Я сплюнул, как это постоянно делал Роу. Поднял голову и обвел братьев прищуренным взглядом, посмотрел на них глазами Роу: на кого-то с симпатией, на кого-то с неприязнью, с завистью, припоминая старые обиды и невозвращенные долги.
— Брат Роу, — позвал я его.
Я поднялся. Мы поднялись. Он поднялся.
Я стоял лицом к лицу с трупом брата Роу, и он смотрел на меня издалека сквозь глаза, которые еще недавно были его собственными глазами.
— Найди ее, — сказал я.
Мне не нужно было объяснять самому себе, что именно надо найти.
Роу дошел до лужи и погрузился в нее. Я присел, наблюдая за ним.
Не успел Роу полностью погрузиться в грязь, как я ощутил холодную сталь у себя на шее. Я покосился на клинок.
— Со мной таких штук не делай, — сказал Макин. — Поклянись.
— Клянусь.
Упрашивать меня не надо было.
34
ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ
Казалось, мы бежим по болотам всю жизнь. С ног до головы забрызганные грязью. Белизна кожи появлялась только тогда, когда братья протирали глаза. И когда на западе красный диск солнца пополз к горизонту, их глаза лихорадочно забегали по сторонам. Вскоре солнце утонет в болоте, и мы, оставшись в темноте, тоже утонем.
— Еще мертвяки! — закричал Райк. Он снова был единственным, кто мог что-то видеть поверх зарослей камыша.
— Сколько их? — спросил я.
— Туча, — ответил Райк. — Такое дело, будто ими камыши кишат.
Донеслось рычание, тихое, но явственное в вечернем воздухе. Я похлопал по шкатулке на бедре. Два часа прошло прежде, чем над поверхностью лужи показалась рука Роу, в которой он держал шкатулку. Братьям не нравилось терять время на ожидание, но за эти два часа мы бы не выбрались из адских болот Челлы.
Мы оставили Роу в луже. Я сказал Макину, что отпустил его. Но это было не так.
— Видишь где-нибудь чистое пространство? — спросил я.
Райк не ответил, он целенаправленно побежал в сторону, мы за ним.
Рычание уже слышалось где-то близко у нас за спиной и чересчур отчетливо. Мы припустили, хлюпанье воды под ногами мертвецов стремительно приближалось, как и треск ломаемого камыша.
Какое-то время я бежал сквозь камыши, не видя ничего, кроме зеленой колышущейся стены, и вдруг оказался на чистой невысокой насыпи, не более трех футов над уровнем воды.
— Хорошая работа, — сказал я Райку, переводя дыхание. Лучше умирать на открытом пространстве.
Армия Челлы обступала нас со всех сторон. Самые быстрые, заляпанные грязью, с лицами, искаженными яростью, и дьявольски горящими глазами, начали окружать насыпь — десятки мертвецов. Чуть поотстав, за ними неуклюже тащились по сломанным и примятым тростникам серые полусгнившие мертвецы, среди них — залегавшие в самой глубине топей, судя по их темным и иссохшим, как старая кожа, телам. Над ними возвышался Прайс — скелет, увешанный кусками гнилой плоти. Рядом с ним шла Челла, одетая в белое кружевное платье со шлейфом, в каких обычно появляются на королевских свадьбах. На нем не было и пятнышка грязи.
— Здравствуй, Йорг, — произнесла Челла. Она стояла достаточно далеко, чтобы я мог ее услышать, но каждый из мертвецов повторил ее слова.
— Возвращайся в ад, сука. — Мне следовало бы сказать что-то более умное.
— Не надо грубых слов, Йорг, на нашей свадьбе, — пожурила Челла, мертвецы хором повторили ее слова. — Мертвый Король поднимается. Черные корабли плывут. Ты соединишься со мной. Будешь любить меня. Вместе мы откроем Золотые Ворота для нашего господина и посадим на трон нового императора.
Появились мертвецы Геллета, они брели медленным шагом, как потерянные, их заносило то в одну сторону, то в другую. Этих призраков можно было принять за живых людей, на их телах виднелись ожоги и раны, на головах проплешины, не хватало зубов во рту, кожа слезала лоскутами. Их были сотни, тысячи — безмолвных обвинителей. Громада Геллета напирала, и болотные мертвецы не выдерживали этого напора, одни отлетали в сторону, другие падали и были растоптаны.
