Но при более детальном осмысливании учения о воскресении наметились две разные тенденции: духовная, представителями которой были александрийцы, особенно Ориген, а позже — два Григория, и более реалистическая, поддерживаемая Апостольским символом веры[876], за которую выступал Тертуллиан, но которая отдельными учителями церкви (как Епифаний и Иероним) воспринималась слишком материалистически, без внимания к σώμα πνευματοκόν Павла и заявлению о том, что «плоть и кровь не могут наследовать Царства Божия»[877]. Последняя теория больше соответствовала духу рассматриваемого периода и полностью вытеснила первую; в результате останки бренных тел святых приобрели большую ценность, а поклонение им — более прочные основания. Католические историки и апологеты оправдывают поклонение и целительную силу реликвий с помощью трех фактов из Нового Завета: исцеления женщины с кровотечением посредством прикосновения к одежде Иисуса[878]; исцеления больного тенью Петра[879]; исцеления с помощью платка Павла[880]. Эти примеры, как и чудеса, совершенные останками Елисея, упоминаются Оригеном, Кириллом Иерусалимским, Амвросием, Златоустом и другими отцами церкви в подтверждение истинности подобных и более великих чудес, совершавшихся в их время. Конечно же, эти чудеса доходят до предела чудесного, почти превращаясь в магическое. Но во всех этих случаях орудием целительной силы являлся живой, присутствовавший человек; во втором случае Лука описывает лишь народное верование, а не реальное исцеление; наконец, ни Христос, ни апостолы не выбирали подобные методы и никак не подтверждали тех суеверий, на которых эти методы основывались[881]. Во всяком случае, в Новом Завете и произведениях апостольских отцов церкви ничего не говорится об идолопоклонническом обожании креста Христова, костей или имущества апостолов. Живые слова и поступки Христа и апостолов полностью занимают повествование, и у нас нет даже рассказов очевидцев о том, как выглядели, как были одеты и чем владели основатели церкви. Павел хотел знать Христа по духу, а не по плоти. Даже места захоронения большинства апостолов и евангелистов нам неизвестны. Предания об их мученичестве и останках появились намного позже и не могут претендовать на историческую достоверность. Первые ясные следы поклонения реликвиям встречаются во II веке в Антиохийской церкви, где кости епископа и мученика Игнатия (ум. в 107) хранились как драгоценнейшее из сокровищ[882]; а также в Смирне, где полусожженные кости Поликарпа (ум. в 167) почитали «ценнее, чем богатейшие драгоценные камни, и совершеннее золота»[883]. Мы находим похожие вещи в деяниях мучеников Перпетуи и Киприана. Автор Апостольских постановлений[884] призывает почитать останки святых, которые сейчас с живым Богом и не мертвы, и упоминает о чуде, совершенном костями Елисея, о почтении Иосифа к костям Иакова и о том, как Моисей и Иисус Навин перевезли останки Иосифа в землю обетованную[885]. Евсевий утверждает, что епископский престол Иакова Иерусалимского сохранился до его времени и был окружен великим почтением[886]. Такая благочестивая привязанность к реликвиям, если она не переходит разумных границ, вполне естественна и невинна; она встречается даже у пуритан Новой Англии, где скала в Плимуте, место высадки отцов–паломников в 1620 г., стала местом паломничества, а кресло первого губернатора Массачусетса бережно хранится и используется при инаугурации каждым новым президентом Гарвардского университета. Но к середине IV века поклонение реликвиям, как и поклонение святым, приобрело явно суеверный и идолопоклоннический характер. Бренные останки мучеников обычно обнаруживались вследствие видений и откровений, часто лишь через века после их смерти, потом с торжественной процессией доставлялись в церкви и часовни, построенные в их честь, и помещались у алтаря[887]; обычно это событие отмечалось как праздник[888]. Легенда об обнаружении святого креста привела к появлению двух церковных праздников: праздника обретения креста господня[889], 3 мая, который соблюдался в Латинской церкви с V или VI века, и праздника крестовоздвижения[890], 14 сентября, который отмечался на Востоке и на Западе, по некоторым данным — со времени освящения церкви Святого Гроба в 335 г., по другим — только с момента отвоевания святого креста императором Гераклием в 628 г. Реликвии время от времени демонстрировались толпе верующих для поклонения, носились в шествиях, хранились в золотых и серебряных шкатулках, носились на шее как амулеты от различных болезней и опасностей, а точнее, как орудия, посредством которых святые на небесах, в силу своей связи со Христом, творили чудеса исцеления и даже воскрешали мертвых. Скоро их количество достигло невероятных объемов, даже при наличии единственного оригинала; например, существовало бесконечное количество щепок от предполагаемого Христова креста из Иерусалима, в то время как сам крест, чудесным образом, якобы оставался целым! Почитание креста и распятия вышло за всякие рамки, хотя