Джек устал волноваться и радоваться. Ему захотелось с кем-нибудь тихо поговорить. Он поманил рукой Чарли, и они вместе прошли на кухню. Джек налил своему приятелю супу и сказал:

— Ну, Чарли, теперь ты понимаешь, чем СССР отличается от Америки?

И Джек торжествующе посмотрел на Чарли.

Но оказалось, что в сущности Чарли ничего не понял.

Он совершенно не мог объяснить себе, каким образом пятьдесят квалифицированных рабочих согласились в праздник бесплатно работать, вместо того чтобы гулять, веселиться и пить.

— А между тем это факт, — сказал Джек.

— Чистейший факт! — согласился Чарли. — И я никогда бы не поверил этому, старик, если бы не ездил сам за замазкой. Помяни мое слово: если так пойдет дальше, СССР покажет чудеса всему миру. Налей-ка еще супцу.

Чарли быстро пообедал. Приятели вышли во двор и приняли участие в общей работе.

Когда стекла были вставлены, Джек предложил затопить печи в зале. Притащили сухих дров, и в двух огромных печах заполыхал огонь. Стекла затуманились, и быстро стало теплеть. Пол кругом был, конечно, не очень чистый, но его на скорую руку подмели вениками.

Принесли лампы и лавки, и началась товарищеская беседа.

Председатель шефов Орлов, просто, не вставая с места, начал говорить о том, что «Новая Америка» не должна отрываться от деревни, стоять особняком среди бедных мужицких изб. Вот теперь есть большое помещение, можно связаться с окрестными деревнями, устраивать спектакли, вечера, посиделки. Поговорив немного, Орлов предложил спеть хором. Начали петь, но получилось плохо, и тогда Егор Летний неожиданно вскочил на лавку и прочел стихотворение, которое всем очень понравилось. Потом музыканты заиграли плясовую, и Вера Громова с Маршевым сплясали русскую.

Вечер нравился всем, и никто не возразил бы, если б он тянулся без конца, Николка Чурасов расчувствовался больше остальных, и ему захотелось перекинуться словечком с Яшкой. Он понимал, что задел его. Он начал искать Яшку глазами, но оказалось, что его нет в зале. Очевидно, он ушел с концерта к себе в светелку.

Но в это время вдруг перед публикой появились два негра. Они взялись за руки и, раскачиваясь, как будто ехали на коньках, запели какую-то незнакомую песню.

Все в зале дружно захлопали, хотя никто сразу не мог понять, что это за негры и откуда они взялись. Только Катька вдруг закричала на весь зал:

— Ребята, это Яшка с Ифкиным!

Действительно, у одного из негров во рту блеснули золотые зубы, которые он вначале чем-то замазал. Все узнали Джека, только Пелагея не хотела согласиться с тем, что один из негров — ее сын.

Было совсем темно, когда шефы начали собираться домой.

В этот вечер уезжал из коммуны Егор Летний.

Печально было расставанье с писателем: Летнего полюбили в коммуне, он вошел в ее жизнь, во все ее мелочи. В конторе, на окне он устроил маленькую библиотеку и обучил Веру Громову правилам учета книг. Яшке и Чарли он оставил схему проводки электричества по всем помещениям коммуны, Николке и Капралову надавал множество советов, часть из которых даже записал в тетрадке. Прощаясь с коммунарами, Летний пообещал приехать еще, просил писать о всех новостях, звал в Москву. Но как-то не верилось, что придется снова с ним повидаться.

Чарли и Летний укатили на станцию в автомобиле, прихватив с собой трубы музыкантов. Коммунары пошли провожать шефов пешком. В пути очень жалели, что Чарли увез с собой трубы и барабан: по Чижам можно было бы пройти с музыкой.

На станции ждали недолго. Пришел из темноты поезд на нефти. Огонь шумел в форсунке, и горящие капли падали на полотно.

Летний сел в вагон к шефам. Вагон прицепили к хвосту поезда, и сейчас же раздался переливчатый свисток. Паровоз загромыхал.

— Не забудьте, что говорил! — закричал Летний с площадки. — Почаще в Чижи наведывайтесь!

Он кричал что-то еще, но уже не было слышно. Коммунары оставались на платформе до тех пор, пока красный глазок в хвосте поезда не потонул во мраке.

