Мы присели за стол и налегли на яйца и тосты, намазав их домашним малиновым джемом, приготовленным мамой Кейси.

— На сколько, я выпала из жизни?

— На две недели, — сказала Каролина. — Кейси или я в течение двух недель спали с детьми в одной спальне. Мама, я надеюсь, что ты меня правильно понимаешь.

— О, мне очень жаль. Извините, моя дорогая принцесса Каролина, за то, что я не могла спать в холле, — язвительно заметила Кейси.

Кара поджала губы и поправила свои светлые волосы (они показались мне светлее, чем были раньше). Меня охватило довольно странное ощущение.

Они разговаривали, как… мама с дочкой.

— Мама, надеюсь, ты теперь будешь на ногах? Твоя депрессия миновала? — обратилась ко мне Кара.

— Так у меня была депрессия? Не думаю. Кейси наверняка уже назначила встречу с врачом, чтобы выяснить, какая беда со мной приключилась. — Я протянула руку, чтобы тронуть Кейси и выразить ей свою благодарность.

— Каролина! — Кейси с укоризной посмотрела на мою дочь, но та в ответ лишь закатила глаза. — Да, Джулиана, у тебя назначена встреча с врачом на четверг. Будем надеяться, что это была депрессия, которая вполне объяснима в сложившихся обстоятельствах. Депрессия поддается медикаментозному лечению, а это хорошая новость.

Кейси разрезала для Аори тост на маленькие квадратики, а Гейб помогал ей поить сестру из ее любимой детской чашечки с принцессой Жасмин, от которой она никак не могла отвыкнуть. Они вели себя не просто как семья. Они разговаривали так, словно меня не существовало, словно это не я приготовила блюда, которые они ели, словно я была комнатным растением, и желательно, чтобы оно не заболело. Что же они стали бы делать, окажись я безнадежной? Залили бы меня чашкой кофе и выставили на порог дома? В этот момент я ощутила аромат кофе, который доставил мне удовольствие, сравнимое только с ароматом ребенка, прильнувшего к груди, или с ароматом любимого человека. Мне хотелось вылить пахучую жидкость на руки и прижать их к лицу, чтобы в полной мере насладиться этим удовольствием. Мне хотелось коснуться кофейных зерен, ощутить их форму, перебрать каждое по отдельности и запомнить это чувство. Я услышала, как ребенок жует с открытым ртом: ням-ням, ням-ням. Никаких флейт. Никаких далеких голосов. Никаких звуков завывающего ветра, ворвавшегося в темную пещеру. Обычное воскресное утро. Не сказав ни слова, иначе это выглядело бы так, будто я прошу разрешения сделать что-то, я встала и открыла входную дверь, чтобы принести газету. Взгляд, которым обменялись Гейб и Кейси, невозможно описать. После многих лет работы в газете я могла найти страницу со своей рубрикой одним движением. Я присела за стол со второй чашкой кофе (я могла ощущать его вкус и аромат!), чтобы прочесть свою колонку, держа газету на расстоянии вытянутой руки и не надевая очков. Я прочла ее один раз. Затем прочла снова.

— Что, черт побери, все это значит? — спросила я.

— Мы… подумали… — начала Кейси.

— Меня уволят! — вспылила я, разлив кофе на стол. — Вы не имели права оскорблять людей, использовать такие словечки. Гейб! Как ты мог?

— Расслабься, мама, — проговорил Гейб, намеренно растянув губы в широкой усмешке. — Ему понравилось! Каркарт сказал, что отзывов хоть отбавляй. Он прислал тебе четыре электронных письма, где сообщал, что звонят читатели, которые просто без ума от новой Джиллис…

— У них такое настроение… ну, как бы «Джей сейчас всем вам покажет», — добавила Каролина.

— Но это не я.

— А разве это не то, что тебе иногда хотелось бы ощутить? — спросила Кейси.

— Что?

— Разве ты не желала нарушить привычные рамки? Ведь именно на таком уровне мы и обсуждаем эти письма, когда говорим в приватной обстановке.

— Я не знаю, — обращаясь к Кейси, произнесла я, опустив газету. — Вы знаете, я ни в чем не уверена. Я ничего не знаю. Наверное, вы правы, ребята. Я должна вас поблагодарить, а не набрасываться на вас.

— Понимаешь, мы не знали, как лучше сделать эту работу, поэтому выбрали путь абсолютной честности, — объяснил Гейб.

