Арестант назвался Томасом Кроппером, безработным слесарем.

Кропперу было сорок лет, но на вид ему можно было дать и все пятьдесят. Его вымотала работа на «рационализированных» заводах. Он кратко познакомил Джека с тюремными порядками, а потом деликатно поинтересовался, за какую провинность попал Джек в петерсбургскую тюрьму. Джек с полной искренностью рассказал свою историю.

В отплату за это Кроппер рассказал свою. Он был осужден на два месяца заключения за ночевку под открытым небом в черте города и попытку бежать от полиции.

После обмена биографическими справками заключенные заговорили на общие темы. И тут Джек увидел, что на свете бывают люди поумнее, чем он с Чарли. Тяжелая работа в полях и в лесу оставляла ребятам мало времени для чтения. Если им и приходилось читать, то только дешевые книги о сыщиках и золотоискателях. Кроппер был другого поля ягода. Он знал не только то, что печатается в газетах, но и то, чего там не печатается. Когда вечером, в первый день заключения, Джек рассказал ему о своем плане скопить деньги на ферму, Кроппер захохотал. Он смеялся долго, размахивая руками, а потом заявил, что в Америке честным путем этого сделать нельзя.

Джек начал с жаром доказывать, что можно, но Кроппер заткнул ему рот вопросом:

— Ну, скажите, сколько денег накопили вы оба за пять лет?

— Сейчас у нас пятьдесят долларов. Но иногда доходило до трехсот.

— Хорошо. Сейчас у вас пятьдесят долларов. А вам нужно четыре тысячи. Значит, вам придется еще попотеть четыреста лет.

Джек возразил на это, что им не везло все время, но в будущем непременно повезет. В ответ Кроппер насмешливо засвистел. Джек пригорюнился, так как, в сущности говоря, Кроппер повторил его собственные мысли. Ведь он сам, шагая по Петерсбургу с полицейскими, пришел к заключению, что фермы у него не будет никогда.

Вдруг Кроппер опять громко засмеялся.

— Стойте, стойте, Джек! — заговорил он. — Ведь вы мне сказали в начале нашей беседы, что вы русский?

— Я и теперь от этого не отказываюсь.

— А ну, скажите мне что-нибудь по-русски.

— Земля, — сказал Джек. — Дом, вода, деревня, хлеб, яблоки…

— Довольно, Джек. Я извиняюсь перед вами. Я совершенно упустил из виду ваше происхождение. Теперь я готов поверить вам, что ферма у вас будет гораздо раньше четырехсот лет.

— Почему вы теперь так думаете?

— Он еще спрашивает! Хорош русский, нечего сказать! Да разве вы не знаете, что в России была революция?

— Прекрасно знаю. Но что из этого следует?

— Очень многое, дружище. За каким чортом вам выбиваться из сил в Америке? Ведь вы же имеете возможность получить землю бесплатно, когда угодно…

— Землю? Бесплатно? Сорок акров с водой?

— Ну конечно, что-нибудь в этом роде.

Джек никогда ничего не слышал о бесплатных фермах. Поэтому он испуганно спросил:

— Каким же образом можно получить бесплатную ферму?

— Да очень просто: после революции в России раздают землю даром.

Джек недоверчиво покачал головой.

— Наверное, какие-нибудь солончаки или пески?

— Да ничего подобного, жирнейший чернозем! Прямо как черная икра, которую в Нью-Йорк привозят с Волги и продают по двадцать долларов за жестянку. Намазывай на хлеб и ешь за обе щеки. В России почвы — лучшие в мире, пахотной земли там в десять раз больше, чем во всех наших штатах. Большевики передали все поля, все леса, все луга трудящемуся народу. Купить земли там нельзя, а кто хочет работать, просто подними руку. Ему сейчас же отведут участок, и пожалуйте в поле. Хо-хо!.. Вы думаете, революция — это шутка? Ошибаетесь. Ведь ее и устраивают только для того, чтобы жизнь стала легче нашему брату…

Эти слова Кроппера потрясли Джека. Он прекратил разговор и лег.

Час или два он пролежал с открытыми глазами, напряженно думая. Потом вдруг вскочил с койки и прошелся по камере. К этому времени Кроппер уже спал.

