«Дорогая Джей,
Мой парень, с которым я встречалась два года, сказал мне, что чувствует необходимость поставить в наших отношениях точку. Естественно, я спросила его о причинах. Он просто ответил, что не может назвать чувство ко мне любовью, поэтому не считает возможным понапрасну тратить свое и мое время. Однако год назад он довольно свободно распоряжался своим временем, да и моим тоже (дважды за ночь, не стесняясь отвлекать меня ото сна). Но затем, когда я стала планировать проводить выходные с друзьями, он надулся. Когда я подарила ему свитер, он вышел из себя, сказав, что не видел ничего более безвкусного. Я знаю, что работа отнимает у него много сил, поэтому готова была простить ему все. Но совсем недавно я узнала, что он встречается с девушкой, у которой репутация самой непостоянной подружки в городе: сегодня она идет на свидание с парнем, а завтра машет ему ручкой.
Хорошая девочка из Нантакета».
«Дорогая Хорошая девочка,
Я не хочу быть первой, кто откроет тебе известный всему свету секрет. Твоя мама, должно быть, говорила тебе о нем, а ты запамятовала. Хорошие девочки всегда уходят первыми. Не знаю почему, но это упрямый факт: мужчины по природе своей охотники, поэтому им не так интересна дичь, которую не надо преследовать. В другой раз, когда ты влюбишься, а это обязательно произойдет, возьми себе за правило перезванивать ему только через двадцать четыре часа. Самая популярная девочка обычно очень занята встречами, учебой, спортом, друзьями, и кажется, что она всегда куда-то торопится. На первый взгляд это ерунда, однако она срабатывает. Еще с тех пор, как мамы оставляли для своих дочерей записки на стенах пещер: «Не вздумай позвонить первой».
Джей».
* * *
Я услышала, как открылась дверь, и поняла, что это Гейб. Я выпрямила спину, заняв место за отцовским столом, и сосредоточилась на экране компьютера. Я не знала, зайдет ли Гейб ко мне в комнату, но если бы он решился, то я хотела, чтобы он увидел меня погруженной в работу. Гейб заглянул. Я ощущала, с каким выражением он на меня смотрит. Гейб бросил свой рюкзак на пол и произнес:
— Мама, по-моему, все. Я сдал книжки.
Я знала, что он сделал это.
Я глубоко вздохнула, надеясь, что он не услышал этого. До последней минуты я надеялась, что случится какое-нибудь чудо и он согласится протянуть эти несчастные двадцать месяцев до окончания школы. Но для человека с характером Гейба двадцать месяцев были равносильны вечности. Любому они показались бы вечностью, если бы пришлось проводить их в адских мучениях.
С другой стороны, и моему терпению пришел конец. Конечно, сын выполнял взрослую работу. Но я оставалась матерью, то есть человеком, который призван оказывать какое-то влияние на ребенка. Я знала, что ему небезразлично мое мнение.
— Если ты ждешь от меня одобрительных слов, то на это ты еще можешь надеяться. Но вот если дело касается твоих планов на будущее, то тут я воздержусь. Я приготовила для тебя кое-что.
Я вручила ему пачку анкет, которые собрала по дороге, заехав в банк, больницу, в физиотерапию.
— Пора тебе узнать, что такое взрослая жизнь и как это самому себя обеспечивать. Ищи себе работу, дружище.
Мне показалось, что он вжался в матрац, сидя на моей кровати.
— Ты очень быстро на все отреагировала. Я и не думал, что встречу у тебя столько сочувствия.
— Это на самом деле входит в обязанности родителей, — резко произнесла я. — Хочешь покурить? Хочешь выпить пива, хочешь остаться дома? Этих вопросов от меня не жди, Гейб. Ты знаешь, что, болен ты или здоров, один или уже женат, ты по-прежнему всегда останешься для меня сыном. Но, черт побери, я потратила десять лет жизни, пытаясь заставить тебя закончить учебу, пусть даже в тупой и полной нетерпимости школе.
— Да, ты мне очень помогла. Но это ничего не изменило.
— Извини, Гейб, что я не могла заменить тебе мир вокруг. Попробую подыскать что-то подходящее под твой вкус на следующей неделе.
