Вернемся к поставленному выше вопросу. Отчего по Мете княгиней основаны «погосты и дани», а по Луге «оброки и дани»? Известный историк права середины XIX века И. Д. Беляев попытался с опорой на Русскую Правду и другие памятники права Киевской Руси разрешить этот запутанный и в какой-то степени юридический вопрос. Получилось, что «оброк» – это определенные, «назначенные в известные сроки, платежи за пользование пахотной землей, рыбными ловлями, лугами, бортными урожаями и другими угодьями. А по сему ежели Ольга учреждала по Луге оброки, то значит, что в этом крае новгородцами ей были уступлены разные земли и угодья, которые она, не находя удобным, а может быть и не имея права содержать своими людьми, отдавала в оброчное содержание тамошним жителям за известную плату или оброк… По свидетельству писцовых Новгородских книг, погостами в Новгородском крае называли определенные административные единицы деления Новгородских земель, состоящие из нескольких сел, деревень, слобод и рядков, имевших одну центральную управу, относительно раскладки и сбора общественных податей; т. е. погостами в Новгороде называлось именно то, что в других краях Руси носило название волостей или станов. Это значение Новгородских погостов показывает, что учреждать, назначать погосты, то есть делить землю на определенные известные единицы для удобнейшей и правильной раскладки податей, с назначением центров для управы, имел право только тот, у кого область была в непосредственном распоряжении, кто держал ее своими людьми, то есть управлял ею через своих поверенных, но не населял своими поселенцами. А посему теперь понятно свидетельство летописи, что Ольга по Мете учредила погосты, но не назначала оброков. Этот край новгородцы отдали в непосредственное управление Ольге, через ее мужей, они поступились Ольге держать Мету своими мужами, а не новгородскими, но не дали ей в том краю земель, которые бы она могла отдавать в обратное содержание»^{191}.

Ну что же, все вполне логично, хотя так и осталось неясным, почему «Ольга в 947 году получила от новгородцев земли по Мете и Луге с различными правами на владение»^{192}. Кроме того, сомнительно, чтобы эти нюансы отразились в каких-то юридических памятниках X века. Скорее всего, новгородец X века перенес реалии своего века на события столетней давности. Он знал о походе войск Ольги в «Деревскую землю», спутал ее с Новгородской землей и, зная о том, что Ольга что-то реформировала, приписал ей учреждение существовавших при нем «оброков» и «погостов», которые реально складывались в течение длительного времени. Далее он или позднее киевский летописец дополнил это сообщение устными краеведческими материалами о следах деятельности Ольги «по всей земле», по Днепру и Десне, о ее санях в Пскове, о ее селе Ольжичи, добавив вполне в духе традиции, что все это сохранилось «до сих пор». Текст, внесенный в летопись под 947 годом, оказывается сводкой сведений и историй об Ольге, подобных записанным Н. И. Коробкой рассказам о ее «ваннах» и «колодцах». Только истории о «санях» и «погостах» Ольги были собраны значительно раньше и успели в XI веке войти в летописание. Удивительно, что в тексте «Повести временных лет» перечислено так мало мест, где сохранились «следы» пребывания и деятельности княгини. В позднем летописании, например, встречается предание о ее пребывании в Полоцкой земли и даже об основании ею Витебска^{193}. А по свидетельству Т. Каменевича-Рвовского, еще в XVII веке в Ярославской области один большой камень на берегу Волги, в версте от устья Мологи, именовался «Ольгиным»^{194}.

Вполне в духе устного предания вся деятельность Ольги по обустройству земли сведена к одной поездке и отнесена к одному году^{195}. Здесь проявилось стремление летописца упростить историю организации на Руси погостов, приписав всю реформу одному человеку – Ольге. Любопытно, что примерно так же летописец ранее попытался изобразить процесс подчинения славянских племен Киеву как результат деятельности одного Вещего Олега, хотя этот процесс растянулся на несколько столетий. Так было проще^{196}. Итак, великая податная, административная, хозяйственная и т. д. реформа Ольги перестает существовать. Остались все те же устроительные мероприятия, произведенные княгиней в опустошенной Древлянской земле. И это обидно. Вместе с историей реформы Ольги исчезли те крохи информации, которые были в летописи о Святославе в 940-х годах. Мы вновь о нем ничего не знаем. Вернее, «Повесть временных лет» ничего не знает о нем в этот период времени. Для летописца он – младенец, и писать о нем нечего. Мы, в отличие от летописца, знаем, что он взрослый, но и нам также писать нечего. Нет фактов. Кто же все-таки стал править в Киеве после Игоря? Его сын Святослав? Или его вдова Ольга? Принимать всерьез заголовок, сделанный летописцем перед историей похода Ольги в Древлянскую землю («Начало княжения Святослава, сына Игоря»), не стоит. Мы опять здесь имеем дело с поздней искусственной вставкой^{197}. Именно Ольга подавляет восстание древлян и наводит порядок в их земле. Но можно понимать и так, что она это делает, поскольку Святослав еще мал. Такова логика летописного повествования. Исследователи часто эту логику принимают, потому и существует в научной литературе устойчивое представление о том, что Ольга была регентшей при малолетнем сыне до его совершеннолетия^{198}. Но так ли это? Напомню, что древляне, убив Игоря, рассуждали следующим образом: «Вот убили мы князя русского, возьмем жену его за князя нашего Мала, и Святослава возьмем и сделаем с ним, что захотим». Что могли захотеть сделать древляне с сыном ненавистного им Игоря? Вероятно, убить. Если бы Ольга держалась в Киеве только именем Святослава, то зачем древлянам, которые хотели выдать Ольгу замуж за своего князя, выбивать опору у нее из-под ног? С другой стороны, если бы она была не регентшей, а киевской княгиней, то уничтожение Святослава в случае женитьбы Мала на Ольге было бы логичным. Зачем было оставлять в живых сына ее прежнего мужа? Судя по летописному рассказу, древлян интересовала именно Ольга, а не ее сын. Сообщение летописи о малолетстве Святослава порождено стремлением древнерусских книжников построить «четкую» историю княжения «Рюриковичей» на Руси: Рюрик, Игорь, Святослав, Владимир и т. д. Между тем у нас есть все основания считать, что Ольга изначально заняла киевский стол как княгиня. Посмотрим, что летописи сообщают о ней и Святославе в 950-х годах.

До середины XI века в летописном повествовании часто встречаются записи типа: «Знамение змиево явилось на небе, и видно его было отовсюду». И это относительно целого года (1028-го)! Или под следующим годом: «Мирно было». Неужели ничего более на Руси в эти годы не случилось? Или летописец не знал больше? Или не хотел писать о чем-нибудь? О X веке и говорить не приходится. Ольга в 947 году «пребывает в любви с сыном» в Киеве, а о последующих семи годах вообще нет ни слова. Проставлены пустые даты, без обозначения событий. Только под 955 годом сообщается, что Ольга отправилась «в Греческую землю и пришла к Царьграду». Впрочем, все это объяснимо. Как уже говорилось выше, в первоначальном летописном тексте дат не было, шел единый рассказ, разбитый по годам позднее, при переписывании в очередной свод. Летописец знал о подавлении восстания древлян, о поездке Ольги в Константинополь и описывал эти события одно за другим^{199}. Тот, кто позднее проставил в летописи даты, знал, что Ольга посетила Константинополь в середине 950-х годов. Исходя из этого, он и поставил дату. Так между известными событиями и получился разрыв в семь лет. Интересно другое – главным действующим лицом вновь оказывается Ольга, а не Святослав.