— Кроппер! — сказал Джек. — Кроппер, проснитесь.

— А? Что?

— Кроппер, сколько стоит проезд до России?

— Я думаю, что больше ста долларов. Но теперь из Нового Орлеана и Бостона везут тракторы и хлопок в русские порты. Если пристроиться на пароход, то на проезде можно даже кое-что заработать…

Даже сел на койку и начал что-то считать по пальцам. Немного погодя окончательное решение созрело в нем: он должен немедленно ехать в Россию, получить там кусок земли, а потом выписать Чарли.

Кажется, в первый раз за все время пребывания в Америке Джек порадовался тому, что он русский. Он начал тихо шептать русские слова; оказалось, что он помнил почти все. И фразы у него составлялись. Да, конечно, он сумеет объяснить по-русски, что ему нужна земля, и сумеет доказать, что он русский и имеет право на землю. Больше думать было не о чем. Он едет в Россию, это решено!

Месяц в тюрьме прошел для Джека, как самая страшная пытка. Дело не в том, что его заставляли работать в тюремных мастерских, вертеть в прачечной стиральную машину и мыть полы горячей водой. Все это он проделывал без особого отвращения. Пытка заключалась в том, что драгоценное время текло непроизводительно. Узнав, что в России можно бесплатно получить ферму, Джек лишился покоя. Ему все казалось, что он из-за месячной проволочки может опоздать. А вдруг закон о земле будет отменен? Или введут какие-нибудь ограничения? И Джек сгорал от муки в тюрьме, бегал по камере, а когда засыпал, то стонал и плакал во сне.

Его уже теперь не удовлетворяли разговоры с Кроппером. У слесаря были только самые общие представления о русский революции. Он знал, что русские рабочие выгнали своих капиталистов вон из страны и образовали рабочее государство. Потом началась война со всем миром, русские победили, долго голодали, а теперь поправляются.

Джек напрягал память, желая увязать то, что он видел в России, с рассказами Кроппера. Он помнил, что война действительно была. На его глазах сгорела деревня Починки, и в огне погибла его семья. Он помнил, что во время проезда по Сибири на станциях стояли войска разных национальностей и люди говорили о наступающих большевиках. Тогда он плохо разбирался во всем этом. Но теперь каждый клочок воспоминаний, подтверждавший слова Кроппера, вызывал в нем радость. Да, конечно, в России все именно так, как рассказывает слесарь!

Сибирь выплывала в его памяти, как огромная лесистая страна, где земли бесконечно много, а людей совсем мало. Вероятно, большевики и раздают сибирские земли. Надо ехать в Россию, и как можно скорей. Нельзя терять времени… Нельзя…

Но дни в тюрьме тянулись очень медленно, как серые коровы, выходящие из хлева на ферме в Канзасе. Не было сил, чтобы поторопить их. И Джек по вечерам прислонялся головой к стене и выл от тоски, как волк, попавший в капкан.

Но вот месяц кончился.

Джек простился с Кроппером, которому оставалось отсидеть еще неделю. Слесарь дал ему свой адрес на отделение профессионального союза и просил непременно писать из России.

В тот же вечер Джек отправился на север. Он даже купил себе билет, так как рисковать ему теперь не хотелось. Был уже декабрь, и Джек понимал, что именно зимой надо приехать в Россию, чтобы подготовиться к пахоте. Вот почему он ехал не только с билетом, но даже в скором поезде.

Чарли в то время переживал тяжелые дни. Он думал что Джека нет больше в живых. Он телеграфировал в больницу желая узнать, скоро ли выпишется его приятель. Из больницы ему ответили, что Джек давно выздоровел и уехал. Чарли и в голову не приходило, что Джек мог попасть в тюрьму. И он жил в тоске, отгоняя от себя мысль о смерти Джека. Но эта проклятая мысль по ночам лезла в голову и не давала Чарли спать. Невеселый был этот месяц.

Джек приехал на место работы Чарли днем, когда тот уже ушел в лес. Узнав, где именно работает Чарли, Джек отправился к нему прямо по лесу, по снегу. Пока он искал приятеля, время подошло к обеду. Но это не смущало Джека. Он рассчитал, что теперь Чарли получит заработок за полдня.