Древние стены порта блестели и переливались в жарких лучах солнца. Вероятно, тысячу лет назад он производил неизгладимое впечатление. Сейчас остался только фундамент высотой двадцать футов и столько же толщиной, черный углистый сланец лежал большими кучами, его крестьяне разбирали для строительсва своих хижин и межевых стен на полях.

Как только мы въехали в город, он мне сразу понравился. Воздух наполняли экзотические ароматы специй и готовившейся еды, от которых у меня заурчало в желудке. Жители ходили по улицам толпами, говорили громко, кричащим был и их внешний вид — яркие шелка, такие же яркие украшения из стекла и неблагородных металлов, цвет кожи поражал разнообразием. Были мужчины и женщины с белой кожей, как у меня, темной, как у нубанца, и люди с кожей всех промежуточных оттенков. Хотя мы не встретили ни одного белокожего, как Синдри или герцог Аларик. Думаю, таких белоснежных солнце бы растопило.

Музыка, такая же разнообразная, как и люди, играла на каждом углу. Казалось, жители ходили и двигались в ритме тысячи барабанов, рожков и флейт. Никогда раньше я не слышал таких звуков, таких странных мелодий. Некоторые напоминали мне ритмы, которые нубанец отбивал при ходьбе или у вечернего костра. Были мелодии, которые напоминали мне странное атональное гудение, производимое в свободные минуты наставником Лундистом.

Город слушает звучание всего мира и пробует его на вкус. К пятнадцати годам я чувствовал, что готов попробовать все, что предлагает Барлона.

— Знаешь, Макин, если ты сядешь здесь на корабль, то сможешь попасть в любое место, о котором слышал, и еще в тысячу, о которых никогда не слышал, — сказал я.

— На кораблях меня тошнит. — У Макина вид сделался таким, как будто он вспомнил всю прелесть этого состояния.

— Они тебе не нравятся?

— Все дело в волнах. У меня от них морская болезнь. Меня выворачивает все время, пока мы плывем от одного берега до другого. Когда мы Райм переплывали, я еле выдержал.

— Что ж, хорошо, что теперь я это знаю. — С каждым годом Макин подкидывал мне о себе что-нибудь новое. Мне не было известно, переплывал ли он когда-нибудь океан, или ходил под парусами.

— А что в этом хорошего? — Макин нахмурился.

— Ну, единственный способ добраться до Лошадиного Берега — это по морю. Теперь я поплыву один. Зная, какой ты плохой моряк, я со спокойной совестью отправлю тебя назад в Логово.

— Мы можем добраться туда верхом, — сказал Макин. — Это меньше сотни миль.

— Через герцогство Арамаси и земли короля Филиппа, как раз и будет девять сотых, — согласился я.

— Одна тридцать вторая, — поправил Макин.

— Не принципиально. Главное, что мы не можем проехать по этим землям незамеченными, а вот если морем, то мы будем у моего деда через день-два.

— Итак, мы поплывем на корабле, а я уделаю всю палубу. И в чем здесь проблема?

— А проблема, дорогой Макин, в том, что я не хочу везти туда ни Райка, ни Грумлоу, ни Кента. Ни даже тебя. Я хочу поехать туда один. Это семейные дела, и мне не нужны посторонние.

— Это означает, что все мы — игральные кости. — Макин усмехнулся.

— Возможно. Но и в таком качестве вы мне там не нужны. Просто бери братьев и возвращайся вместе с ними в Логово. Мы и без того многих потеряли в этом путешествии. Я не говорю: «Хороших ребят», но я бы предпочел, чтобы они остались со мной. Хотя если ты по дороге в Логово потеряешь Райка, я печалиться не стану.

— Это плохая идея, Йорг. — В глазах Макина появилось хорошо знакомое мне упрямство, губы поджались, между бровей залегла складка.

— Ты мне нужен в Ренаре, — сказал я. — Если ты помнишь, я изначально хотел тебя там оставить. Коддин надежный человек, но как долго он сможет удерживать порядок в королевстве? Поезжай в Логово, снеси те головы, что нужно снести, и дай всем знать, что я возвращаюсь.

— Ой!

Раздался крик Грумлоу. Продираясь сквозь толпу, убегал мужчина. Я заметил быстрое движение руки Грумлоу. Не издав ни звука, убегавший упал в двадцати ярдах от нас.

