Мы сложили пирамиду из камней. Горгот приносил камни, которые человек не мог даже прикатить. Кто мог сказать, одобрил бы Мейкэл головы стражников, или ему было бы все равно, но мы выложили головы как почетный караул вокруг его могилы. Не знаю, чего бы мог пожелать Мейкэл. Он практически не существовал для меня до самой последней минуты своей жизни. Я удивился, что его смерть тронула меня. Но это было именно так.

Меч разит человека и выпускает из него жидкость. Жидкости могут быть семи цветов. Артериальная кровь — алая, венозная — темно-красная, желчь имеет цвет свежескошенной травы, жижа из вспоротого живота — коричневая, но все эти жидкости, высыхая, оставляют пятно ржаво-смоляного цвета. Красному Йоргу самое время отправиться к ручью и смыть с себя кровь всех стражников крепости. Я наблюдал, как розовеет вода, закручиваясь водоворотами.

— Ну и что все это значит? — подходя сзади, спросил Макин.

— Они убили моего идиота, — ответил я.

Повисла пауза. По-моему, со мной Макин каждый раз вынужден был брать паузу, словно я постоянно ставил его в тупик.

— Мы в Норвуде говорили тебе, что Мейкэл умирает, но ты даже внимания на это не обратил, — помолчав, сказал Макин. — Почему сейчас тебя это задело? Скажи правду, Йорг.

— Что есть истина? — Я смыл с рук остатки крови. — Помнишь эти слова Понтия Пилата? Что есть истина?

— Отлично, можешь не продолжать, — сказал Макин. — Нам нужно спешить и перейти через мост, пока о твоем подвиге еще никто не знает.

Я выпрямился, стряхнул воду с волос.

— Я готов. Пошли.

Пока братья садились на лошадей и выезжали на дорогу, я улучил минуту и напоследок еще раз подошел к каменной кладке. Некромантия запульсировала у меня в груди, эхом отозвалась боль: боль раны, боль от коварного предательства, горячей и красной струйкой из меня вытекали силы. Вороны, налетевшие на свежесрубленные головы, поднялись в воздух, шумно хлопая крыльями. Я молча стоял у груды камней, в голове было пусто, спроси кто, и я не смог бы описать свои чувства. Взгляд выхватил из общей картины желтые пятна лишайника, кварцевые жилы, расползшиеся по большому валуну, черные ручейки крови. Казалось, отрубленные головы наблюдают за мной. Нет, мне это не казалось. Я медленно обходил каменную кладку, и каждая голова пустыми глазницами следила за мной. Первого стражника я снял стрелой в глаз, и поймал взгляд его уцелевшего глаза.

— Йорг. — Губы, медленно двигаясь, произнесли мое имя.

— Челла? — спросил я. Да и кто кроме нее это мог быть. — Я думал, что похоронил тебя достаточно глубоко. — На мгновение я увидел, как она с нубанцем, пронзенные стрелой из его арбалета, падают в пропасть.

— Я найду тебя, сука, — тихо процедил я. Но она услышала.

Головы растянули губы в улыбках, обнажая зубы. Губы двигались. Я прочитал по губам: «мертвый король».

Я пожал плечами.

— Ну, не буду мешать пиршеству ворон, — сказал я и пошел прочь. Какие бы силы не витали над могилой Мейкэла, вряд ли они потревожат его под такой грудой камней.

Мы с братьями продолжили путь, достаточно оснастившись в крепости, так как ночью огонь Гога уничтожил почти весь наш провиант и амуницию. Римаген теснился домишками по обоим берегам Райма. Небольшой укрепленный стенами город, дым поднимается над крышами, ровно проложенные улицы. Но все мое внимание приковал к себе мост. Никогда раньше я не видел в мостах изящности. Но мост над рекой Райм поражал своим великолепием. Сверкая, он висел между двумя серебряными башнями, высотой превосходившими Логово. Казалось, в воздухе его удерживали сияющие тросы, хотя это были канаты толщиной со взрослого человека.

Через полчаса мы стояли у ворот города, выстроившись в очередь за уличными торговцами с лотками, купеческими повозками, крестьянами, ведущими на продажу коров или везущими в телегах уток и кур. И хотя мы спрятали оружие, вид у нас был бандитский. Горгот приковывал к себе всеобщее внимание, но никто не кричал от испуга и не убегал.

— А, понимаю, вы — бродячий цирк, — сказал ему крестьянин с утками в плетеной клетке и кивнул, будто соглашаясь сам с собой.

