— Я не действовал жестоко в отношении его.

— Фотографический трюк? — поинтересовался Коппелл.

Вопрос был задан в общем-то шутливо, но Роджер почувствовал прилив злости. Отчего это Коппелл пришел к такому заключению? Догадка озарила его почти мгновенно.

— Вместе с газетой пришло письмо? — спросил он.

— Да, — кивнул Коппелл. — Его принес курьер, сказав, что какой-то мужчина попросил передать и заплатил за это. Автор хочет знать, хорошо ли с нашей стороны так запугивать свидетелей.

— Письмо анонимное, я полагаю, — язвительно произнес Роджер.

Хмурый взгляд Коппелла стал сердитым; помолчав, он бросил через стол рукописные каракули. Роджер потянулся за ними левой рукой и поморщился. Он прочитал эту пачкотню и подпись внизу — Э. Янг, отдал обратно и сказал:

— Уверены, что это писал Янг?

— А разве нет? — рыкнул Коппелл.

— Сомневаюсь, — спокойно ответил Роджер. — Это довольно легко проверить.

Он замолк в ожидании, а Коппелл, видимо, стал еще мрачнее. Пауза оказалась странно напряженной, и за это время Роджер понял, что ситуация может быть серьезнее, чем он думал. Ведь Коппелл его начальник. Он подвинулся в кресле, стараясь расслабиться, спокойно объяснить все, что случилось. Он пересказал разговор с Мориарти и продолжил:

— Если здесь и правда действует банда, то она либо разбита на группы, либо вчера вечером разделилась. Один человек не мог одновременно делать этот снимок и обливать кислотой пару в Эдмонтоне.

Коппелл потер подбородок.

— Да, верно, — он помолчал. — Здорово вам досталось?

— Ударил плечо, вот и все. Я вчера поздно вернулся, и жена не стала будить меня утром.

— Мудрая женщина, — искренне проговорил Коппелл, явно поднимая оливковую ветвь. — А как вы представляете ситуацию в целом? Думаете, эти нападения связаны между собой?

— Сомневаюсь, — ответил Роджер, — хотя все возможно. Вероятнее всего, некоторые из этих молодых шалопаев хотели просто порезвиться, развлечься немного.

— Развлечься? — переспросил Коппелл. — Брызгать кислотой — это вы называете развлечением?

— Но некоторым балбесам, у которых извращенное чувство юмора, это может показаться забавным, — пояснил Роджер. — Мы могли бы получить ниточку от Уайнрайта, который в больнице, или от парня, пострадавшего в Челси, который сбежал. Оба явно знали, что использовалась концентрированная серная кислота, иначе не бросились бы сразу к воде. Возможно, существуют две враждующие банды или две фракции в одной банде, которые поссорились между собой, а жертвы, скажем, принадлежат той или другой из них. Я займусь Уайнрайтом, как только будет можно. Мы также попробуем что-нибудь узнать от парня, которого схватили в Шепердс-Буш, я сам съезжу, погляжу на него.

— Надо поторопиться, — сказал Коппелл. — Сегодня его дело будет рассматриваться, а суд очень занят. Вас просили приехать не позднее часа дня.

Было уже десять минут первого.

— Тогда я, пожалуй, пойду. У вас все, сэр?

— Пока да. Есть какие-то ответы на вашу анкету?

— Есть несколько. Правда, я еще не успел их посмотреть, — Роджер поднялся, направился к двери и вдруг воскликнул: — Боже мой! Я забыл рассказать вам о моей машине…

Коппелл выслушал, сердито хмуря брови, а когда Роджер закончил, сказал:

— Так они объявили нам войну?

— Или лично мне.

— Ну что ж, не позволяйте им выигрывать.

— Не позволю, если получится, — автоматически проговорил Роджер. Он подошел к двери. — Неплохо было бы, сэр, перевести молодого Мориарти сюда из его отделения. Если будет необходимо, я могу пообещать им замену?

— Да, — согласился Коппелл. — Сообщите мне о вашем решении, — он внезапно встал. — Бросьте все ради раскрытия этих преступлений с кислотой! Мы не можем стать предметом насмешек.

