Хуже всего, пожалуй, пришлось отправленным в 1724 году по указу императора «для строения крепостей» татарам, мордвинам и чувашам. К февралю 1726 года, согласно донесению М.А. Матюшкина, из пяти тысяч человек 110 бежали, а 3747 умерли, остальные продолжали работать в Баку (336 человек) и в Реште (536 человек){542}. Верховный тайный совет разрешил вернуть больных и тех, кто уже не мог работать; но только через два года В.В. Долгоруков отпустил оставшихся в живых по причине «немалого нам подозрения от тамошних народов, ибо из тамошних народов призываем в свою протекцию, а своих в такой нищете и работе мучим». Еще раньше, в 1726 году, он предложил отправить домой находившихся на крепостных работах «бунчуковых» казаков; старому воину было «жалко смотреть» на бедных «рабетишек», которые умирали «без всякой ползы государственной»{543}. Отпустили, однако, не всех. О судьбе оставшихся В.Я. Левашов известил в 1730 году: в Гиляне из «командрованных» осталось только 119 человек, которых он использовал для «посылок» и сбора податей{544}.
Несмотря на усилия военного ведомства, ситуация в дальнейшем принципиально не изменилась. Полки вывели с низовьев Куры (там осталась лишь маленькая крепость), но в Гиляне болезни косили армию по-прежнему. С января по ноябрь 1730 года там скончались 943 человека (в боях погибли два казака); за 1731 год при боевых потерях в 59 солдат заболели и умерли 1523 человека (целый полк!) и почти столько же — 1476 ушли из жизни только за три месяца 1731 года{545}.
На смену выбывшим приходилось постоянно присылать новые контингенты рекрутов и солдат из армейских и гарнизонных полков. По составленной в сентябре 1731 года ведомости{546} в Низовой корпус были доставлены:
Последняя ведомость явно не полна, поскольку приведенное в ней количество пополнений не могло компенсировать потери и поддерживать численность войск в указанных выше размерах. Не случайно сам Левашов позднее объяснял, что точных цифр численности корпуса по годам привести не может, а Долгоруков жаловался на отсутствие квалифицированных подьячих для ведения отчетности, так что «уже ныне офицеры вместо писарей отправляют». Из доклада самой Военной коллегии от 19 июня 1732 года{547} следует, что в «новозавоеванные провинции» отправились:
Последняя цифра кажется нам более близкой к реальности, хотя также несколько заниженной. В марте 1726 года Верховный тайный совет оценивал количество отправленных рекрутов в 27 тысяч (очевидно, с учетом взятых в 1722 году){548}. К итоговому числу следует добавить 524 солдата и 2600 рекрутов, прибывших, согласно донесению В.В. Долгорукова, в 1727 году{549}. Кроме того, только в 1729 году Верховный тайный совет приказал доставить на юг 10 312 гарнизонных солдат{550}, но точное количество прибывших на место нам неизвестно.
По данным из архива кизлярского коменданта, с 1722 по 1725 год на юг было отправлено свыше 20 тысяч рекрутов и солдат. Так, в 1722-м было командировано в персидские провинции воинских чинов: из Москвы — 2387, Нижнего Новгорода — 1417, из Казани — 41; в следующем году из Москвы отправлено 1297 солдат и рекрутов, из Нижнего Новгорода — 986, из Казани — 2673 и из Воронежа — 750 человек; в 1724-м из Москвы — 202, из Казани — 1000, из Воронежа — 912, из Киева и Глухова — 1745 человек. Наконец, по требованию генерала Матюшкина было послано в июне 1725 года из Киевского и Глуховского гарнизонов по 1050 солдат, из Казани 900 солдат и 657 рекрутов и из Москвы 419 человек. Кроме того, «по особому наряду излишних сверх табели в городах Астраханской губернии 2120 чел. велено комплектовать того низового корпуса полки»{551}.
По подсчетам Коллегии иностранных дел, в 1722-1731 годах в Иран было направлено 61 090 человек, включая оставшиеся там после завершения похода 1722 года войска{552}. Доклад Военной коллегии от 19 июня 1732 года дает более точную цифру — 70 665 солдат и офицеров{553}. Таким образом, получается, что через Низовой корпус за десять лет прошла целая армия — более 70 тысяч служивых, и почти половина из них сложили в «жарких краях» головы не в сражениях, а от «вредительного воздуха». Вместе с ними за эти годы несли службу примерно 24 тысячи донских и яицких казаков (по данным Военной коллегии, в 1722 году на юг были отправлены пять тысяч казаков; в 1723-м — тысяча в Дербент; в 1724-м — тысяча на поселение на Аграхань, в 1725-м — три тысячи в крепость Святого Креста и тогда же — тысяча яицких казаков{554}; в 1726 году было послано 3500 донских казаков, в 1728-м — две тысячи донцов и 200 калмыков, в 1730-м — тысяча, в 1731-м и 1732-м — по три тысячи и в 1733 году — 1650 донских и 250 яицких казаков{555}) и около 20 тысяч «малороссийских черкас» (в 1722-1726 годах). Армейское начальство признало, что точное число отправленных в разные годы на юг украинцев ему «неведомо»{556}. По указу Верховного тайного совета от 26 сентября 1726 года было решено впредь украинских казаков в поход не посылать, а брать с них на военные расходы по три рубля с человека и передавать деньги В.В. Долгорукову{557}. Однако слободских казаков продолжали отправлять в Низовой корпус и в 1727 году (тысячу человек), и в 1728-м{558}.
Еще нужно помянуть гибель моряков, строивших суда Каспийской флотилии и перевозивших пополнение, провиант и снаряжение, а также пять тысяч «работных людей», из которых почти все погибли. Точное число их боевых и небоевых потерь установить невозможно, однако приведенная в работе Н.Д. Чекулаева итоговая цифра в 200 тысяч умерших представляется явно завышенной, тем более что она не подтверждается имеющимися в нашем распоряжении источниками{559}.
Неудивительно, что в такой ситуации командующий постоянно просил присылать все новых и новых солдат. Однако пополнения приходили далеко не в лучшем состоянии. Согласно доношению астраханского губернатора фон Менгдена, в 1728 году в прибывшей с полковником Шваном команде из 365 рекрутов по дороге померли или бежали 35 человек; у прапорщика Федорова прибыли к месту назначения 498 из 539 рекрутов. Прапорщик Нагаткин потерял по пути 65 человек из 500 и едва спасся сам: следовавшие с ним новобранцы «забунтовали», и 52 рекрута сбежали, убив четырех солдат охраны и жестоко избив его самого. Расследование инцидента показало: возмущение было вызвано тем, что рекрутов везли в трюме «под палубою» и прапорщик не только не выпускал их на воздух, но и хотел посадить недовольных в колодки{560}.
Особенно же не хватало квалифицированных кадров: Долгорукову нужны были два-три толковых генерала и не менее 70 штаб- и обер-офицеров. Князь имел право производить в чины до подполковника, но не мог восполнить нехватку писарей, провиантмейстеров, аудиторов, лекарей, инженеров, артиллеристов, переводчиков. В 1729 году остался невыполненным указ Верховного тайного совета о составлении карты приобретенных провинций — ни у кого из генералов не было необходимых специалистов, а единственный армейский инженер Федор Пирия умер. Министры распорядились выслать с этой целью на юг инженера и двух кондукторов, но инженер-майор Людвиг Гартунг прибыл в Гилян только в следующем году и при отсутствии установленных границ сразу запросил начальство, «как далеко» надлежит ему описывать территорию{561}.