— Я думала, что надо быть скромной, тактичной и вежливой. Я старалась быть объективной, а была…

— Скучной, — сказал Гейб.

— Спасибо, сынок, — вздохнула я. — О, как же мне не нравится, что вы правы. — Я выдавила из себя смешок. — Мне это просто омерзительно. То, что вы правы, честно!

— Мама, не воспринимай это так, — своим успокаивающим тоном, который так напоминал мне Лео, произнес Гейб. — Ты выпала из режима на две недели. Нам ведь надо было что-то делать. — Теперь Гейб говорил строго. — Кейси повела себя великолепно. Она знает все об особенностях и сложностях человеческих взаимоотношений.

— Вы все правильно сделали. Я так отреагировала, потому что мне неловко.

— Вот в этом нет никакой необходимости, — возразила Кейси. — Джули, ты ведь знаешь, что мы одна семья.

— Я знаю, мама, что тебе очень скверно. Наверное, это не только из-за болезни, — сказал Гейб. — Никто не получал никаких вестей от папы…

— Правда? — вглядываясь в виноватые лица вокруг меня, спросила я. — Он не звонил?

— Открытка от папы! — бодро воскликнула Аори. Я разразилась слезами.

— Я ощущаю себя такой забытой! Просыпаюсь — а у моих детей уже новая мама. Кейси, прости меня. Но ты лучше справляешься с этой ролью, чем я в свое время.

— Джулиана, — в ужасе воскликнула Кейси. — Прекрати! Прекрати это немедленно! Я оставалась здесь ради детей, ради того, чтобы помочь им преодолеть страх, боль, печаль, ради того, чтобы американская история не валялась на полке, а была выучена. Я горжусь собой, да. Но это не значит, что надо нас сравнивать. Ты делала все великолепно. За это время ты сделала бы ту же работу, плюс ко всему еще успела бы покрасить комнату-другую. Ты мне ничего не должна.

— Еще как должна. Я до конца жизни с тобой не рассчитаюсь, — ухватившись за чашку кофе, теперь холодную, вымолвила я.

— Джули, если тебе неловко, то это вполне нормально. Послушай, твой муж, которого все считали идеальным, в один момент решает сорваться в дальнюю дорогу. Я знаю, что ты еще и советами ему помогла, а теперь спрашиваешь себя, как же не заметила приближения беды. Но не заметила — и все тут. Ты ведь обычный человек, приученный к тому, чтобы доверять своим близким. Лео повел себя как жестокий и подлый мерзавец. Если он мог переступить через своего плачущего ребенка, то уже пора понять, Джули, что с ним не все в порядке. Конечно, ты напугана, но любой человек был бы напуган на твоем месте…

— Подожди! — с криком обратилась к ней я.

Я плакала. Девочки подскочили ко мне. У меня начало стучать в висках, но я до последнего не хотела расклеиться на глазах у детей. Может быть, у меня все еще есть муж, который просто нуждается в том, чтобы пережить в тихом месте кризис средних лет, а потом он вернется домой. Я цеплялась за эту возможность, как и за мысль о том, что у меня был просто тяжелый случай гриппа, а не что-то более серьезное.

— Погоди! — совладав с голосом, произнесла я.

— Гейб! Каролина Джейн! Я хотела спросить вас: не нужно ли вам куда-нибудь пойти? Может, отправиться на Луну?

— Нет, мам, я лучше здесь побуду. Это так драматично! И мне очень приятно, что ты назвала меня по имени, а то я уже привыкла, что ты путаешь меня то с Ханой, то с Дженни, то с Конни. — Мать Кейси звали Конни.

— Ты бываешь очень грубой, Каролина, — заметила я. — Ты знаешь, что я делала это не нарочно.

— Да, я это знаю, — ответила моя дочь. — Как и то, что я бываю грубой.

— Я не намерена больше щадить твои чувства, — сказала Кейси, доливая мне кофе. — Даже если ты сама этого хотела бы. Твоя болезнь по времени совпала с отъездом Лео. Надо взять себя в руки, Джули. А если бы у тебя обнаружили злокачественную опухоль? Слава Богу, анализы показывают, что у тебя все в порядке. Но если вдруг произойдет непоправимое? Что будет с детьми? С тобой? Ты просыпаешься и видишь, что твою работу выполнили другие, о твоих детях позаботились другие, и спрашиваешь себя: что же осталось от Джулианы Джиллис, которая занималась балетом, которой аплодировали стоя, о которой говорили: «Неужели ей сорок? У нее дети-подростки?»