Что же, интересно, он поет девушке? Сержант прислушался.

— Это ты, Раечка, зря, — увещевал Мишка. — Тут скромничать нельзя, решительнее надо: иди к Курнышеву, к Васеневу не ходи, этот, как гвоздь, прямой, не поймет. Иди, Раечка, к капитану и скажи: «Товарищ капитан, большая несправедливость: то одна группа получает задание, то другая, а меня не берут. Разве я хуже других? Может, я тоже хочу туда?»

— Боюсь я, Миша.

— Лететь?

— Капитана.

— Зря, он мужик мировой, с виду вроде сердитый, а на самом деле хороший. Зато с нами на задание полетишь, дело стоящее. Воронинцы, видела, как отличились? Это тебе не на вшивость проверки устраивать и осматривать грязные подворотнички. И между нами, тебе что — медаль будет лишняя? А то орден.

«Агитатор, — сердито подумал Андреев. — Только смутит девчонку. Ее же все равно не возьмем, делать ей там нечего. Щедрый какой — медаль даже обещает».

Сержант подошел поближе и оказал:

— Рая, вас ждут во втором взводе.

Девушка недовольно повела плечиком и, не сказав ни слова, ушла. Сержант вздохнул, покачал осуждающе головой, а Мишка сделал невинное лицо и, притворяясь простачком, спросил:

— Что, товарищ сержант?

— Раю не смущай.

— Так она же сама!

— Слышал я, как ты ее обрабатывал. Агитатор тоже нашелся. Хочешь остаться здесь?

— Как здесь? — испугался Мишка.

— Очень просто. Могу устроить.

— Товарищ сержант.... Да я... Но поймите... Больше не буду, слово гвардейца.

— Смотри!

Трусов, как всегда в начищенных сапогах, ходил следом за Васеневым и канючил:

— Возьмите меня, товарищ лейтенант. Что я вам сделал? Возьмите, а? Я все немецкие мины знаю, а Лукин разве знает?

Трусова утром, за завтраком, подогрел все тот же Мишка. Он сказал ему убежденно:

— Ну, что я тебе говорил?

— Не помню, Качан.

— Фамилию надо менять, голова садовая. От твоей фамилии все шарахаются, как лошади от автомобиля. Был у меня дружок...

Но Трусов и без того был обижен тем, что его не берут на задание, а тут еще Качанов со своими подковыками. И полез Трусов драться на Мишку. Никакие уговоры не помогли, тогда Ишакин крикнул:

— Чижики, капитан идет!

Никакого капитана, разумеется, не было, но Трусов остыл. Васеневу наконец надоела трусовская тянучка и он звенящим голосом произнес:

— Гвардии-красноармеец Трусов!

Тот поднял на лейтенанта обиженные глаза.

— Встаньте, как положено, когда к вам обращается командир!

Трусов мигом стряхнул с себя расслабленность, расправил плечи, выпятил грудь, вытянул руки по швам и преданно уставился на взводного.

— Кру-у-гом! — И когда красноармеец повернулся, добавил с нажимом: — Арш!

Печатая шаг, Трусов двинулся от лейтенанта, в глазах его стояли слезы обиды. Андреев пожалел парня. Все-таки Трусов хороший солдат, конечно, лучше Лукина, однако с Васеневым спорить не хотелось, бесполезно. Тот не принимал никаких возражений.

Неожиданно Васенев подошел к сержанту и вроде бы пожаловался:

— Целое утро за мной, как хвост тянется, — и словно бы устыдившись откровенности, холодно спросил:

— Парашюты проверил?

— Там Ишакин, товарищ лейтенант.

— Проверь лично. И вот еще что. Через час построишь группу у землянки комроты. Ясно?

— Есть построить группу!

«Ох и человек, — с досадой думал Андреев. — Помню, на что уж железным был Анжеров, здорово боялись мы его, все-таки командир батальона, а узнали поближе — душа человек, никогда не подчеркивал свое превосходство. А Васенев только тем держится, что использует право на командирский тон».

Через час группа с боевой выкладкой стояла возле землянки командира роты. Васенев побежал доложить, что гвардейцы к вылету на боевое задание готовы. Капитан поднялся наверх, поздоровался с каждым за руку.

— Настроение как, орлы? — спросил он, и добрые морщинки сбежались у его чуть раскосых глаз.

— Отличное, товарищ гвардии капитан! — за всех ответил Мишка Качанов.

