Но как бы там ни было, мне нужно найти себе жилье в самом ближайшем будущем. И неважно, насколько невыполнимой кажется эта задача. А судя по тем развалюхам, которые я исследовала сегодня, она и впрямь почти нереальна.

Когда погоня за квартирой заканчивается, я почти физически ощущаю, как усталость опускается на меня тяжелым влажным одеялом. Именно поэтому, когда мне на мобильник звонит Фиона, я сообщаю ей, что никак не могу пойти на презентацию «Ликвид Эн-Эр-Джи», куда она достала нам пригласительные билеты, поскольку завтра утром мне необходимо присутствовать на заседании редколлегии.

— Тебе это поможет забыться и перестать думать о Люке, — не отступает Фиона. В ее голосе звучит столько искренности и участия по сравнению с сегодняшними лицемерами и словоблудами, что я легко сдаюсь.

— Ну, хорошо, хорошо, как скажешь. — В конце концов, я ей обязана слишком многим.

Через пару часов мы начинаем приготовления. Если бы мы отправлялись на вечеринку в возрасте восемнадцати лет, это означало бы следующее: перемеривание, как минимум, двадцати нарядов, сопровождаемое пением с гримасничением под дерьмовую музыку с псевдомикрофоном из щетки для волос, а все для того, чтобы получить халявную бутылку дешевой водки.

Теперь, когда нам уже почти по двадцать пять, наша подготовка выглядит несколько по-другому. Это: перемеривание, как минимум, двадцати нарядов, сопровождаемое пением с гримасничением под дерьмовую музыку с псевдомикрофоном из щетки для волос, а все для того, чтобы получить халявную бутылку дорогой водки.

Вот что значит зрелость!

Фиона сегодня в удивительно хорошем настроении и отчаянно пытается «высушить мое одеяло усталости и отчаяния», прежде чем мы начнем веселиться на вечеринке. Выбрав себе костюм, она забралась на кровать с щеткой-микрофоном и вовсю распевает вместе с хором «Я выживу». Со стороны очень похоже. Ну, просто королева эстрады, поющая своим голосом. Правда, меня это не сильно впечатляет, и тогда она переключается на более душещипательную вещицу «Почему моему сердцу так больно?», и после нее плавно переходит на сумасбродную версию «Уцелевшего». Она поет вместе с группой «Дестиниз Чайлд», и все это записано на одной из тех пленок, которые мы когда-то с удовольствием слушали во время каникул.

Может быть, это глупо, но я всякий раз чувствую себя как-то по-особенному, когда Фи вот так дурачится. Наверное, потому, что я — единственный человек, знающий ее именно с этой стороны. Мне хорошо знакомо это дитя, обычно закованное в доспехи СМИ-атташе.

На презентации «Ликвид Эн-Эр-Джи» присутствует обычная для таких случаев толпа: это в основном представители Сохо — люди известные и откровенные посредственности, разбавленные трезво выглядящими представителями пивоваренных заводов. Фиона притащила меня на дегустацию довольно рано, поэтому я отлично себя чувствую и уже успела завестись этой зеленой шипучей смесью с добавлением водки-текилы-гуараны-кофеина и еще чего-то. Ну, теперь, как мне кажется, я могу провеселиться весь остаток недели.

— Прости, — бросает Фиона, как только мы отыскиваем свободные места, куда можно присесть.

— За что?

— За то, что заставила тебя притащиться сюда, — поясняет она, преданно глядя на меня своими сказочными глазами.

— Ничего подобного. Ты только высказала предположение, что мне здесь будет хорошо, и я перестану думать о Люке. Так оно и есть.

— Как?

— Я перестаю думать о Люке.

— Ты уверена?

— Уверена в том, что уверена.

Да, я действительно уверена в том, что уверена. И хотя я перестала думать о Люке, я не думаю и ни о ком другом. То есть, конечно, мой мозг сейчас полностью заполнен водкой, текилой, кофеином и так далее.

Мимо нас проходят два трансвестита, разукрашенные перьями, и раздают всем желающим леденцы на палочке.

Фиона, несмотря на уже пятую выпитую бутылочку «Ликвид Эн-Эр-Джи», не забывает о работе и, заметив неподалеку редактора известного сайта танцевальной музыки, только что появившегося в толпе, предлагает отправиться к нему и побеседовать.

