поросшей кустарником, — хилые ветки торчали то там, то здесь.

— Надеюсь, — сказал я. Отчасти мне хотелось уничтожить Челлу своими собственными руками, но, возможно, она упокоилась на дне болот вместе со сгоревшими мертвецами. У меня не было в этом полной уверенности. Не было и чувства удовлетворения, но смерть моего дяди научила меня, что возмездие не так сладко, как обещает быть. Это та жажда, которую трудно утолить.

Мы сели на лошадей — казалось, целую вечность не сидели в седле. Райк взял чалую Роу, потому что его конь-гора на свою беду оказался слишком тяжелым, чтобы благополучно скакать по болотам. Кент и Макин были верхом на своих лошадях, а мы с Грумлоу, как самые легкие из братьев, взобрались на моего Брейта, самого мощного из всех оставшихся у нас лошадей.

Кисловатая вонь болот преследовала нас еще не одну милю. Черная грязь засохла серыми лепехами на нашей одежде, трескалась и осыпалась хлопьями. Более навязчиво, чем вонь и грязь, меня преследовал образ Челлы в языках пламени, эхом звучали ее последние слова: «Мертвый Король плывет».

В течение трех дней мы ехали по вересковым пустошам и поросшим кустарником местностям, по заброшенным дорогам, и наконец сельские тропки вывели нас к свободному порту Барлона. Райк беспрестанно жаловался на солнечные ожоги, пока я не убедил его намазать свиным дерьмом самые болезненные раны. Удивительно, но это помогло, хотя я не особенно надеялся. Дерьмо может обладать живительной силой.