— Она здесь с парнем.

— Понятно.

— И Лео разрешает им спать вместе.

— Это не значит, что и ты должна разрешать, — ответила я, и у меня все поплыло перед глазами.

Моя доченька, маленькая пятнадцатилетняя девочка. Маленькая во всех смыслах: маленькие руки, ноги, маленькая грудь и такая тонкая талия, что я могла бы обхватить ее двумя пальцами.

— Сколько она уже у вас?

— Два дня. Он спит на софе. Очень приличный мальчик. Я имею в виду, что он говорит «спасибо» и «извините». Но, Джулиана, Гейб не может… Да и я не могу…

— Да, понимаю. А где Гейб, мой Гейб?

— Он смотрит телевизор с дедушкой в его кабинете. Они с Каролиной и двух слов не сказали друг другу…

— Может, тогда пусть он привезет Рори домой.

— Да нет, Рори как раз счастливее всех. Она ни на шаг не отходит от Кары.

— Тогда все это подождет до утра. Если я смогу вывести машину, то сразу же приеду.

— Хорошо, — нерешительно протянула Хана. Ей было семьдесят восемь лет, и этот мир казался ей еще более сумасшедшим, чем мне.

— Договорились, — ответила я.

Я положила трубку и повернулась к Мэтту.

— Здесь есть гостиница в нескольких кварталах отсюда, но я предлагаю тебе остаться у меня. Я постелю на кровати Гейба.

— Давай я хотя бы уберу снег. Иначе ты не выедешь. Где лопата?

Я сказала, где ее найти. Я услышала, как он смеется, беря ее в руки, и отправилась в комнату Гейба, чтобы убрать там и проветрить. Выглянув в окно, я заметила, что снег словно тает.

— Он невесомый, — крикнул мне Мэтт. — Я миллион лет не убирал снега и ощущаю себя, как в кино.

— Но разве в Бостоне не бывает снега? — удивилась я, вручая ему полотенце. Он был такой красивый. На лбу у него блестели капельки пота, а волосы на влажном воздухе завились колечками. Высокий, энергичный — американская мечта. Как давно у меня не было в доме мужчины! Я уже забыла, что атмосфера в доме может измениться от его присутствия.

— Не возражаешь, если я приму душ?

— Нет, — ответила я. — Не возражаешь, если и я приму душ? Я дала ему халат Гейба и несколько полотенец.

— Не могу предложить тебе пижаму, потому что у Лео, наверное, она на два размера меньше, да и не сохранила я их.

— Я не сплю в пижаме, — ответил Мэтт, и я ощутила словно укол в солнечное сплетение.

Спустя полчаса мы снова появились в гостиной. Я решила быть тщеславной до конца, поэтому высушила волосы и снова накрасилась.

— Вот теперь я тебя узнаю, — сказал Мэтт. — Ты не изменилась.

— Вряд ли, но мне приятно, что ты так говоришь.

Нам больше ничего не оставалось делать, как поцеловаться. Я погрузилась в это нереальное ощущение счастья, зная, что, возможно, больше мне не суждено будет его испытать. Словно не было ничего более естественного, Мэтт потянул за пояс моего халата.

— Нет, — остановила его я. — Нет.

— Не волнуйся. Он провел рукой по моей щеке, потом коснулся шеи, груди и обнял меня за талию.

— Все, — вымолвил он. — Я же не могу пользоваться тем, что красивая женщина осталась одна в занесенном снегом доме.

Он мог бы, и я не стала бы сопротивляться.

Но мы разошлись по спальням. Хотя в доме было прохладно, я сбросила одеяло и коснулась своей шеи там, где еще недавно ощущала его руку. Этот жест был мне дорог, как память.

Излишек багажа

От Джей А. Джиллис

«медиа-панорама»

Телефон зазвонил спустя два дня после отъезда Мэтью. Я не поехала к Хане, чтобы повидаться с Каролиной, потому, что Гейб появился в доме уже через несколько минут, после того, как машина Мэтью скрылась на дороге. Хотя между нами ничего не произошло, я решила сменить все постельное белье. Я стирала простыни, предвкушая наш с Кейси разговор. Через несколько часов мне предстояло сделать укол. Рори хотела нарядиться в свой костюм летучей мыши, как она делала последние две недели, а у меня оказалось свободных полчаса, чтобы рассказать Гейбу, как замечательно я провела вечер в обществе старого приятеля, как мы вспоминали прошлое, и как бы, между прочим, спросить сына, как поживает его сестра.

— Она собирается позвонить, — сказал он, и тут же раздался звонок. — Пусть она сама тебе все расскажет.

— Мама, — донесся до меня тихий застенчивый голос.

— Каролина, — ответила я, и у меня немедленно выступили на глазах слезы.

— Я хочу с тобой повидаться — ты должна познакомиться с моим парнем. Его зовут Доминико. Хорошо?

— Что хорошо? То, что ты хочешь со мной увидеться? Или то, что ты живешь с парнем? Тебе же только пятнадцать, Кара.

— Кэт, — исправила она меня.

— Секс не для людей пятнадцати лет, Кэт, — парировала я.

— Мама, но это же вполне естественно. Папа и Джой, с пониманием относятся к этому.

— Приезжай сама. Попроси дедушку приехать с тобой. Мне нужно скоро делать укол, но у меня есть время выпить с тобой чашку чая. Травяного, обещаю. И мы побеседуем, как женщина с женщиной.

На другом конце провода раздались сдавленные крики и писк.

— Доминико говорит, что если ты не хочешь принимать его, значит, ты не хочешь принимать меня, — после долгой паузы проговорила Каролина.

— Я могу принять его, как твоего друга, потому что ты остаешься моим ребенком, несмотря ни на что. Но я не могу принять человека, который сознательно делает очень рискованный выбор, — произнесла я, удерживая трубку двумя руками, чтобы не уронить ее. — Во-первых, ты предохраняешься? И, во-вторых, скольких еще девушек он ублажает?

— Это не тема для обсуждения, мама, — отрезала Каролина.

— Почему же? Это как раз тема номер один для обсуждения. Человек может заболеть и без полового акта, что же говорить о таких серьезных отношениях? Ты можешь заболеть так, что это навредит ребенку, если он у тебя будет, или повредит твой мозг. Последствия этих отношений способны испортить тебе жизнь, — сказала я ей.

— Я все знаю.

— Твои эмоции идут впереди голоса разума. Даже если физически ты и созрела. Тебе кажется, что твое желание подкреплено чувствами…

— Мам, не надо со мной разговаривать так, как будто я написала в твою рубрику.

— Ты мне позвонила как дочь к матери.

— Все это папа уже обсуждал с Доминико.

— И отдал ему твою руку.

— Угу. Можно мы приедем?

Она хотела примирения. Моя маленькая принцесса. Моя дочь. Первое нарядное ее платьице и первая книга лежали у меня в шкафу в коробке, перевязанной лентами. Этот ребенок каждый день в течение пяти лет просил у меня утром яйцо на завтрак, и этот ребенок сказал мне однажды, что любит меня так же сильно, как «солнечное яичко». Да, она больше была папиной дочкой, но ведь и моя тоже! Когда ей было восемь, она так хотела стать маминой помощницей, что постирала все свитера из ангоры в стиральной машине. Мы потом не могли надеть их даже на кукол. Если я с ней не встречусь, она разозлится. Она была очень темпераментной девочкой. Но если я дам согласие, то она воспримет его как одобрение своего поведения. Я была в волнении.