— Они сдирают с меня кожу! — взвыл мужчина.

Справа от нас молодая женщина с черными волосами, утонувшими в грязи, подняла голову и посмотрела на нас. Сквозь кожу на лице проступали черные вены, как на моей груди. Она зарычала. Низкий грудной рык голодного зверя. За ней еще одна женщина, возможно, ее сестра.

— Они приходят ночью. Мертвые дети. Они дают нам соленую воду и кормят нас отвратительной гадостью… отвратительной гадостью. — Голова женщины поникла.

— Убей меня, — подала голос мужская голова, находившаяся довольно далеко от нас.

— И меня, — подхватила другая.

— Сколько вы… — начал я.

— Сколько вы здесь сидите? — закончил за меня Макин.

— Три дня.

— Две недели.

— Девять дней.

— Вечно! — стоны и рычание слились в громкий хор.

Меня пробрал холод, в животе сделалось неприятно пусто.

— Что это? — спросил я Макина. Он пожал плечами.

— Я знаю, что это, — сказал Райк.

— Райк, ты не можешь ничего знать, — я попытался заткнуть его.

Но он продолжал:

— Быстро становятся мертвяками. Она их здесь делает. Выпаривает. Медленно их готовит, но они быстро превращаются в то, что ей надо. Я слышал о таком.

Из прибрежной грязи на нас странно голодными глазами смотрела еще одна голова, она завизжала. Ее визг подхватило еще несколько голов.

— Кент, дай им то, чего они хотят, — сказал я.

— Нет! Пожалуйста, пожалейте, — взмолилась женщина у ног Роу. — У меня дети.

— В таком случае я дам им то, что им нужно, — сказал я.

Кент взялся за прополку поля. Кровавая работа и для спины тяжелая. Братья бросились ему помогать, Райк проявил редкий энтузиазм.

Мы двигались рысцой, стараясь как можно быстрее покинуть это место.

— Это не единственное поле, — сказал Макин. Где-то по дороге он потерял свой второй сапог и сейчас бежал босиком.

Меня не особенно заботило, что Челла выращивает еще. Сильнее волновало то, что она уже вырастила.

По зеленому морю мы двигались к серому. Камыши дошли до груди и поднимались все выше и выше. Темная грязь засасывала щиколотку прежде, чем ты успевал сделать следующий шаг.

Широкая полоса грязи разделила камыши на два берега с маленьким ручейком в центре каждого. Уже доносился шум волн, когда мы выбежали на очередную полосу грязи.

— Нет. — Грумлоу положил мне руку на плечо, не позволяя ступить дальше.

Впереди, где ручеек превращался в широкую блестящую ленту, возвышался бугор грязи.

Роу поднял лук, я — арбалет нубанца.

Бугор грязи деформировался, еще больше вспучиваясь, и начал медленно раскачиваться на волнах, из него показалось что-то черное.

— Мать ее, это лодка, — сказал Райк.

Воистину, наступил день, когда Райк был прав. Показалась почерневшая от старости рыбацкая лодка, словно вынырнула из волн. Сидевшие в ней поднялись, грязь сваливалась с них ошметками вместе с кусками гнилой плоти. Я вспомнил толстого капитана парома на Райме. Возможно, он сделал в своей жизни правильный выбор, ходя одним и тем же маршрутом, который очень хорошо знал.

— Назад, — закричал я, вновь увлекая братьев в заросли камыша.

Мы бежали, прорубая себе дорогу, камыш был выше моей головы и хлестал головками по лицу.

— Кто-то приближается, — закричал Райк, он был единственным, чья голова возвышалась над поверхностью зеленого моря.

— Из лодки? — уточнил я.

— Нет. С другой стороны.

Мы развернулись и побежали еще быстрее.

Я слышал преследователей. Они с шумом продирались сквозь камыши.

— Что это? — крикнул я.

— Не вижу, — тяжело дыша, ответил Райк. — Вижу только, как камыши ломаются и валятся.

— Стоп! — Я подчинился собственному приказу. Я бросил арбалет нубанца, выхватил меч и начал рубить камыши. — Расчистить поляну! — крикнул я.

Нет смысла бежать, если тебя обязательно догонят.

Не успели мы расчистить поляну, как на нее выскочили три мертвеца. Они двигались, как слепые, но при виде нас взвыли. Не раздумывая, они тут же набросились на нас, нацелившись руками схватить за горло. Роу упал. Я пронзил мечом ринувшегося ко мне. Он буквально проглотил мой меч: рукоятка застыла у распоротых щек, острие прошло через легкие до желудка. Глотатель шпаг из цирка Тэпрута на мгновение мелькнул у меня перед глазами.