— Да, бродячий цирк, — подтвердил я, опережая Райка, пока он не сболтнул лишнего. — Я вот жонглер, — и я улыбнулся крестьянину.

Стражники у ворот были таким же разношерстным сбродом, что и в крепости. В вольном городе не было солдат, как предположил Роу, лишь вольнонаемная охрана из горожан, которые на месяц или два поступали на службу к мэру, а потом возвращались к своей обычной жизни.

— Привет, дружище, — я хлопнул по плечам парня, который по виду мог бы быть капитаном стражников в любом приличном городишке. Я широко улыбнулся, словно мы с ним всю жизнь были друзьями. — Красный Йорг со своими актерами идет присоединиться к цирковой труппе. Я вот жонглер. Хочешь посмотреть, что я умею?

— Нет, — ответил парень, пытаясь стряхнуть с плеч мои руки. Хороший ответ, по большому счету, поскольку жонглировать я не умел.

— Точно? — Я отпустил парня. — Мой друг хорошо показывает трюки с кинжалами. Посмотри на Малыша Райки. Ну чем не чудовище?

— Проходите, — сказал парень и повернулся к стоявшему за нами жестянщику.

Проходя между двумя стражниками…

— Хотите посмотреть мои трюки? Нет?

…и дальше в ворота города.

— К мосту сюда, — сказал Макин, как и на дороге, выступая проводником, словно мост высотой в две сотни футов, сверкавший в лучах утреннего солнца, никому кроме него не было видно.

— А разве мы не в цирк? — спросил я и повернул направо, где над крышами домов маячил разноцветный купол шапито. — Я жонглер!

Пришлось хорошо поработать локтями, чтобы подобраться поближе к цирковой палатке. Вокруг толпилось несколько сотен римагенцев, они запрудили близлежащие улицы, тонкими ручейками вытекали из таверн и заполняли маленькие палатки, теснившиеся вокруг главной.

— Сегодня, должно быть, воскресенье, — улыбаясь, как мальчишка, сказал Сим. Мальчишкой он и был, по большому счету.

Райк двинулся вперед, расчищая дорогу к главной палатке цирка. Он тоже рвался взглянуть на него. Не я один помнил тот особый свет, который дарил игрушечный клоун в Логове.

— Это Тэпрут? — спросил, нахмурившись, Макин.

Я кивнул.

— Должно быть.

— Отлично, — сказал Кент. Он где-то раздобыл три карамельные палочки и попытался все три сразу засунуть себе в рот.

Мы добрались до входа в палатку, подпертого колом и зашнурованного до земли, сбоку был еще один вход, поменьше и также закрытый. В пыли у входа сидели мужчина и мальчик, склонившись над доской с черными и белыми углублениями.

— Представление начнется вечером, — не поднимая головы и не глядя на меня, сказал мужчина, когда моя тень упала на доску.

— Ты получишь манкалу через три хода, если начнешь игру с последней лунки, — сказал я.

На этот раз мужчина резко поднял лысую голову, сидевшую на толстенной шее, и посмотрел на меня.

— Господи Иисусе! Да это же малыш Йорг!

Он встал, взял меня под мышки и на ярд подбросил в воздух, после чего аккуратно поймал.

— Рон, ты всегда отличался недюжинной силой! — сказал я.

— Будь справедливым, — усмехнулся Рон, — я в два раза выше тебя ростом.

Я пожал плечами.

— Мои доспехи что-то да весят, ну или хотя бы ребра защищают. — Я махнул рукой, подзывая братьев. — Помнишь Малыша Райки?

— Конечно. Макин, рад тебя видеть, и тебя, Грумлоу. — Рон заметил Горгота. — А кто этот здоровяк?

— А ты покажи ему свой фокус, — сказал Райк и захихикал, как ребенок, — покажи, не стесняйся.

— Попозже, — усмехнулся Рон. — Сейчас гирь под рукой нет. Но, похоже, ваш товарищ легко может меня переплюнуть.

Рон, или, если отдать ему справедливость, восхитительный Рональдо, выступал в цирке силачом. Он заслужил у Райка непоколебимое уважение за то, что мог поднять вес, который был Райку не под силу. Это правда, природа одарила Рона невероятно крепкими мышцами, но, думаю, Райки в силе ему не уступал, а возможно, и превосходил. Случись драка в таверне, я бы поставил на Райка, но в поднятии гирь важен правильный захват и согласованность движений, и там, где Райк проявлял нерешительность, Рон — твердость и напор.