Лежавший на полу Чанис почувствовал, как сковывавшие его путы окончательно порвались под влиянием ментального потока Первого Оратора, и поднялся во весь рост.

— Значит, Россем — не Второе Основание?! — закричал он в полнейшем изумлении.

Первый Оратор улыбнулся.

— Вот видите, Первый Гражданин удивлен так же, как и вы. Разумеется, Россем — не Второе Основание. Неужели мы настолько безумны, чтобы привести прямо на нашу Родину самого могущественного и опасного врага?

Пусть ваш флот бомбардирует Россем, Первый Гражданин, от этого ваше положение не изменится ни на йоту.

Почему? Потому что экспедиция Второго Основания, пробывшая здесь три года и функционировавшая под видом старшин, выполнила свою задачу и направляется в данный момент на Калган. Разумеется, они не попадут на глаза вашему флоту и прибудут в ваши владения по меньшей мере за день до того, как вы сможете туда домчаться. Поэтому я и говорю об этом спокойно. И если я не отменю своих приказов, то по возвращении вы будете иметь дело с восставшей, революционной империей — всем вашим Союзом Миров.

Мул медленно опустил голову. Его мозг источал злобу и отчаяние.

— Да. Слишком поздно… Слишком поздно, теперь я понимаю.

— Теперь вы понимаете, — согласился Первый Оратор. — А теперь уже нет. — И в тот момент, когда мозг Мула открылся в своем отчаянии, Первый Оратор, готовый к этому и понимающий природу вещей, быстро проник в него. Ему понадобилась лишь доля секунды, чтобы совершить превращение.

Мул поднял голову и сказал:

— Значит, мне нужно вернуться на Калган?

— Конечно. Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно. — Он нахмурился. — А вы кто такой?

— Разве это имеет значение?

— Нет, конечно. — Он пожал плечами и тронул за руку генерала.

— Проснитесь, Притчер, мы летим домой.

Прошло два часа, прежде чем Билл Чанис почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы передвигаться самостоятельно.

— И он никогда не вспомнит? — спросил Билл.

— Никогда. У него остались ментальные силы и империя, но помыслы его совершенно изменились. Теперь Мулу безразлично Второе Основание, он стал мирным человеком, а значит, те несколько лет жизни, которые мутант еще сможет протянуть со своим здоровьем, будут для него гораздо более счастливыми. А после его смерти План Сэлдона будет осуществляться дальше.

— А это правда, — настаивал Чанис, — что Россем — не Второе Основание? Я ведь был уверен в обратном, но я же не сумасшедший!

— Вы не сумасшедший, Чанис. Как я уже говорил, просто измененный. Пойдем. Надо возвращаться домой.

Билл Чанис находился в большой комнате с белым кафельным полом. Он ни о чем не думал. Его устраивало то, что он живет.

На первых порах Билл пытался собрать обрывки воспоминаний и осмыслить подслушанные разговоры, как, например, этот:

— Сейчас у него абсолютная афазия. Произведена полная очистка, и я думаю, без малейшего вреда. Теперь необходимо восстановить первоначальную запись.

А затем кто-то вошел и что-то долго думал с ним, после чего Билл спал еще дольше.

Пришло время, и кровать стала кроватью, окно — окном, и Чанис неожиданно понял, что находится в больнице, и слова, которые он воскресил в памяти, уже имели смысл.

Билл сел на постель. Первый Оратор приблизился.

— Вы на Втором Основании, и ваша память, ваша прежняя память вернулась к вам.

— Да, да. Да! — Чанис внезапно ощутил себя самим собой, и это доставляло невыносимую радость и наслаждение.

— А теперь скажите мне, — продолжал Первый Оратор, — вы знаете, где Второе Основание?

Осознание истины переполнило все существо Чаниса, нахлынув на него огромной волной, и он не мог ответить, как и Эблинг Мис когда-то, — его охватило чувство огромного, ни с чем не сравнимою удивления.

