— Страшно и подумать… Профессор Иллинойсского университета.

Чарли вытер руки тряпкой и не спеша двинулся к выходу.

У конторы стоял незнакомый автомобиль, рядом толпились коммунары.

Когда Чарли подошел, коммунары расступились и пропустили его к землякам.

Американцев было пятеро. Старый профессор, с седой головой и розовым лицом, двое молодых, сухопарых ребят с кодаками, две женщины неопределенного возраста, в зеленых прозрачных пальто.

С ними приехал переводчик.

Профессор-старик пожал Чарли руку и объяснил, что он очень интересуется изменениями в сельском хозяйстве России. Вместе со своими помощниками и женой он объехал весь Волжский край. Случайно узнал в городе, что существует коммуна под названием «Новая Америка», и пожелал непременно повидать ее.

— Оправдывает ли коммуна свое название? — спросил он у Чарли.

— Конечно, нет, — ответил тот. — У нас здесь такие цели, о каких в Америке и не помышляют.

Профессор засмеялся.

— Так, так. Это часто приходится слышать здесь. Ну, а как вам работается, земляк?

— Хорошо, — ответил Чарли просто.

— А не жалеете ли вы, что расстались с Америкой и ее удобствами? — спросила одна из женщин.

— Я там не имел никаких удобств, миссис, — разъяснил Чарли. — Я был уборочным рабочим, и мне приходилось ночевать на неудобной американской земле.

— Но вы могли бы купить себе автомобиль, — сказала женщина.

Чарли промолчал.

— Я прошу записывать все его ответы, — сказал профессор. — Это очень интересно.

Женщина помоложе вынула блокнот и начала писать стенографической вязью.

— Кто были ваши родители? — спросил профессор.

— Я помню только отца, — ответил Чарли. — Его убило в шахтах штата Айовы, когда мне было девять лет. С тех пор я жил без родителей.

— Так. Вернемся к вашей работе здесь. Легко ли вам убирать урожай без машин?

— Трудновато. Но у нас уже есть кое-что. Пройдите в сарай, я вам покажу.

— Продуктивен ли труд, когда нет личной заинтересованности? Я хочу сказать, что результаты труда здесь ведь не принадлежат вам.

— Они не принадлежали мне и в Америке. Я там работал только на хозяев, и, по правде сказать, все это были довольно паршивые люди. А здесь мы работаем сообща, и все это — наше. Мне кажется, что человеку приятнее работать в большом общем деле, чем в карликовом хозяйстве на случайного хозяина.

— Велико ли ваше дело?

— Все государство.

— Не скучаете ли вы здесь.

— Мне некогда скучать, сэр. Кроме того, у меня здесь больше товарищей, чем в Америке.

— Не предполагаете ли вы вернуться в Америку?

— Пока что нет. Я слышал, что там кризис с зерном в этом году. Такие, как я, значит, будут питаться собственными кулаками.

— Значит, вы остаетесь здесь навсегда?

— Ничего неизвестно. Может быть, мне и захочется поехать на родину, рассказать там, как живут в СССР.

— Об этом расскажем мы, — сказал профессор быстро. — У меня задумана книга, так что вам беспокоиться нечего. У меня огромный материал, я бы в целом ряде районов.

— Я был только в одном, — улыбнулся Чарли. — Но думаю, что и мои рассказы найдут слушателей в Америке.

— Может быть, вы хотели бы что-нибудь получить из Штатов? — спросил профессор мягко.

— Да, конечно. Мы все мечтаем об электрических доилках на пятьсот коров.

— Разве у вас так много скота?

— На будущий год мы развертываем большую ферму.

Профессор замял вопрос о доилках и начал что-то шептать своей секретарше. В это время молодой американец подошел к Чарли.

— Я хотел бы сфотографировать вас, мистер Ифкин, — сказал он.

— Пожалуйста, — ответил Чарли. — Только через десять секунд. — И он побежал к каретному сараю!

Американец решил, что Чарли побежал принарядиться. Но тот другое имел в виду. В воротах каретника застучала машина, и Чарли медленно подъехал к американцам в автомобиле.

