— Мы с тобой живем, как в темном лесу, старик, — сказал Чарли с презренном. — Жизнь проходит мимо нас. Я предлагаю отложить работу.

В этот момент на другом конце аллеи грянула музыка.

Джек и Чарли повернулись. Можно было уже разглядеть медные трубы, обвившиеся вокруг лиц музыкантов. За музыкантами шли люди с красными полотнищами.

Джек не знал, в какую сторону смотреть. Конечно, его заинтересовали гости, но и коммунары в строю представляли собой интересное, необычайное зрелище. Их лица были застывшими, торжественными, и многих даже не сразу можно было узнать.

Процессия коммунаров поровнялась с дубом. Николка Чурасов крикнул:

— Эй, американцы, бросайте работу, становитесь в ряды! Идем встречать гостей.

Джек и Чарли присоединились к демонстрантам. Пила так и осталась торчать в дубе, не догрызи его и до половины.

— Какие же это гости? — спросил Джек Николку немного обиженно.

— Сейчас увидишь.

Джек уставился вперед, вытянул шею. Гости приближались. Уже можно было прочесть плакат, новенький, чистый:

Но Джека заинтересовали не эти слова.

— Чарли! — сказал он, волнуясь и дергая друга за рукав. — У тебя зрение было всегда лучше моего. Не разглядишь ли ты, что такое несут наши гости?

— Впереди идут с медными трубами девять человек. Дальше барабан и плакат. А что у следующих, я не пойму. Какие-то желтые клетки.

— Не могу понять.

— Чарли, дружище! — вдруг певуче произнес Джек. — А не кажется ли тебе, что они несут оконные рамы?

— Рамы и есть!

— Факт! — закричал Джек и бросился вперед.

Он подбежал вплотную к гостям-рабочим, и тут, позабывши, что он уже не председатель коммуны и что ему никто не поручал выступать с речью, вдруг заговорил громко и от всего сердца:

— Привет вам, городские товарищи, от коммуны «Новая Америка»! Восемь лет я работал за океаном, в штатах Канзас, Висконсин, Техас и Северная Вирджиния. Видел я разные вещи на своем веку: и суд Линча и выборы президента. Но никогда не приходилось мне видеть рабочих, которые в воскресенье, вместо отдыха, идут в деревню — помочь крестьянам. Это возможно только здесь, в нашей стране! Долго живите, друзья, и знайте, что мы, коммунары, для вас — как братья, и то, что родит наша земля, будет на тарелках и у вас! Да здравствует наш союз, пусть ему не будет конца!

Дальше Джек говорить не мог, он слишком волновался. Он пожал руку дирижеру оркестра и отошел в сторону.

Все закричали «ура», а музыка заиграла «Интернационал». В дубовой аллее, тут же, на месте встречи, начался митинг. Джек незаметно исчез. За дубами он пробежал к воротам и явился на кухню коммуны, с грохотом и шумом.

— Надо приготовить огромный обед! — сказал он отрывисто. — Из города пришли гости с музыкой.

Татьяна, Катя и Дуня рассмеялись Джеку в лицо.

— Обед для гостей готов, — сказала Татьяна. — Ты напрасно горячишься.

И она подвела его к столу, где под мокрой скатертью лежали горячие пироги.

— С чем пироги? — спросил Джек.

— С кашей и яйцами.

— А еще что на обед?

— Винегрет, суп, каша, кисель.

— На всех хватит?

— Хватит.

— Откуда же вы узнали, что гости примут сегодня?

— Нас Никола предупредил.

— А почему он мне ничего не сказал?

— Удивить тебя хотел, должно быть.

Джек призадумался. Он почувствовал обиду. Почему Николка скрыл от него важную новость? Он понимал все значение прихода гостей. Коммуна «Новая Америка» не была теперь уже одинокой, затерянной среди деревень. Она тесно связывалась с рабочим коллективом, с большим производством, входила в городскую семью. Почему же Николка не сказал ему ни слова? Джек не мог самостоятельно решить этого вопроса, да и стоять не месте он не мог. Он побежал во двор. Ему хотелось отыскать Чарли, поговорить с ним подробно обо всем. Но Чарли поблизости не было.

— Не знаешь, где Ифкин? — спросил Джек старика Громова, который спешно подметал у крыльца.

