2. Законы о браке. Константин установил должную свободу в этом вопросе, упразднив древнеримские меры против безбрачия и бездетности[187]. С другой стороны, теперь свобода брака была ограничена в ветхозаветном порядке под страхом строгих наказаний: запрещались браки между людьми, находящимися в определенной степени родства, а затем эти запреты были произвольно распространены на двоюродных братьев вплоть до третьего колена[188]. Юстиниан запретил также браки между крестными и крестниками — на основании духовного родства. Но прежде всего достоинство и святость брака теперь защищались сдерживанием неограниченной ранее свободы развода, которой римляне пользовались со времен Августа и которая заметно ускорила упадок общественной морали. Однако строгие требования отцов церкви, которые, памятуя слова Христа, считали прелюбодеяние единственной достаточно веской причиной развода, не могли претвориться в жизнь в данном государстве[189]. В этом вопросе законодательство императоров колебалось между римской распущенностью и учением церкви. Еще в V веке христианский автор жалуется, что мужчины меняют жен, как одежду, а брачное ложе выставляется на продажу, как обувь на рынке! Юстиниан попытался согласовать общественные законы с желаниями церкви, но был вынужден сделать некоторое послабление; его преемник допускал развод просто на основании желания обоих супругов[190].

Иметь наложниц было запрещено со времен Константина, прелюбодеяние наказывалось как одно из наиболее тяжких преступлений[191]. Но и здесь языческие привычки вновь и вновь проявлялись на практике, и даже закон, похоже, в течение долгого времени терпел браки, основанные только на взаимном соглашении, в которые вступали без принятия обета, приданого и согласия церкви[192]. Государство до VIII века не требовало торжественной церковной церемонии освящения брака как обязательного условия его заключения. По–прежнему позволялись повторные браки, а также смешанные браки с еретиками и язычниками, несмотря на неодобрение строжайших из учителей церкви; только браки с иудеями были запрещены — по причине фанатичной ненависти иудеев к христианам[193].

3. Власть родителей над детьми, которая по древнему римскому закону распространялась даже на свободу и жизнь последних, была ограничена Александром Севером под влиянием монархического духа, который не приветствует наделение подданных правом личного правосудия, и еще больше была ограничена при Константине. Этот император объявил убийство ребенка отцом, остававшееся безнаказанным по закону Помпея, одним из величайших преступлений[194]. Но жестокая и противоестественная практика отказа от детей и продажи их в рабство продолжалась еще долго, особенно среди работников и крестьян. Даже косвенные меры Валентиниана и Феодосия I не искоренили это зло. Феодосии в 391 г. велел освободить детей, проданных родителями в рабство по бедности, не возмещая убытков покупателям; Юстиниан в 529 г. даровал свободу всем без исключения детям, от которых отказались родители[195].

4. Институт рабства[196] продолжал существовать по всей империи, и по законам Юстиниана признавался вполне правомерным[197]. Кодекс Юстиниана основан на разграничении человечества на свободных и рабов. Он действительно провозглашает равенство людей от природы, в чем поднимается выше теории Аристотеля, считавшего некоторые расы и классы людей неизбежно обреченными, по причине их физической и интеллектуальной неполноценности, на постоянное рабство; но практической ценности эта идея не имеет, потому что кодекс так же строго, как и прежде, настаивает на низшем положении раба по отношению к закону и обществу, сводя его брак к сожительству, отказывая ему в юридической защите от прелюбодеяния, лишая его права распоряжаться судьбой собственных детей, превращая его в товар, подобно неразумной скотине, переход которой от продавца к покупателю был столь же частым, как и продажа любого другого имущества. Ежедневно рабы продавались и покупались за сумму от десяти до семидесяти золотых монет, в зависимости от их возраста, силы и воспитания[198]. Количество рабов не было ограничено: у многих хозяев было по две — три тысячи рабов.

В этом отношении варварские законы не слишком отличались от римских. Варвары также считали рабство естественным состоянием человечества, а рабов — удобным товаром. Все военнопленные становились рабами, тысячи человеческих жизней таким образом спасались от бойни и уничтожения. Когда Стилихон одержал победу над Радагайсом, на рынок было выставлено 200.000 готов и других германцев, вследствие чего цена рабов упала с двадцати пяти золотых до одного. Захват людей в плен и торговля ими была привычным занятием пиратов у берегов Европы. Англо–саксов открыто продавали в Риме во времена Григория Великого. Варварские законы так же строго, как и кодекс Юстиниана, запрещали союз свободного с рабом как унизительный, но превосходили последний в том, что признавали законность и религиозную святость браков между рабами, — как, например, у ломбардов, на основании слов Писания: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» {Мф. 19:6}.

Стена, созданная законом и отделявшая рабов от свободных граждан, исключала их из сферы действия всеобщих прав человека и не была сломана древней церковью, учившей только моральному и религиозному равенству людей. Мы встречаем рабовладельцев даже среди епископов и высшего клира империи. Рабы принадлежали дому папы в Риме, о чем мы случайно узнаем из постановлений Римского синода 501 г., проведенного в связи со спорами об избрании Симмаха, где его оппоненты вызывали его рабов в качестве свидетелей, а его сторонники протестовали против такой необычной просьбы, так как гражданский закон не давал рабам права свидетельствовать перед судом[199]. Среди варваров также существовали церкви, владевшие рабами, и принимались специальные меры для защиты их рабов[200]. Константин выпустил строгие законы против смешанных браков с рабами, все дети от которых должны были становиться рабами, и против беглых рабов (319 и 326), которых в то время было много и которые грабили опустошенные провинции или присоединялись к варварам, врагам империи. С другой стороны, Константин облегчил процедуру освобождения, разрешил совершать ее даже по воскресеньям и дал священникам право освобождать своих рабов по одному своему слову, без свидетелей и церемоний, требовавшихся в остальных подобных случаях[201]. При Феодосии и Юстиниане освобождение рабов поощрялось еще сильнее. Последний император упразднил осуждение на рабство как наказание и дал освобожденным рабам положение и права, равные с остальными гражданами, удалив тем самым пятно, ранее остававшееся на вольноотпущенниках как классе[202]. Дух этих законов способствовал постепенному упразднению домашнего рабовладения. В Византийской империи в целом права разных классов общества были более единообразными, хотя не столько из христианских принципов, сколько в интересах деспотической монархии. Деспотизм и крайняя демократия сходятся в том, что предпочитают всеобщее равенство и единообразие. Ни величие правителя, ни воля народа не терпят, чтобы что‑либо затмевало их величие. В первой системе все — рабы; во второй все — хозяева.