Но, отключившись, я не стала заводить машину.

Я просто сидела не двигаясь.

Двое парней, которым не исполнилось еще и тридцати, проехали мимо меня в открытом автомобиле. День стоял погожий, хотя и не очень теплый. В такую погоду никто из взрослых людей не стал бы, откидывать верха машины, но ничего не могло заставить жителя Висконсина пропустить мимо первый знак весны.

— Эй, привет! Красотка! — закричал один из парней. У меня начало резать в глазах. Если сейчас мне придется выйти из машины и пройти через улицу, шатаясь, как пьяной, то кто назовет меня красоткой?

Что сейчас подумал бы обо мне Лео? Гордился бы он мною?

Что, если мне понадобится инвалидное кресло?

Что, если все так и будет? По худшему из сценариев?

Я буду вынуждена решать эту проблему самостоятельно.

Теперь я знала, что никто не может мне помочь. Только я сама.

Мне нужно было сделать что-то существенное, для того чтобы оставаться в форме как можно дольше. Я избегала даже мысли о дорогих и пугающих меня лекарствах, зная, сколько они будут стоить и что может означать их применение. Но витамины и зеленый чай, а также антидепрессанты уже не действовали. То, что мне предстояло, требовало жестких мер. Я не могла позволить себе пустить все на самотек. Исследования показали, что чем скорее люди начинают делать уколы из коктейля медикаментов, тем больше у них шансов сохранить форму. Значит, и мне придется стать жесткой. Мне потребуется страховой полис, который обойдется в кругленькую сумму, так как я должна буду сообщить о состоянии своего здоровья, тем не менее, он покроет многие затраты. На содержание детей можно пока брать деньги из средств Лео, а вот мои собственные нужды, похоже, мне не компенсирует никто. Я могла продать драгоценности матери, свою машину, относительно новую. Позже я изучу все списки покупок. Но одно дело являлось безотлагательным. Я взяла трубку и назначила встречу с невропатологом.

Уколы позволяли мне нормально функционировать в период между ними. Это минимум, который меня устраивал. Не знаю, как бы я справлялась с нагрузками без них.

Но существовала и обратная сторона медали. Время сразу после укола казалось мне скольжением в бездну.

И это скольжение, пока мое тело привыкало к действию лекарства — фактически яда, как правило, длилось неделю.

Я делала уколы раз в месяц и знала, что после укола могла рассчитывать на то, что три недели буду в строю.

Однако когда я выбывала на неделю из жизни, дети успевали отбиться от рук. Вы удивились бы, насколько быстро дом может превратиться в свинарник. Они словно понимали, что главнокомандующего хватает только на то, чтобы встать с постели на пару часов, успеть поджарить бургеры и заснуть при попытке съесть хоть что-нибудь.

Гейб не делал ничего плохого. Он просто отдавался естественному течению событий. Он ни разу не забыл разбудить Аори в школу, хотя иногда она все же умудрялась опоздать на час. А вот Каролина, мой недавно приобретенный друг и союзник, позабыла обо всех своих обещаниях, и, видимо, ее уже не прельщали даже пятьсот долларов в награду за скромность, потому что ее школьный дневник стал таким же редким явлением, как и письма Лео. Я привыкла к тому, что Каролина появлялась в доме под мерный удар часов, которые показывали четыре утра. У нее неизменно была одна и та же отговорка: «Даже не имела понятия, что уже так поздно. А что такого?» В глубине души я противилась тому, чтобы выпытать у нее, где она шлялась всю ночь.

Но потом Кейси решила отчитать меня. Вернее, затронуть тему.

— Она никого не слушает, — беспомощно развела руками Кейси, когда Каролина встретила ее в семь утра в воскресенье.

Кейси направлялась к нам, и Каролина ехала в том же направлении. — Она утверждает, что ждет, пока ты заставишь ее вести себя прилично.

— Кейси, что бы ты предложила? — резко сказала я, вставая с кровати и желая отведать угощение, которое передала мне Конни. Я знала, что она испекла хрустящее печенье, необыкновенное на вкус, однако когда я попробовала его, то оно оказалось для меня неотличимым от картонной упаковки для пиццы. — Кара отчаянно сопротивляется, когда я прошу ее быть поскромнее, и, если я не в состоянии за ней уследить, она непременно этим пользуется. Я запрещаю ей, но она продолжает творить безобразия за моей спиной. Я не могу приставить к ней сторожа.