Распоротый пополам изнутри клинком шириной в четыре фута, мой враг, казалось, пришел в еще большую ярость. В неистовых попытках схватить меня за горло он практически вырвал меч из моих рук. Я удержал оружие, и тогда он оттолкнул меня в камыши, а сам ринулся вперед, будто хотел еще глубже заглотить мой меч. Если бы он открыл рот, он бы, вероятно, заглотил не только рукоятку, но и державшую ее руку. Его жизненно важные органы, похоже, уже давно не были для него жизненно важными.

Черная кровь булькала у него во рту, мертвец напирал и теснил меня вглубь камыша, в итоге я упал в лужу, подняв тучу брызг. Уперся спиной в твердь, развернул меч и рванул его вниз, вспарывая горло, грудь, живот. У мертвеца вывалились кишки, и он упал в лужу, продолжая тянуть ко мне руки. Я освободил свой меч и вонзил его в твердую почву. Лежа на спине, я тяжело дышал, хватая ртом воздух. Слышались вой и рычание мертвецов, проклятия братьев, бившихся с ними. Камыши поднимались над моей головой лесными великанами и медленно раскачивались на фоне голубого неба.

К тому моменту как я отдышался и был готов вернуться на поляну, бой закончился.

— Роу мертв, — сообщил Макин, залепляя пригоршней растертого камыша порез на щеке. От этого кровотечение, казалось, усилилось, но, возможно, именно этого он и добивался, желая прочистить рану.

— Он никогда мне не нравился, — сказал я. Так было принято говорить на дорогах. К тому же это соответствовало истине.

— Позаботься, чтобы Челла не превратила его в свою игрушку, — сказал я Кенту.

Он начал рубить голову первому из напавших на нас мертвецов. Кто-то уже успел отсечь ему руки, грязь залилась ему в рот, но все еще корчился и свирепо смотрел на нас.

Видя, как Макин обрабатывает свои раны, я решил охлопать себя. Бывает, проходят часы прежде, чем ты заметишь полученную в бою рану.

— Черт! — вырвалось у меня.

— Что случилось? — Макин посмотрел на меня.

— Шкатулку потерял. — Я еще раз провел руками по бедрам, будто мог с первого раза пропустить ее.

— Счастливое избавление, — сказал Макин.

Я пошел по коридору из смятого тростника к тому месту, куда меня оттеснил мертвец. Ничего. Обшарил лужу.

— Она здесь утонула, — сказал я.

— Хорошо, — Макин встал у меня за спиной.

Я повернулся. Я чувствовал, что это не та вещь, которую можно вот так просто потерять. Это часть меня. Я должен ее хранить.

— Кент! — крикнул я. Он замер с топором, занесенным над трупом Роу.

— Оставь его.

Я подошел к ним и опустился на колени рядом с Роу. Вблизи смерть безобразна. Старик так вывалялся в грязи, что вонял хуже обычного. Красные и розовые клочья его гортани свисали на ключицы, белые хрящи торчали, образовывая черную дыру, уходившую вглубь легких. Кровавые сопли стекали из носа, глаза закатились глубоко влево.

— Мы с тобой еще не закончили, брат Роу, — сказал я.

Я взял его руки в свои. Нельзя сказать, что руки мертвого неприятны, но по телу побежали мурашки, когда я переплел свои пальцы с пальцами Роу. Он лежал, безвольно обмякнув, грубая кожа его ладоней царапала мою.

— Что ты делаешь? — спросил Грумлоу.

— У меня есть для тебя работа, брат Роу, — сказал я.

Я искал его. За несколько минут он не мог далеко уйти. Я чувствовал, как пульсирует некромантия в моей незалеченной ране на груди. Темная рука сжала сердце, и все тело наполнилось холодом.

Я знал, у меня очень мало силы, она сравнима с ручейком среди этих бескрайних полей грязи. Роу был еще теплый. Сердце его не билось, но оно дрожало и подергивалось, и что важнее — я знал его не хуже самого себя. Я никогда не любил его, но знал хорошо.

Чтобы заставить мертвого встать, необходимо влезть в его шкуру. Затем расслабиться и позволить ударам своего сердца эхом отозваться в его теле, а мыслям наполнить его мозг.