Ориентировались они по раздобытой где-то карте, едва ли не рассыпающейся от старости. Такой метод, по мнению близнецов, был крайне ненадежным – кто знает, как здесь все могло измениться за два столетия? Но Марк настоял на своем, заявив, что ландшафт вряд ли особо сильно изменился, да и города за двести лет полностью исчезнуть не могли. «Башни-то кремлевские в Москве все еще стоят!» – сказал друг. Женя бы поспорила, но настроения не было.

Странное впечатление производил этот город после Москвы. Слишком тихий… Да, тихий. Огромный город, лежащий в руинах, напоминал Жене забытый над костром котелок с водой – только кипели в нем не вода, а люди и мутанты. Все куда-то бежали, за кем-то, от кого-то, постоянно ветер доносил откуда-то звуки перестрелки, голоса мутантов, человеческие крики. Здесь же этого не было. Непривычная тишина давила на психику. Город был мертв, насколько это вообще возможно.

«Даже мутантов почти не слышно, кроме этих, как их, фенриров! – с содроганием подумала девушка. – И мы за весь день никого здесь не заметили… Это неспроста. Мне не нравится это место!»

Вспомнить хотя бы, как, покидая Москву, друзья наткнулись на группу воинственно настроенных нео! Еле ушли от них тогда, и то непонятно, как. Повезло, иначе не скажешь.

В этот городок Ленька и Женя пришли под вечер, так что времени осмотреться практически не было. Найдя более-менее подходящее убежище недалеко от пристани (где следующим утром должны были встретиться с Марком, отправившимся осмотреть окрестности), близнецы окопались в комнате на втором этаже, где сохранились все стены, в полу и потолке отсутствовали дыры, а также нашелся тронутый ржавчиной лист железа, которым загородили дверной проем. Защита, конечно, не ахти, но она хотя бы дарила чувство защищенности.

Вновь завыл где-то у реки фенрир. Как рассказывал Марк, это существо представляло собой мутировавшего волка и сильно превосходило своего предка размерами. Но в зданиях они, вроде бы, не охотятся…

Все стихло. Женя села на пол у окна, глядя на загораживающий выход лист железа. Очень хотелось спать – сказывались долгая дорога и нервное напряжение. Глаза слипались. Девушка в который раз тряхнула головой, пытаясь сбросить сонное оцепенение, но бороться со сном оказалось не так уж и легко.

Девушка сама не поняла, почему начала тихонько напевать песню – ту, которую им с братом в детстве пела на ночь мать…

– Женя, Леня, пора спать, – говорит мама с легкой улыбкой.

– Ну, мам! – в один голос восклицают близнецы. – Мы еще не наигрались!

– Поиграете завтра. А сейчас пора спать, темно уже. А по ночам приходит злой волчок и кусает непослушных деток…

Старинная присказка, как всегда, сработала – дети тут же оставили игрушки и забрались в кроватки.

– А ты споешь нам? – сонно спрашивает Леня.

– Конечно, – мама ласково улыбается и негромко поет колыбельную.

Тик-тик-так… Тик-таки-тик… Секундная стрелка на допотопных часах торопливо бежит по кругу. Круг за кругом, минута за минутой…

Женя часто вспоминала, как мама пела ей и Лене колыбельную, с какой теплотой и бесконечной любовью, вкладываемой в каждое слово… Вот только саму маму она почти не помнила. Осталось в памяти, что волосы у нее были темно-рыжие, с ранней сединой, и глаза добрые… Вот бабушку с дедушкой помнила прекрасно – они растили близнецов после того, как мамы не стало.

Пускай Женя плохо помнила лицо матери, но не забыла ее голоса и ее песен – как будто это было вчера.

Девушка продолжала негромко напевать себе под нос. Брат, похоже, вообще не замечал пения Жени – как спал, так и продолжал спать.

Допев песню до конца, девушка прислушалась. Тихо, только завывания ветра да их с Ленькой дыхание.

А потом в ровный звуковой фон вплелся еще один, посторонний звук.

Сначала Женя подумала, что она задремала и странный звук ей почудился. Честно сказать, она сначала даже не поняла, на что он похож. Но звук повторился, и девушка невольно вздрогнула.

Больше всего таинственный звук напоминал многоголосый стон, исторгнутый сотней, а то и больше, охрипших глоток. Вроде бы, был он не слишком громким, но мощным и поистине пугающим. А затем Женя услышала барабанный бой. Размеренный, ритмичный, он прекрасно вписывался в жуткий хор, и от этого «концерта» у девушки побежали по спине мурашки. Путешественница успела повидать на своем пути жуткие картины, но так страшно ей еще никогда не было. Хотелось забиться в угол, скорчившись, насколько это возможно, зажмурить глаза и выть, жалобно, как больной щенок, подпевая хору…

Гулкий удар.

Многоголосый стон.

Снова удар.

Страшно. Очень страшно. Но вместе с тем было любопытно… Инстинкт самосохранения буквально кричал, что смотреть на исполнителей дьявольской песни не стоит, но любопытство оказалось сильнее. И Женя выглянула в окно…

Их было много. Они брели, медленно, словно слепцы, – вниз по улице, к реке… Эта колонна казалась бесконечной. Приглядевшись, Женя поняла, что это не люди. По крайней мере, не живые люди. Стоило промелькнуть в голове этой мысли, как девушке начало казаться, будто к реке бредут полуистлевшие тела с черепными оскалами вместо лиц.

Удар.

Снова жуткий, потусторонний вой.

Эта песнь мертвых словно затягивала разум, звала последовать за замогильными «певцами». Мысли плавились, как свеча, хотелось одного – выбраться из здания… Да вон, хоть в окно прыгнуть – и присоединиться к ним.

А потом Жене показалось, что хриплые завывания складываются в до боли знакомую мелодию без слов. Мелодию той песни, которую девушка так часто слышала в детстве. Ту, которую частенько сама напевала по ночам.

зазвучал женский голос. Такой знакомый – но такой… чужой. В нем не было ни тепла, ни ласковых интонаций, ни материнской любви… Просто бесстрастный, лишенный эмоций голос заунывно тянул песню на одной ноте. От этого становилось жутко…

Еще раз окинув взглядом толпу, Женя увидела… маму. Да, девушка плохо помнила ее, но не могла не узнать. Те же глаза, те же заплетенные в косу рыжие волосы с ранней сединой…

Мама остановилась, глядя на Женю, она протягивала к ней руки и улыбалась… и продолжала петь – все так же заунывно и бесстрастно. Но глаза ее смотрели на дочь с любовью, она словно звала девушку…

И Женя не выдержала. Она посмотрела вниз. Отлично, высокая груда битого кирпича как раз под окнами, можно спрыгнуть… Ноги больно ударились о кирпичные осколки, но это было уже неважно. Главное, поскорее броситься в объятия матери…

Когда Ленька проснулся, солнце уже высоко стояло над горизонтом.