Мы пошли к тому месту, где он лежал. Люди перед нами расступались, а дети сбегались, словно на представление. Брат вырвал седельную сумку из рук мужчины.

— Будешь знать, как чужое хватать!

— Я же предупреждал, глаз да глаз за своими вещами, — сказал я. Скудные манатки, которые Грумлоу удалось сохранить после мытарств по болотам, были абы как прицеплены к седлу Брейта.

Бывший плотник усмехнулся и нагнулся, чтобы забрать свой нож, который по рукоятку вошел в шею воришки. У лица мужчины растекалась лужица крови, похоже, при падении он разбил нос и губы. Мы не стали его переворачивать, чтобы в этом удостовериться.

— Мне нравится этот город, — определился я, и мы повернули назад к братьям.

Мы привязали лошадей и разместились в таверне у пристани. Не в самой таверне, а за столами на улице, перед нами поставили бутылки в форме слезы и в оплетке из лозы.

На босых ногах Макина все еще были видны следы болотной грязи. Райк, как всегда, жаловался на солнце, на вино, даже на стулья, которые не желали выдерживать его вес, но меня больше интересовали крики чаек. Я сидел и смотрел на корабли у причала, они оказались больше, чем я их себе представлял, и более сложной конструкции: рангоут, снасти, канаты, тросы и большое число разнообразных парусов. Настроение у меня было отличное, а я успел забыть, как это бывает. Даже ожог болел не так сильно, словно горячие солнечные лучи изменили угол. Впервые за долгое время мы все расслабились, смеялись и говорили о мертвецах. О брате Роу, которого я буду вспоминать, о юном Симе — мне будет недоставать его гуслей и его обещания. Мы подняли за них бутылки и надолго приложились к горлышкам.

Только Кент выразил нежелание возвращаться в Логово без меня. Я дал ему немного времени выразить свое недовольство, а потом убедил, что мой план — наилучший. Кенту он понравился. Дайте ему немного поразмыслить, и он сменит свою точку зрения.

Я встал, расправил плечи и потянулся, подставляя себя солнцу.

— Я вас догоню, братья.

— Ты прямо сейчас отправляешься? — спросил Макин, ставя на стол бутылку.

— А что, сидеть здесь, пока не обгорим на солнце и не начнем обниматься и клясться в вечной любви? — ответил я вопросом на вопрос.

Райк сплюнул. Похоже, он унаследовал эту привычку от Роу.

— В таком случае, вам в ту сторону. — Я показал на север. — Хочу заметить, что первая четверть мили идет по улице, которая славится своими борделями. Не теряйте время даром, развлекайтесь. А я пойду справлюсь о корабле.

Я не спеша пошел по мощеной набережной, моя тень опережала меня.

— Берегите моего Брейта! — оглянувшись, крикнул я.

Они подняли бутылки и выпили за меня.

— Догоняй нас! — крикнули они мне в ответ. Даже Райк не смолчал.

Если бы с ними не было Макина, я бы по-настоящему легко расстался с братьями.

В таком большом порту, как Барлона, стояло на якоре не менее сотни парусных кораблей. Большинство из них принадлежали либо одному крупному торговцу, либо торговой корпорации, они прижимались к береговой линии, загруженные товарами, которые дешевы там, откуда суда отправляются, и дороги там, куда они прибывают. Простая арифметика, но дьявол, как говорится, кроется в деталях. Были здесь и военные корабли, номинально принадлежавшие принцу Барлоны и находившиеся на службе у его подданных. Реальность же была такова, что новых принцев сажали на трон самые богатые из торговцев, и военные корабли призваны были защищать торговые пути. Среди торговых коггов и военных кораблей принца стояли трехмачтовые фрегаты, судна для дальнего плавания из далеких чужеземных стран с глубокими пробоинами. Даже было одно судно из реликтового дерева, размерами в два раза превосходившее своих самых крупных конкурентов, его серые обшивные доски сохранили свою жизненную силу вопреки острым зубам пилы лесоруба и плотника. Корпус покрывали многочисленные шрамы, выше ватерлинии он оброс ракушками, большими, как обеденная тарелка, загорелые до черноты люди трудились на палубе, заделывая повреждения.