никоим образом не может считаться подобающим поклонением Распятому; напротив, у большинства людей соблюдение внешних обычаев вытеснило духовный настрой, и часто деревянное или серебряное изображение Христа оказывалось не более чем жалкой подменой живого Христа в сердце[891]. Реликвии стали привычным предметом торговли, а иногда и обмана, на что жаловались даже такие легковерные и суеверные их поклонники, как святой Мартин Турский[892] и Григорий Великий[893]. Феодосий I уже в 386 г. запретил этот вид торговли; такое же решение принимали многие соборы, но безуспешно. Епископам приходилось подтверждать подлинность реликвий с помощью исторического предания, видений или чудес. Поначалу существовала оппозиция поклонению останкам мертвых людей. Святой Антоний, отец монашества (ум. в 356), умирая, выразил такой протест, велев похоронить свое тело тайно, чтобы никто не знал места захоронения. Афанасий рассказывает об этом с одобрением[894]; несколько реликвий, которые ему принесли, он спрятал, чтобы они не стали объектом идолопоклонства[895]. Но вскоре оппозиция исчезла или же стала ограничиваться лишь возражениями со стороны малоизвестных авторов и еретиков, таких как Вигилантий и Евномий, или языческих оппонентов, таких как Порфирий и Юлиан. Юлиан обвиняет христиан в отступничестве от собственного Учителя и саркастически напоминает им, как Христос укорял фарисеев за то, что они были подобны беленым гробам, красивым снаружи, но полным костей мертвецов со всей их нечистотой[896]. Эта оппозиция, конечно же, не давала никакого результата и объяснялась исключительно неверием. Даже еретики и схизматики, за редким исключением, переняли это суеверие, хотя Католическая церковь отрицала подлинность еретических реликвий и их чудесных свойств. вернутьсяВ выражении άνάστασις της σαρκός, вместо του σώματος, resurrectio carnis, a не corporis {плоти, а не тела}. В Никейском символе веры используется выражение ανάστασις νεκρών, resurrectio mortuorum. В немецком переводе Апостольского символа веры сохранен термин Fleisch, плоть, который можно неправильно понять; английские же церкви предлагают более точную формулировку: «воскресение тела». вернутьсяИероним, на основании своего неверного перевода Иова 19:26, учит даже воскресению всех костей, вен, нервов, зубов и волос (так как в Библии говорится о скрежете зубов проклятых во тьме и о том, что все волосы у нас на голове сосчитаны!). «Habent denies, — говорит он о телах воскресения, — ventrem, genitalia, et tarnen пес cibis пес uxoribus indigent». Августин более осторожен и пытается избежать слишком грубого и плотского восприятия. См. отрывки в Hagenbach, Dogmengeschichte, i, §140 (Engl, ed., New York, i, p. 370 ff.). вернутьсяНапротив, за историей об исцелении больного платком Павла непосредственно следует рассказ о магическом злоупотреблении именем Иисуса, как предостережение, Деян. 19:13 далее. вернутьсяθησαυρός ατίμητος. Martyr. S. Ignat., cap. vii (Patrum Apostolic. Opera, ed. Dressel, p. 214). Однако многие ученые оспаривают подлинность этого рассказа о деяниях и мученичестве Игнатия. вернутьсяΤα τιμιώτερα λίθων πολυτελών καί δοκομώτερα ύπερ χρυσίον οστά αυτού, Epist. Eccl. Smyrn. de Martyr. S. Polyc, c. 18 (ed. Dressel, p. 404), также y Евсевия, H. E., iv, 15. вернутьсяConst. Apost., lib. vi, с. 30. Шестая книга относится к концу III века. вернутьсяСм. Быт. 1:1,2,25,26; Исх. 13:19; Нав. 24:32; Деян. 7:16. вернутьсяСо ссылкой на Отк. 6:9: «Я увидел под жертвенником (ύποκάτω του θισιαστηρίου) души убиенных за Слово Божие», и т. д. вернутьсяFestum exaltationis s. crucis, σταυροφανεια. вернутьсяTo, что Лютер говорит о «фокусах и идолопоклонствах», связанных с крестом в поздний период папства, когда люди «предпочитали носить серебряное распятие, а не Христа в сердце и жизни», относится, — хотя, конечно, со многими благородными исключениями, — и к изучаемому нами периоду. Доктор Герцог в своей Theol. Encyclopaedia, vol. viii, p. 60 f., делает вполне справедливое замечание: «Чем чаще использовался крест в разных обличиях и знаках, тем меньше было подлинно евангельской веры во Христа Распятого. Чем больше крест Христов показывали внешне, тем больше он внутренне становился соблазном и безумием для людей. Римская католическая церковь в этом плане напоминает тех христиан, которые так много говорят о своем духовном опыте и устраивают вокруг него столько шума, что осмысленные слова рано или поздно заканчиваются и превращаются у них в мишуру бессмыслицы». вернутьсяСульпиций Север, Vita beati Mart., cil. вернутьсяEpist., lib. iv, Ep. 30. Григорий рассказывает здесь, что некие греческие монахи прибыли в Рим, чтобы выкопать останки рядом с церковью святого Павла и, как они сами признались, продать их на Востоке в качестве святых реликвий (confessi sunt, quod ilia ossa ad Graeciam essent tamquam Sanctorum reliquias portaturi). вернутьсяВ своей Vita Antonii, Opera Äthan., ii, 502. вернутьсяКирилл Александрийский, Adv. Jul., 1. x, tom, vi, p. 356. |