— У меня половина роты побывала, просилась на задание. Даже санинструктор была.

Андреев скосил взгляд на Качанова, тот лукаво улыбнулся.

— Каждому хочется полететь, но не каждому это сегодня дано. Честь великая, тем более, что со всего батальона — только пятеро! Может быть, следом за вами получим задание все мы, но мы будем вместе, одним коллективом, а вас всего пятеро. Держите марку гвардейцев высоко. Не забывайте старинную солдатскую мудрость, она там особенно пригодится: «Сам погибай, но товарища спасай». Правильно я говорю, Лукин?

— Так точно, товарищ гвардии капитан!

— Уверен — вернетесь домой с победой, с такой же честью, как и воронинцы. Воловик! — Из землянки проворно выскочил сутулый связной.

— Проверь, готова ли машина? — приказал ему капитан.

Воловик исчез.

— Можете перекурить. А тебя, — повернулся он к Васеневу, — прошу зайти ко мне.

В землянке Курнышев, скрестив на груди руку, внимательно поглядел на лейтенанта и сказал:

— Приказываю тебе ладить с Андреевым. То, что здесь вы постоянно цапались, забудьте. Там цапаться нельзя.

— Я, товарищ капитан, готов! Но он колючий, сам идет на обострение.

— Ты сам такой, вот тебе и кажется. Сержант — человек справедливый и, не в обиду тебе, поопытней. Так?

Васенев неопределенно пожал плечами.

— Так, — ответил за лейтенанта Курнышев. — И к тому еще, ты человек необъективный, подозрительный к людям.

— Товарищ капитан! — задрожал от обиды голос Васенева.

— Знаю, что говорю, — жестко оборвал его Курнышев. — Вот ты написал на Афанасьева рапорт. Почему? Прямо окажем — пакостно о нем подумал. А ты знал, что у бойца неприятности в личной жизни?

— Какие неприятности?

— Вот видишь. У тебя девушка есть?

— Есть, — смутился Васенев.

— Любишь?

Васенев снова неопределенно дернул плечами и покраснел.

— Как бы ты отнесся к тому, что тебе изменила девушка? Молчишь? Трудно ответить? То-то и оно. А у Афанасьева девушка оказалась ветреной, вышла замуж за другого, да еще и ему написала об этом.

— Виноват, но мне не доложили.

— Экий ты! — возмутился капитан и, сняв фуражку, бросил ее на стол, присел на патронный ящик, пригласил Васенева:

— Садись.

И тот сел. Курнышев продолжал:

— Кто ж о таких щепетильных вещах докладывает? О них надо просто знать. Почему Андреев знает, а ты нет? Значит, бойцы к тебе с открытой душой не идут, а к нему идут. Ты считаешь, что командирское дело простое — скомандовал построение или там повел бойцов в атаку и все обязанности? Далеко нет! Так командовать всякий сможет, мудрости тут не требуется. А вот найти тропинку к сердцу красноармейца трудно и даже очень, но найти надо. Воронин тебе ровесник, а ребята в нем души не чают. Жалею, что раньше у нас с тобой не случилось такого разговора, ну, да ничего, лучше поздно, чем никогда. Так что ж прикажешь делать с рапортом? Дальше по команде передавать?

— Виноват, товарищ капитан.

— Передо мной вроде и не виноват. Ты перед Афанасьевым виноват, перед сержантом тоже.

Курнышев извлек из планшета злополучную бумажку, словно боясь замараться, и еще раз опросил:

— Так как же с ним быть?

— Разрешите? — Васенев взял рапорт, развернул, будто собираясь читать и порвал на мелкие кусочки.

— Это лучше, — удовлетворенно произнес Курнышев. — Стало быть, мы обо всем договорились?

— Так точно!

Курнышев надел фуражку и встал. Поспешно вскочил и Васенев.

— Ни пуха тебе ни пера, — сказал капитан, взяв Васенева за плечи. — Верю, вернетесь со щитом. Ребята у тебя надежные, одно слово — гвардейцы. Береги их, сам без нужды не рискуй. Бессмысленный риск равен преступлению. А орден твой обмоем вместе.

— Спасибо, товарищ капитан!

Появился Воловик и доложил, что машина готова и ждет у землянки.

Капитан проводил группу до Ельца, где размещался штаб фронта, сдал ее из рук в руки подтянутому симпатичному полковнику и уехал. Полковник приказал адъютанту переписать фамилии прибывших и потом сказал Васеневу.