Незаметно для себя Николка Чурасов сделался совсем другим человеком.

Теперь он уже не был больше похож на деревенского шалопая, который год назад бродил с одноствольным ружьем по полям и стрелял ворон. Ружья у Николки не было, был наган, который он получил в городе. Но и наган этот лежал в столе без употребления. Николка интересовался теперь главным образом газетами и хозяйством.

Знакомый Николки, партиец Бабушкин, сумел внушить ему, что коммуна будет до тех пор развиваться, пока не сойдет с правильного, намеченного партией пути. Николка уверовал в это крепко и сумел заручиться поддержкой актива и правления. Старики и бузотеры в конечном счете против правления не шли, и один только Джек после своего ночного отъезда оставался под подозрением. Николка ценил Восьмеркина за энергию, предприимчивость, деловитость, но ему все время казалось, что Яшка равнодушен, к политике и в погоне за выгодами коммуны готов пренебречь интересами революции. Примириться с этим Николка не мог, и вот теперь главная забота его заключалась в том, чтобы сделать из Джека хорошего общественника, расширить его кругозор, сочетать его американизм с правильной линией.

Николка советовался с Егором Летним, как бы зацепить Яшку, и вот они придумали — скрыть от него переговоры с шефами. Николка решил, что это заденет Яшку и тот заявит протест. Так и случилось. На другой день после посещения рабочих Николка стоял во дворе подбоченясь, рассматривал фасад старого дома и думал о том, что хорошо было бы дом побелить. В это время к нему подошел Джек и сказал без особой злобы:

— А когда, Никола, у вас заседание ячейки будет?

— А что?

— Хочу на тебя жалобу заявить.

— Какую жалобу, Яша? — спросил Николка ласково.

— А ты почему меня о политических новостях не информируешь? Либо выкиньте меня из коммуны совсем, либо исключения не делайте. Вот я как вопрос ставлю.

— Да ведь ты, Яша, политикой мало интересуешься, — сказал Николка с притворным вздохом. — Самообразованием не занимаешься.

— Как так не занимаюсь? У нас теперь в комнате политграмота есть. Я ее каждый день читаю.

— И много прочел?

— Половину прочел.

— Жалко, что не всю.

— Подожди, скоро и всю осилю. Мне еще товарищ Летний обещал книг прислать. Так что ты эти намеки твои брось…

Джек уже побледнел от волнения и близко подошел к Николке, как бы собираясь драться. Но первый не выдержал Николка. Он схватил Яшку за плечи и начал трясти. Яшка не понял, схватил Николку за пояс, и они оба упали на землю.

Со стороны невозможно было определить, борются ли они всерьез или шутят.

Наконец Николка зашептал на ухо Джеку:

— Так ведь мне только того и нужно, Яша. Если ты поучишься, из тебя замечательный человек выйдет… Ну, пусти, будет… Пусти, говорю.

Джек вскочил на ноги.

— Ну, давай руку! — сказал Николка. — Значит, мир. Ты на меня не сердись, это я тебе за Сундучкова отплатил. Можешь на меня жаловаться, конечно, но я слово тебе даю, что больше таких вещей не будет. Нам ссориться некогда…

— Ну да, некогда, — подтвердил Джек и обнял Николку. — Вон они, рамы-то, вставлены! Значит, надо дальше дело двигать.

— И двинем!

— Завтра же в город, Николка, поезжай. Нам сейчас инструктора столярного дела раздобыть надо. Хоть со дна моря достань. Можешь завтра поехать?

— Могу.

Николка теперь ездил в город чаще Джека: у него были знакомства, и он хорошо управлялся со всеми хозяйственными делами коммуны. Тут же во дворе они уговорились, что Николка попросит шефов рекомендовать подходящего человека инструктором, а кстати заберет инструменты.

После этого Джек и Николка вызвали Капралова из конторы и пошли в большой дом распределять комнаты. У Джека было желание переселить поскорее в коммуну тех членов, у которых избы были получше: больше материала получится от разборки строений. Николка, наоборот, исходил из нуждаемости. Немного поспорили в коридоре и в конце концов уговорились. Наметили шесть семей к переселению и шесть изб к разборке.