И только когда все улеглось, Чанис ответил:

— Клянусь всеми звездами Галактики, теперь я знаю!

Аркадия Дарелл отчетливо продиктовала в микрофон своего транскрайбера: «„Будущее Плана Сэлдона“. А. Дарелл», а затем угрюмо подумала, что когда-нибудь станет великой писательницей и начнет подписывать все свои произведения псевдонимом «Аркадия». Просто «Аркадия», без всякой фамилии. Подпись «А. Дарелл» под классными сочинениями по риторике была просто безвкусной. Всем остальным ребятам тоже приходилось так подписываться, кроме, пожалуй, Олунтуса Дама, да и то лишь потому, что весь класс просто смеялся над ним. «Аркадия» — это имя, которое маленькой девочке подарили лишь потому, что так звали ее прабабку. Нет, у родителей определенно не хватало воображения.

Вот уже два дня, как ей исполнилось четырнадцать лет, и сейчас можно вполне признать ее взрослой и называть хотя бы Аркади. Губы девочки сжались, когда она представила отца, который отрывает глаза от книги на экране и, глядя на нее, произносит следующее:

— Но если ты собираешься играть роль девятнадцатилетней, то что будет, когда тебе исполнится двадцать пять? Все мальчики решат, что тебе уже тридцать.

С того места, где Аркадия развалилась в своем специальном кресле, раскинув руки, было видно зеркало на туалетном столике. Но посмотреться в него ей мешала собственная нога, на большом пальце которой качался домашний тапок, поэтому она выпрямилась и уселась в неестественной позе, стараясь вытянуться вверх, чтобы прибавить своей маленькой фигурке еще хотя бы два дюйма.

Некоторое время девочка изучала свое лицо — слишком полное. Не разжимая губ, она на полдюйма опустила челюсть и поняла, что так тоже не годится. Затем быстро облизнула и секунду пожевала свои влажные, мягкие губы, опустила ресницы, как это сделала бы уставшая от всего похитительница сердец. О Боже, если бы ее щеки были такими же розовыми!

Аркадия попыталась приподнять пальцами уголки глаз, чтобы придать им загадочное экзотическое выражение, как у женщин внутренних звездных систем, но ей мешали руки, и она не могла рассмотреть себя как следует.

Затем Дарелл слегка приподняла подбородок и повернула голову в профиль, немного скосив глаза и напрягая мускулы шеи. Голосом на октаву ниже обычного она сказала:

— Но, отец, если ты считаешь, что мне хоть чуть-чуть небезразлично, что обо мне будут думать всякие там мальчишки…

Вдруг Аркади вспомнила, что микрофон все еще был в ее руке, и, добавив своим обычным голосом «О Боже!», поспешно выключила его.

На слегка фиолетовой бумаге с толстой чертой поля красовались слова:

«„БУДУЩЕЕ ПЛАНА СЭЛДОНА“. А. ДАРЕЛЛ.

Но, отец, если ты считаешь, что мне хоть чуть-чуть небезразлично; что обо мне будут думать всякие там мальчишки…

О БОЖЕ!»

Дарелл с раздражением вытащила лист из машинки, и на его место тут же скользнул другой. Тем не менее ее нахмуренное личико разгладилось, а широкий рот растянулся в удовлетворенной улыбке. Девочка осторожно понюхала бумагу. Здорово! Ей как раз не хватало элегантности и шарма, и она-таки добилась своего.

Вообще-то отец собирался купить обычную пишущую машинку, по клавишам которой нужно было лупить, будто она какая-то глупая учительница. Но все же Аркадии доставили от «Транскрайбера» именно модель, которую она хотела и которая вызывала со стороны отца гораздо больше неудовольствия, чем могла ожидать взрослая девушка четырнадцати лет: напечатанные буквы показались ей приятными и наделенными особым смыслом.