Затем настал черед Средней Азии. Иранские войска подчинили Хиву и Бухару. Шах-завоеватель не забыл о союзнике — его приход принес свободу многим русским пленникам, в том числе оставшимся в живых участникам похода Бековича-Черкасского 1717 года. Консул в Реште Семен Арапов докладывал в апреле 1741 года, что к нему по приказу Надира доставили 107 бывших рабов из Хивы: солдат, матросов, торговцев, рыбаков, донских и яицких казаков, захваченных на рыбных промыслах и в степи калмыками, кайсаками и «воровскими казаками» или занесенных штормами на восточный «трухменский» берег моря. Каждому из них от имени шаха было выдано по пять рублей, два кафтана, две пары сапог, две рубахи, две шапки и еда на дорогу^{1024}. Правда, «дружба» с шахом стоила российской казне недешево: прием иранских посольств в 1736-1739 годах обошелся в 110 тысяч рублей; на обслуживание вторичного прибытия и «отпуск» Хулефа Мирзы Кафи в 1740 году ушло еще 28 500 рублей^{1025}.

К тому времени Россия уже вышла из победной, но крайне тяжелой для нее войны на безлюдных степных пространствах Северного Причерноморья. Союзники действовали несогласованно, русские армии два года подряд совершали изнурительные марши в Крым, откуда были вынуждены уходить из-за жары, болезней и отсутствия провианта и фуража. Только в 1739 году главнокомандующий Миних наметил оправдавший себя впоследствии маршрут через Молдавию прямо в турецкие владения на Балканах и даже заключил с молдавским господарем договор о переходе в русское подданство.

Однако наметившийся в 1739 году после сражения при Ставучанах успех развить не удалось: как раз в это время союзники-австрийцы были разбиты под стенами Белграда и вынуждены были заключить мир ценой потери всех территорий, завоеванных ими к 1718 году. По Белградскому договору 1739 года Российская империя не получила ни выхода к Черному морю, ни права держать там свой флот; вся торговля могла осуществляться лишь на турецких кораблях. В качестве трофеев ей достались только Азов без права строить там укрепления и полоса степного пространства к югу вдоль среднего течения Днепра; русским паломникам гарантировалось свободное посещение Иерусалима.

Условия ведения наступательной войны на огромных пространствах, необходимость координации действий на разных фронтах, учет международной ситуации и состояния противника — все это требовало известного опыта, приобретение которого подготавливало почву для будущих успехов времен Екатерины II. Только цена этого опыта оказалась очень высока: по современным оценкам, походы 1735-1739 годов унесли жизни не менее 120 тысяч человек, то есть примерно половины штатного состава армии; причем не более десяти процентов от этого числа пали в боях, а остальные погибли от жары, голода и болезней. Слава же великих побед досталась уже следующим поколениям русских солдат и полководцев.

В этой «незнаменитой» войне участвовали командиры и полки бывшего Низового корпуса. Некоторые из выведенных полков были расформированы, прочие размещены на юге России — на Украине, в Харькове, Царицыне, Воронеже, Белгороде, Изюме, Коротояке, Острогожске, укомплектованы людьми и лошадьми. Часть их в том же 1735 году поступила «в команду» фельдмаршала Миниха^{1026}. Другие соединения вошли в состав армии фельдмаршала П.П. Ласси и гребной флотилии П.П. Бредаля и воевали на Азовском море.

