В качестве примера хвостовской продукции приведем его послание генерал-лейтенанту князю Павлу Михайловичу Дашкову, сыну Екатерины Романовны Дашковой — основательницы Российской академии наук.
ВРАЧУ МОЕМУ К. ДАШКОВУ
В НОЯБРЕ МЕСЯЦЕ 1804 ГОДА
Хвала тому, кто быстро косит
Болезнь — злодейку всех людей,
Червонцев от больных не просит,
А лечит доброю душей!
Гален, Пергамский уроженец,
Был дряхл, в здоровье сам младенец,
Хотя чудесно излечал;
Притом сказать еще без лести,
Что книг оставил ровно двести,
Рецепты в коих толковал;
Но сам в приятнейшей беседе
На мирном дружеском обеде
Голодным из стола вставал.
Тебе Вобан, Гиберт знакомы,
Знаком Гораций и Невтон,
На Агарян бросая громы,
С приятельми Анакреон;
В вечернюю ты часто пору
Заставишь быстро Терпсихору
Плясать, как стены, Амфион;
Мне в скорби сделав облегченье,
Прими теперь благодаренье;
Тебе награда, ты щастлив,
Когда больной твой весел, жив.
Уже и силы все природны
Готовы были ослабеть,
И кровь, забыв пути свободны,
Скопяся, начала кипеть;
Искусною ты, врач, рукою
По жилам стройно пробегать,
Хранить свой вес и не сгущаться;
Теперь мне начали мечтаться
Житейски радости опять:
В беседке, розами усланной,
Легонько веет где зефир,
Куда не смеет гость незваный
Зоил придти нарушить мир,
На лире скромной и незвучной
Предмет от сердца неразлучной
Могу Темиру воспевать.
Пируя о возврате друга,
Среди любезного мне круга
Могу шампанское глотать;
В подземные переселиться
Ты запретил уже места,
Где мерзнет кровь, молчат уста
И где нельзя повеселиться.
Пускай заранее поет
Флакк громкую поэты славу;
Но льзя ли променять забаву
На похвалы безвестных лет?
Не спорю, Музы! в вашей воле:
Судите о моих стихах.
Приятно в праздник жить веках;
А хочется пожить здесь доле
[41].
У Хвостова нечувствительность к слову самое серьезное и благонамеренное превращает в потеху.
Переходы от мысли к мысли, от образа к образу немотивированны, случайны. В результате возникает полная неразбериха. Порой непонятно, к кому обращается автор, по какому принципу отбирает исторические имена. Возникает произвол, мешанина.
Смешно, потому что смешано.
Смех вызывается смесью.
Слова не строятся, а громоздятся. Всё можно! И вот уже символ легкости и грации — танцующая Терпсихора — сравнивается с каменной стеной, а следом Хвостов бойко рифмует историю собственной болезни…
Иногда кажется, что задача автора состоит в том, чтобы любой ценой сбить читателя с толку, заморочить ему голову. Можно сказать, что эти стихи просты по форме и запутанны по содержанию. Не сложны, а именно сумбурны, потому что сумбурна авторская мысль, уволено чувство языка. Отсюда алогичные перескоки, нелепые сравнения, путаные инверсии, мешанина имен…
Понятно, почему Хвостов стал притчей во языцех уже у современников. Они сразу прочувствовали всю анекдотичность его сочинений, идущую не от игры ума, но от игры глупости и невероятных вывертов речи. По замечанию Ю. Н. Тынянова, «Хвостов создал особую систему пародического языка (превыспреннего) и под конец был более литературным героем, нежели живым лицом»[42].
Однако все это почему-то не раздражает, а странным образом веселит, создает впечатление непрерывной потехи, какого-то беспрестанного ералаша. Это веселый хаос, добросердечная бестолочь, бескорыстная глупость, глупость в чистом виде. Хвостовский хаос одушевлен живым чувством. Он очень русский, естественный. Вчитавшись в графоманские, косноязычные вирши Хвостова, неожиданно для самого себя начинаешь испытывать удовольствие от общения с этой доброй душой, так неуклюже, так потешно воплотившейся в слове.
Он алогичен и добродушен.
Он симпатичен и нелеп.