Кейси предложила мне быть с дочерью пожестче. Я ничего не имела против, однако Кейси не знала, насколько упрямой могла быть Каролина. Когда она хотела показать, что ей на все наплевать, она сидела с наушниками, сохраняя абсолютно непроницаемое выражение лица. Полное погружение в мир забвения. Наверное, у нее отлично срабатывал механизм самозащиты. У нее всегда было лицо, как у профессионального игрока в покер. Может, у нее и сердце было, как у профессионального игрока в покер. Даже совсем малюткой она ни разу не упустила шанса настоять на своем, и ее упрямству могли позавидовать взрослые.

— Во всяком случае, Пэтти Гилмор говорит, что Каролина ходит в школу каждый день, — сказала я. — Для нас это почти победа.

Если Кара гуляла со старшими мальчиками в те выходные, когда я чувствовала себя плохо, то единственным, кто мог заменить меня, была Кейси, а ее она воспринимала, как подростки воспринимают родителей, — с нарочитым пренебрежением. Я вела политику страуса, потому что меня пугало то, что я могла узнать. Что изменилось бы, примени я более жесткие меры? В конце концов, моя дочь могла бы оказаться в приемной семье, ведь так?

И у меня был Гейб. Молодчина. Он заменял Аори отца, оставаясь при этом мальчиком, который вправе рассчитывать на то, что в доме ему создадут условия для нормальной жизни. Одежда, к счастью, была чистой, но разбросана по всему дому. Когда вся посуда в доме, включая блюда из праздничного фарфорового сервиза, оказывалась грязной, приходило время помыть три тарелки. Когда я была на ногах, то заставляла их совершать большой рейд по дому. Мы убирали, вытирали пыль, мыли все вокруг, драили и вычищали. Как только все более или менее приходило в норму, наступало время нового укола.

После того как я начинала чувствовать слабость, Гейб заменял меня в доме, и мы даже это обговаривали. Он ставил будильник на шесть, выползал из постели, шел будить Каролину, для чего ему приходилось иногда сыпать ей кубики льда в постель, а потом вести Аори в туалет и обратно в кровать, если она не шла в садик. На столе он оставлял хлопья и изюм. Если Аори надо было отправлять в садик, он звонил Кейси, которая заскакивала к нам и завозила ее. Затем однажды Гейб показал мне согласие на то, чтобы он сдал на права и получил работу, с моей подписью (искусно подделанной). «Сколько же я уже „подписала“ объяснений по поводу пропущенных занятий?» — подумала я и стала выбрасывать все письма, адресованные «родителям А. Габриэля Штей-нера», ибо не видела в этом смысла. Я не могла позволить себе взять хорошего наставника для Гейба, а звонить его личному куратору не собиралась, так как ее электронные послания, как мне казалось, излучают неприязнь и злобу.

В те ночи, сразу после укола, я просыпалась, дрожа и вся в поту. Я сползала к Аори, чтобы убедиться, что она все еще жива, что она укрыта как следует, а потом направлялась в холл. Так как в доме было темно, а координация часто подводила меня, то я лезла на четвереньках. Услышав меня, Гейб без единого слова выскальзывал из постели (он был в пижаме Лео, как я поняла позже), поднимал меня на ноги и под руки волок к кровати. На следующее утро мы не упоминали о случившемся.

Что он должен был переживать в этот момент? Стыд. Что я могла ему сказать? «Спасибо, дорогой мой, что дотащил меня до кровати вчера ночью». Это только усилило бы ощущение униженности и у меня, и у него. И словно у Гейба было мало проблем, к общему списку прибавилась еще одна: Тиан, проливая слезы и посылая поцелуи, все же уехала. Ей не хотелось расставаться со школой и с Гейбом, но было очевидно, что она с радостью и нетерпением ожидает встречи с семьей. Она не скрывала, что не будет особенно скучать по Шебойгану. Теперь Гейб редко выезжал с Люком и его друзьями на прогулки, хотя поездки в школу за рулем автомобиля хоть как-то укрепляли его достоинство после отъезда Тиан.