— Что, если я тебя подожду здесь? — предлагаю я.

— Хорошо. Тогда я постараюсь вернуться побыстрей.

Я вжимаюсь в стул и пытаюсь слиться с мебелью, хотя это практически невозможно, поскольку она сияет флуоресцентными красками.

Ах, черт, вот на меня уже обратили внимание! Какой-то тип с невообразимой прической уставился на меня и глаз не сводит. Даже не старайся. Мне это не интересно. В самом деле. Однако на него моя телепатия не действует, и он, явно нацелившись на меня, начинает зигзагами пробираться вперед через прокуренный зал.

Куда запропастилась эта Фиона?!

И тут, впервые за всю неделю, что-то получается так, как этого хочу именно я.

Откуда ни возьмись, какая-то женщина, внезапно оступившись, пролетает три ступеньки и приземляется точно у моих ног. Я наклоняюсь, чтобы помочь ей подняться.

— С вами все в порядке?

Женщина выпрямляется и очень смешно, почти по-клоунски, смахивает пряди волос с лица. Хотя она, как это сразу видно, здорово набралась, ее внешностью нельзя не восхищаться. Она выглядит фантастично, даже нереально, если хотите.

— Все нормально, сестренка, — кивает она и тут же громко икает. — Мои подушки безопасности, как всегда, смягчили удар. — И она кивком указывает на свою пышную грудь.

Ее огненно-рыжие волосы, пухлые губы и удивительные формы создают потрясающий эффект. Поймите меня правильно. Это не та внешность, которая сразу же вызывает либо зависть, либо ненависть с первого взгляда. Это именно та заразительная красота, когда начинаешь сознавать, что и сама неплохо выглядишь, да и все те, кто находится поблизости, сразу становятся как-то симпатичней.

И хотя тот подвыпивший урод уже отступил, все же остальные обладатели членов тут же начинают пялиться в нашу, вернее, в ее сторону.

— Можно, я присяду? — спрашивает женщина, экстравагантно склонив голову набок.

Я не возражаю, и она представляется:

— Джеки Фальстаф.

— Марта Сеймор.

Мы обмениваемся визитками, и я узнаю, что она является одним из промоутеров «Доллар Диско» в престижном клубе высшего света «Зюк» в Клеркенуэлле, который она почему-то довольно грубо рекламирует, как «лучшее место во всем городе, где можно попытать счастья и получить свою долю ВИПов. Под «П» имеется в виду «пенис», разумеется».

Когда возвращается Фиона, она, как я замечаю, немного обескуражена появлением этой неукротимой огненно-рыжей бури, хотя очень быстро приходит в себя и, будучи женщиной разумной и сильной, подключается к нашей беседе.

В ходе разговора мы обнаруживаем, что Джеки имела половую связь почти что с половиной присутствующих здесь мужчин. Один из них, вон тот, одетый во все от Версаче, симпатичный юноша с изумительными зубами, находящийся от нас метрах в пяти, был даже влюблен в нее по-настоящему.

— Неужели? — хором произносим мы с Фионой с преувеличенным удивлением.

— Да, именно так, — подтверждает Джеки. — У нас были самые настоящие любовные отношения. Правда, уже через три недели я поняла, что ничего хорошего из этого все равно не выйдет.

— Почему же? — интересуюсь я.

— Он сексуально примитивный человек и совершенно не знает, чего хочет женщина, — задумчиво отвечает Джеки. — То есть он относится к тому типу парней, которые твердо уверены в том, что «кунилингус» — это название ирландской авиакомпании или что-то в этом роде. — Она так заливисто начинает хохотать над своей собственной шуткой, что мне начинает казаться, будто она сейчас грохнется со своего стула еще раз. — Простите, — старается успокоиться Джеки. — Я понимаю, это старо и вы уже слышали.

Мне становится спокойно и приятно. В самом деле, не часто увидишь такого раскрепощенного человека на подобном мероприятии, в противоположность целому собранию зажатых в журналистов, ди-джеев, всевозможных администраторов, представителей связей с общественностью и прочих деятелей СМИ, бросающих слова на ветер и лижущих друг другу задницы с одинаковым рвением.