— Послушай, — сказал Райк, — женись на этой суке.
— Она тебя, Райк, убьет в любом случае. И твой труп будет вечно бродить рядом с ней. Прайс с одной стороны, ты — с другой, и все братья вновь соединятся в одну толпу.
— Вот черт, — выругался Райк.
— Иди сюда, Йорг, не ломайся, как маленький, — позвала Челла, и все мертвецы повторили за ней ее приглашение.
Она снова заговорила, но на этот раз эхом прозвучал только один голос, он принадлежал трупу женщины, которая подошла очень близко к краю нашей насыпи. Испачканный болотной грязью труп, одна рука сгнила до костей, кожа почернела, губы серые, изъеденные тлением, но в чертах ее лица улавливалось сходство с Рут.
— Мертвый Король идет. Смерть надвигается, как морской прилив. Мертвых больше, чем живых. И каждая битва увеличивает число мертвых, а не живых. — Язык трупа сморщился, почернел и сделался блестящим. И снова Челла заговорила сквозь нее: — Соединись со мной, Йорг. Тебе здесь уготовано место. Здесь у тебя будет сила и власть.
— Это не самое главное, — сказал я. Как бы высоко я не ценил силу моего мужского обаяния, это не ослепляло меня настолько, чтобы я поверил в любовь некромантки, заставившую ее охотиться за мной. Если же ею движет месть, она бы могла легко расправиться со мной и без этого спектакля.
— Мертвый Король пугает тебя. — Ее слова прозвучали резко, можно даже сказать, отчаянно.
— Что ему нужно от меня?
Несмотря на то, что нас разделяло большое расстояние, я понял: она не знает.
Я хотел сделать шаг, но что-то держало мою ногу. Я посмотрел и увидел зубы — выступавший из земли собачий череп, как капкан, держал меня. Еще один призрак, но держал он меня реально.
Я окинул взглядом полчища мертвецов и напиравшие на них сзади толпы призраков. Челла не могла знать о моей собаке, о Джастисе. Она не могла собрать всех мертвецов Геллета или быть осведомленной об их судьбах. Каким-то образом все это вышло из меня. Каким-то образом Челла вытягивала призраков из моего прошлого через какую-то дыру в пространстве. И это были не только призраки людей, с которыми меня сталкивала жизнь, но и тех, кому я принес смерть. Смутно я угадывал смысл этой затеи, но только смутно.
Я снова посмотрел на челюсти собаки, державшие меня.
— Ты не должен был этого делать, — сказал я и выдернул ногу. Несмотря на то, что я чувствовал, как зубы Джастиса впились в меня, на сапоге они не оставили отметин. Была только боль, крови не было. Это всего лишь мой ум, как капкан, поймал меня. Призраки не могли причинить нам вреда, и в доме Рут мы не могли умереть, не могли сгореть, когда взошло Солнце Зодчих. Челла вызвала всех этих призраков, чтобы заставить меня мучиться.
— Давай поженимся, милый, — упрашивала Челла. — Все собрались на конгрегацию. Уверена, найти священника для церемонии не составит большого труда.
Из толпы призраков вытолкнули монаха Глена, он был самый прозрачный на фоне остальных призраков, колыхался, словно что-то тянуло его назад. Шкатулка у меня на бедре стала тяжелеть. Я не знал, что монах Глен умер, а может быть, знал, но предпочел забыть. Он шел медленно, прихрамывая, хотя я не видел на его теле ран, вид у него был никудышный. В одной руке он держал нож, тот самый нож, красный от крови. Столкнувшись с мертвецом, монах ткнул его ножом в шею. Мертвец упал, нож остался торчать у него в шее. Призраки не могли причинить ничего плохого живым, но, очевидно, для мертвецов они были весьма опасны. Монах Глен дохромал до Челлы и встал рядом с ней.
Я гадал, как монах Глен мог здесь оказаться и почему смотрит на меня с такой ненавистью. Я чувствовал его ненависть даже на расстоянии пятидесяти ярдов. Но больше меня интересовало, что бы значили слова Челлы: «Все собрались на конгрегацию».
Наиболее проворные мертвецы начали приближаться, хотя никакой команды я не слышал. Они приближались медленно, растопырив руки, готовые хватать и разрывать. Такая толпа расправится с нами в считанные мгновения.