«Предметом насмешек!» — повторил про себя Роджер, когда залезал на заднее сиденье машины и шофер закрывал за ним дверцу. «Предметом насмешек!» Некоторым людям обливание серной кислотой, да при таких пикантных обстоятельствах, показалось бы чрезвычайно забавным. Особенно людям с садистскими наклонностями в характере… Некоторым идиотам смешными показались бы даже более мелкие инциденты. В общем, кому-то явно захотелось сделать из него дурака — и машина, и фотография, и письмо — все использовалось для этого, если только Элберт Янг действительно не написал сам в Ярд. Но чем больше Роджер думал об этом, тем менее вероятным ему это представлялось. «Предметом насмешек»… «Они объявили нам войну», — сказал Коппелл. Конечно, ничто не могло так раздразнить публику, как сообщение о неудаче полиции, весть о том, что ей не удалось быстро решить возникшую проблему. Некоторые будут шокированы и испуганы этим преступлением, другие разглядят в нем суровый знак ветхозаветного предзнаменования божьей кары. И те, и другие начнут писать, осыпая бранью неэффективные действия полиции. Роджер понимал, что если не будет внимательным, то легко может уйти от главного вопроса — активизации преступности среди молодежи.

Было ли данное дело — могло ли быть — замыслено и предпринято специально, чтобы ввести полицию в заблуждение, сбить ее со следа?

Он повторил вслух этот вопрос, но не смог ответить даже самому себе. Он лишь знал, что такое могло прийти кому-нибудь в голову.

Роджер открыл папку с анкетами и просмотрел то, что в ней лежало. Все, кроме одного из десятка отделений, приславших свои замечания и предложения по анкете, включили дополнительные вопросы о религиозной и расовой принадлежности; и больше ничего нового, что могло бы представлять интерес. Роджер закончил работу как раз тогда, когда машина повернула на узкую улочку, где располагалось здание полицейского управления Шепердс-Буш.

Начальник гарнизона Эллис, высокий, бледный, сухой и неприветливый в обращении, был несколько раздражен тем, что Роджер прибыл так поздно. Судья попался дотошный, норовистый, и Эллис не ожидал еще и дневного, повторного заседания. Между тем задержанный отказывался говорить, в установлении его личности они не продвинулись ни на шаг.

— А он сам как-то себя назвал? — спросил Роджер.

— Не настоящим именем… назвался Джоном Смитом.

— Думаю, он вполне может быть Джоном Смитом, — задумчиво пробормотал Роджер, усиленно сгоняя с лица выражение неприязни. — Можно мне поговорить с ним?

— Я отправлю кого-нибудь вас проводить.

Камеры были хорошо освещены, но, как ни странно, казались темными. Ключи слишком громко звякали в руках дежурного полисмена. Юноша с длинными светлыми волосами сидел на кровати. У Него было неожиданно тонкое, выразительное лицо с прекрасными карими глазами и загнутыми вверх ресницами. Он сидел неподвижно, пока дверь не открылась, потом вдруг вскочил и бросился через камеру в отчаянной, но тщетной попытке вырваться отсюда.

Роджер и сопровождавший его инспектор уголовного розыска одновременно и почти инстинктивно преградили путь парню. Дежурный в коридоре захлопнул дверь, и, как только она клацнула, юноша бросился к инспектору и в бессмысленной ярости стал его бить и пинать. Роджер обхватил буяна сзади. Тяжело дыша, тот повалился назад, глаза дикие, губы скривились, обнажая зубы.

— Вызовите врача, — приказал Роджер дежурному.

— Есть, сэр!

— Врача, — проворчал инспектор, костлявый человек с гладко выбритыми щеками и широкими скулами. — Ему бы смирительную рубашку!

Теперь парень стоял возле кровати, дрожа всем телом. Пока дежурный торопливо шел по коридору, Роджер достал сигареты, предлагая закурить. Юноша взял одну трясущимися руками. Роджер протянул пачку инспектору, но тот буркнул:

— Не курю.

Щелкнув зажигалкой, Роджер дал прикурить задержанному — тот глубоко затянулся. Видно, что курит уже не первый раз. До сих пор никто не поинтересовался этим парнем, никто его не искал, не беспокоился. Он был худ, даже, пожалуй, истощен, но на вид вполне здоров. Роджер сел на кровать.