— Ага! — закричала американка неистово. — Вы уже успели себе купить авто в Америке!

— Да, конечно, — ответил Чарли. — Но я купил его после того, как решил ехать сюда. Раньше мне это не удавалось.

Американец снял Чарли два раза, а потом сказал:

— Мерси. Я помещу ваш снимок в журнале, мистер Ифкин. Внизу будет подпись: «Американец, который нашел родину в стране социализма».

— Так и напишите, — согласился Чарли. — Я возражений не имею.

Американцы интересовались решительно всем и долго ходили по коммуне. Они осмотрели кухню и просили попробовать хлеб, потом заходили в жилые комнаты и трогали кровати коммунаров. Обо всем они делали заметки у себя в книжках. Уехали они уже под вечер, и перед отъездом коммунары угостили их ужином.

Джек перевел Николке весь разговор Чарли с профессором. Николка остался доволен.

— А ведь молодец Ифкин! — сказал он весело. — Хорошо у него котелок варит. Американскому профессору возражать — это не с Бутылкиным спорить. А он не растерялся.

В коммуне долго потом вспоминали приезд американцев и хвалили Чарли.

Эта осень была веселая. Только кончилась она печально.

В коммуну прискакал верхом без шапки Григорий Козлов, брат Антона, председателя «Кулацкой гибели». Еще в воротах он закричал громко:

— Эй, есть тут кто из правления?

Василий Капралов вышел из конторы на крыльцо. Махнул рукой:

— Подъезжай сюда, Гриша.

Козлов подскакал к крыльцу, сполз на пузе с лошади и даже привязывать ее не стал, просто пустил.

— Кто кого? — спросил Капралов шутливо.

— Они нас, Вася, — ответил Григорий серьезно. — Беда, брат! Зерцалов меня сюда прислал. Есть здесь кто, кроме тебя, Капралов?

— Заходи в контору. Сейчас будут.

Члены правления собрались быстро. Козлов прикрыл дверь покрепче и начал рассказывать.

Оказалось, что в Чижи приезжал агроном из города, собрал сход и долго говорил о коллективизации. Доказывал выгоды крупного хозяйства и преимущества общих скотных дворов.

Пока агроном говорил, главные крикуны помалкивали. Но как только он уехал из села, началась буза. Пал Палыч Скороходов сейчас же собрал у себя на дворе народ и взялся толковать речь оратора. Язык у Скороходова теперь хорошо работал, и говорил он битый час.

По его словам получалось так, что советская власть очень нуждается в хлебе и мясе. Чтобы получить все это, мужиков насильно будут загонять в колхозы. В колхозах скот считается общим, и ему, Скороходову, доподлинно известно, что в ближайшее же время половину деревенских коров и лошадей перегонят в город. Коровы пойдут на бойни, под нож, а лошади в Красную Армию — пушки возить. Ни копейки денег за скотину, конечно, не заплатят, выдадут липовые расписки. Вот теперь и ловчись, честной народ!

Сначала словам Пал Палыча никто не поверил: в Чижах на глазах у всех существовали две артели и не было еще случая, чтобы скот отбирался под расписки. Тогда Скороходов, чтобы убедить слушателей, начал бить себя кулаками в грудь, божиться и ругаться на всю деревню. Потом вытащил из хлева за задние ноги свинью, которая откармливалась к рождеству.

Не давая никаких объяснений, Пал Палыч свинью зарезал и приказал девкам ее палить.

Только когда костер разгорелся, Пал Палыч объяснил, что заколол свинью потому, что мелкую скотину будут отбирать в первую очередь. Уж лучше самому поесть мяса хоть в пост, чем даром город кормить.

Смотреть на зарезанную свинью собрались бабы со всего села. Начались разговорчики о том, что, может, и правда свиней надо бить. Даже мужики растерялись, поддались бабьему настроению. Но Скороходову всего этого было мало. Он вывел на улицу свою кобылу Машку, снял с нее уздечку и погнал палкой со двора.