Проблемы содержания «не положенных в штат» полков не прекратились и после вывода их из Ирана. В феврале 1737 года Военная коллегия в очередной раз пожаловалась на Штатс-контору, которая не перечислила средства. Кабинет распорядился деньги выплатить. Но в ответ Штатс-контора разъяснила: сами кабинет-министры велели содержать эти части за счет «таможенных доходов», а также поступлений с Украины, средств Коллегии экономии и других «остаточных» статей, но теперь «вышеписанных доходов деньги в Статс-контору не приходят». Далее контора напоминала, что по прежним указам доходы от продажи казенных железа и меди остаются в Коммерц-коллегии, от торговли ревенем — у Медицинской канцелярии; к тому же командующие армиями Миних и Ласси постоянно требуют денег, и все свободные средства уходят на «турецкий фронт». Министры хотя и обиделись на такое разъяснение («из того ничего подлинного выразуметь невозможно»), но смогли только порекомендовать конторе «изыскать способы» найти деньги совместно с Сенатом. Опытные сенаторы, постоянно сталкивавшиеся с подобными заданиями, выход нашли. В Петербурге обнаружили 15 тысяч рублей, из московских канцелярий и контор выгребли 35 тысяч, а затем взяли «заимообразно» из Монетной конторы еще 50 тысяч и в итоге обеспечили необходимые выплаты^{1027}.

Такая ситуация сохранялась до начала царствования Елизаветы Петровны, когда одни сохранившиеся полки бывшего Низового корпуса (Апшеронский, Кабардинский, Куринский, Навагинский, Нашебургский, Низовской, Тенгинский, Ширванский) были введены в штат армии, а личный состав других (Бакинского, Дагестанского, Дербентского, Сальянского) пошел на пополнение команд кораблей Балтийского флота^{1028}.

После вывода войск в 1735 году российская дипломатия долгое время решала задачу утверждения империи в Черноморском бассейне. В Закавказье Петербург предпочитал поддерживать более или менее устойчивый баланс сил — сначала с помощью Ирана, потом в более сложной комбинации с участием Картли-Кахетинского царства Ираклия II (1762-1798) и азербайджанского Кубинского ханства во главе с Фатали-ханом (1758-1789). Военное вмешательство осуществлялось выборочно и дозированно — например, посылкой отряда генерала Г.К. Тотлебена в Грузию в 1769 году на помощь Ираклию против турок или рейдом войск генерала И.Ф. Медема в 1775 году против правителя Каракайтага Амира Хамзы, осадившего Фатали-хана в Дербенте.

Правда, в конце 1779-го — начале 1780 года тогдашний правитель Юга России Г.А. Потемкин планировал «персидскую экспедицию» в ослабленный внутренней борьбой Иран, где как раз скончался сумевший на время объединить страну влиятельный правитель Керим-хан Зенд. Секретный ордер от 11 января 1780 года прибывшему в Петербург и принятому императрицей А.В. Суворову гласил: «Часто повторяемые дерзости ханов, владеющих по берегам Каспийского моря, решили, наконец, ее императорское величество усмирить оных силою своего победоносного оружия. Усердная ваша служба, искусство военное и успехи, всегда приобетаемые, побудили монаршее благоволение избрать вас исполнителем сего дела».

Согласно этому указанию прибывший в Астрахань полководец стал готовить флот, установил переписку с Ираклием II и прикаспийскими ханами, одного из которых — правителя Гиляна Гедает-хана — пытался склонить на сторону России. Через свою агентуру, большую часть которой составляли выходцы из Армении, он получал информацию о положении в Персии; составлял карты и описания мест, в которых должна разворачиваться вверенная ему экспедиция — сухопутный марш от Кизляра в сочетании с морским походом на Решт с целью создания на южном берегу Каспия укрепленной «пристани для коммуникации» и торговли со странами Востока^{1029}.

Еще в Петербурге Суворов встречался с поборниками освобождения Армении от персидского ига. «Генерал-поручик Александр Васильевич Суворов приехал к нам на свидание, — записал армянский церковный и политический деятель, архиепископ (с 1800-го — католикос всех армян) Иосиф Аргутинский в своем дневнике, — и в течение двух часов… задавал много вопросов по тому же предмету и о наших краях. Подробно распрашивал о состоянии престола нашего святого Эчмиадзина и сильно обнадеживал нас, что намерены восстановить наше государство. Выйдя от нас, он поехал к светлейшему князю Григорию Александровичу Потемкину и передал ему все сказанное нами о городах». Однако Суворов так и не дождался команды начинать поход: пока шла его подготовка, Россия заключила принципиально важный союз с Австрией, направленный против турок, и приступила к присоединению Крыма.