Всегда и повсюду граф Хвостов становился лакомой мишенью для «зоилов», готовых язвить «пиита» или по-тогдашнему шпетить. Но мы остановимся только на суждении «главного арбитра»[43].
Пушкин пародирует Хвостова
Пушкин-критик не стал разбирать причуды хвостовского стиля в отдельной статье или хотя бы в заметках на полях. Он написал стилевую пародию (будущий любимый жанр Козьмы Пруткова), в которой эти причуды воспроизвел.
Сравним пародию с оригиналом, оценим хватку Пушкина-пародиста, его умение «смоделировать» чужой текст, перевоплотиться в прототип.
ОДА (1)
ЕГО СИЯТ. гр. Дм. Ив. ХВОСТОВУ (2)
Султан ярится1. Кровь Эллады (3)
И резвоскачет2, и кипит. (4)
Открылись грекам древни клады3, (5)
Трепещет в Стиксе лютый Пит*. (6)
И се — летит продерзко судно (7)
И мещет громы обоюдно. (8)
Се Бейрон, Феба образец, (9)
Притек, но недуг быстропарный5, (10)
Строптивый и неблагодарный (11)
Взнес смерти на него резец. (12)
Певец бессмерный и маститый, (13)
Тебя Эллада днесь зовет (14)
На место тени знаменитой, (15)
Пред коей Цербер днесь ревет. (16)
Как здесь, ты будешь там сенатор, (17)
Как здесь, почтенный литератор, (18)
Но новый лавр тебя ждет там, (19)
Где от крови земля промокла: (20)
Перикла лавр, лавр Фемистокла; (21)
Лети туда, Хвостов наш! сам. (22)
Вам с Бейроном шипела злоба, (23)
Гремела и правдива лесть. (24)
Он лорд — граф ты! Поэты оба! (25)
Се, мнится, явно сходство есть. — (26)
Никак! Ты с верною супругой6 (27)
Под бременем Судьбы упругой (28)
Живешь в любви — и наконец (29)
Глубок он, но единобразен, (30)
Аты глубок, игрив и разен, (31)
И в шалостях ты впрямь певец. (32)
А я, неведомый пиита, (33)
В восторге новом воспою (34)
Во след пиита знаменита (35)
Правдиву похвалу свою, (36)
Моляся кораблю бегущу, (37)
Да Бейрона он узрит кущу7, (38)
И да блюдут твой мирный сон8 (39)
Нептун, Плутон, Зевс, Цитерея, (40)
Гебея, Псиша, Крон, Астрея, (41)
Феб, Игры, Смехи, Вакх, Харон. (42)
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Подражание г. Петрову, знаменитому нашему лирику.
2 Слово, употребленное весьма счастливо Вильгельмом Карловичем Кюхельбекером в стихотворном его письме к г. Грибоедову.
3 Под словом клады должно разуметь правдивую ненависть нынешних Леонидов, Ахиллесов и Мильтиадов к жестоким чалмоносцам.
4 Г. Питт, знаменитый английский министр и противник свободы.
5 Горячка.
6 Графиня А. И. Хвостова, урожденная княжна Горчакова, достойная супруга маститого нашего певца. Во многочисленных своих стихотворениях везде называет он ее Темирою (см. последнее замечание к оде «Заздравный кубок»),
7 Подражание его высокопр. действ, тайн. сов. Ив. Ив. Дмитриеву, знаменитому другу гр. Хвостова:
К тебе я руки простирал,
Уже из отческия кущи
Взирая на суда бегущи.
8 Здесь поэт, увлекаясь воображением, видит уже великого нашего лирика, погруженного в сладкий сон и приближающегося к берегам благословенной Эллады. Нептун усмиряет пред ним предерзкие волны; Плутон исходит из преисподней бездны, дабы узреть того, кто ниспошлет ему в непродолжительном времени богатую жатву теней поклонников Лжепророка; Зевс улыбается ему с небес; Цитерея (Венера) осыпает цветами своего любимого певца; Геба подъемлет кубок за здравие его; Псиша, в образе Ипполита Богдановича, ему завидует; Крон удерживает косу, готовую разить; Астрея предчувствует возврат своего царствования; Феб ликует; Игры, Смехи, Вакх и Харон веселою толпою следуют за судном нашего бессмертного пииты[44].