— Я думал, что мне можно взять тайм-аут. Я должен сориентироваться, — сказал Гейб, словно для того, чтобы сменить тему. — И потом, я не бездельничал. Я делал иногда работу за тебя, бесплатно.
— Будем считать, что ты делал это в счет проживания и питания в этом доме, — предложила я, хотя сама противилась и своему тону, и своим словам. — Ты знаешь, что содержание детей распространяется на годы, когда они не могут обеспечить себя, так как заняты учебой. Ты понимал, когда бросал школу, что твой отец больше не будет платить на тебя алименты в прежнем размере?
— А мы ему скажем о том, что я бросил школу?
— Нам и не понадобится. У Каролины есть свои источники, Гейб.
Я не знала, соответствуют ли мои слова истине, но он заслужил это.
— Вот если ты перейдешь на домашний режим обучения и будешь работать, тогда другое дело.
— Я не подумал, что это отразится на наших доходах, — проговорил он, сбрасывая туфли. — Я могу вернуться, если дело принимает такой оборот.
Не желая, чтобы он сорвался с крючка, я продолжила:
— Хорошо, снова подавай документы в школу. Но не обязательно в эту. Гейб, ты же водишь машину, так что можешь выбрать любую школу в округе.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он выглядел уставшим и похудевшим. Ему никак нельзя было терять в весе.
— Забудь о том, что я говорила, — наконец сказала я. — Но я не хочу, чтобы ты думал, будто с уходом из школы у тебя начнется период спячки.
— Твое право, — пробормотал он.
— Можешь забрать свои слова назад.
— Хорошо, я заберу свои слова назад. Что-то ты очень рьяно взялась за нас, с тех пор как не стала нуждаться в помощи. Ты же теперь сама встаешь с кровати.
— А тебе больше нравилось, как было раньше? Могу успокоить тебя: к соревнованиям по биатлону я пока не готова.
— Хорошо, мама, но должен сказать тебе честно: я устал. Я на пределе. Для меня последний год был катастрофическим. Во-первых, я устал оттого, что меня сделали суррогатным отцом.
Несмотря на ситуацию, я не могла не отметить с гордостью, что он правильно выговорил слово «суррогатный».
— Хорошо, что ты предлагаешь? Отдать Рори тете Джейн? Отослать ее к другим Штейн-Штейнерам?
Гейб еще глубже вздохнул, а потом произнес:
— Нет, но я не хочу заменять Рори отца. А она воспринимает меня именно так.
— Скажи, что тогда делать? Ты ведь знаешь: никто не думал, что все так обернется.
— Пусть она больше времени проводит с бабушкой и дедушкой. Они не работают, все время звонят и спрашивают, нужна ли помощь. Пусть Рори навещает их. Мне не придется повсюду ездить с ней, мне не придется каждый день проверять ее рюкзак, чтобы она не забыла то аппликацию, то еще какую-нибудь ерунду.
Я ощутила отвращение. И сочувствие. Мне хотелось рассказать ему о том, каково это, лежать с введенным в тебя катетером.
— Я сама в состоянии воспитать своего ребенка, Гейб, — отрезала я.
Он не закрыл рта, хотя нам лучше было бы остановиться на этом.
— Ты знаешь, мама, кроме твоего упрямства есть еще кое-что. Ты такая недосягаемая, предмет зависти соседей, прекрасная Джулиана Джиллис. Однако со временем ты вынуждена будешь признать, что мы спустились по социальной лестнице вниз. Ау! Мы больше не победители. У нас не будет приема по случаю Рождества. У нас не будет больше открытых пикников. Мы снимаем жилье. Ты, я и этот несчастный ребенок, которого папочка особенно и не хотел. Мы живем взаймы у жизни. Сводим концы с концами. Нас больше не позовут в гости. Ты заметила, что все твое общение сейчас ограничивается Кейси и Стеллой? Ты ведь знаешь, что говорят о тех, кто потерпел неудачу?
— Ты хочешь назвать нас неудачниками?
Я достала папку документов, которые мне прислали из журнала «Перо».
— Видишь, мои стихи печатают! Конечно, это не дает много денег, но ты должен оценить, что я изо всех сил стараюсь держаться на плаву. Я пытаюсь пробовать и то, и это.