— Только что уехал на машине, кошкин сын.

— Нашел время кататься.

Джек побежал на митинг, но и тут ему не повезло. Митинг уже кончился. В аллее гремела музыка, и коммунары, перемешавшись с рабочими, густой толпой шли к воротам. Джек побежал в контору. Там уже накрывали столы. Пионеры и пионерки расставляли приборы, резали хлеб. Очевидно, все было налажено заранее, даже появились откуда-то новые тарелки.

Джек вышел на крыльцо.

— Эй, Яша! — встретил его весело Николка Чурасов. — Иди с шефами знакомиться.

Джек готов был тут же затеять с Николкой ссору, но сдержался. Он познакомился с председателем шефской комиссии товарищем Орловым, громадным рабочим в кожаной куртке, и узнал, что шефы — рабочие железнодорожных мастерских и приехали в своем вагоне.

Тут начали звать в контору обедать. Джек вошел вместе со всеми, но пока рассаживались за столом, он тихо скрылся и побежал осматривать рамы.

Рамы стояли у стены старого дома, Их было много, и они были хорошо сделаны, на некоторых даже форточки были. Джек смерил четвертью одну раму и прикинул размер к оконному отверстию в стене. Пришлось в самый раз. Значит, Николка давал мерку в город. И Джеку опять стало обидно, что только один он в коммуне ничего не знал о таких важных делах.

Он сел у рам и задумался. Но думал он уже не об обиде, а о том, где взять стекла и как их вставить собственными силами. Тут же он решил, что с этим, конечно, коммуна справится. Можно продать яблоки или часть кур. Зато теперь мастерская наверняка откроется, и коммунары не будут сидеть зимой сложа руки.

Когда Джек вернулся в контору, обед был в полном разгаре. Пахло винегретом и пирогами. Коммунары сидели вперемежку с рабочими и весело разговаривали. Джеку освободили местечко, он сел. Николка заметил его и через стол крикнул:

— Куда же ты все пропадаешь, Яша? Расскажи гостям об Америке, они твоей речью заинтересовались.

Джек посмотрел на Николку грозно, но потом улыбнулся и начал рассказывать об американских железных дорогах. Но об Америке говорили недолго, перешли на разговоры о коммуне. Николка и Капралов рассказали о новом плане работ, о теплице, мастерской. Когда Орлов узнал, что в коммуне мало инструментов, он поднялся и заявил, что мастерские могут снабдить коммуну и пилами и топорами. Кое-что и другое найдется. Джек пробрался к Николке и шепнул ему:

— Заяви, что мы их ребят молоком снабжать будем и яйцами.

Николка встал, поблагодарил шефов и сказал, что коммуна со своей стороны берет шефство над детским домом железнодорожных мастерских. Работница от мастерских благодарила коммуну, и весь конец обеда прошел приподнято и прерывался аплодисментами и криками «ура».

После обеда все высыпали во двор и пошли смотреть старый дом. Тут оказалось, что рабочие принесли с собой не только рамы, но и молотки, рубанки, костыли. Стали тут же вставлять рамы. Восемь пришлось в зал, а восемь в комнаты. Пока одни пригоняли рамы, другие пошли в аллею и стали наперегонки пилить дубы. Шуткой повалили большой дуб и еще несколько.

Джек бегал от аллеи к дому, радостно улыбался и сверкал своими зубами. Давно ему не было так весело. Еще бы, на каждом окне сидел рабочий и приколачивал раму.

По всей усадьбе неслось: тук, тук, тук…

Дом сразу по всему фасаду принял жилой вид. Рамы были покрашены желтой краской, и хоть стекол в них не было, они своими переплетами заполнили пустоты окон.

Не успели вставить всех рам, как в аллее раздались гудки автомобиля и в ворота въехал Чарли с одним из рабочих. Пока шел обед, американец успел смахать на станцию и вернулся оттуда с ящиком оконного стекла и кульком замазки. Все это шефы привезли из города вместе с рамами, но оставили на станции, на хранение.

— Во как у них дело поставлено! — закричал Николка. — Завтра же рамы застеклим и дом затопим!

Но тут выяснилось, что в боковом кармане орловской кожаной куртки нашлись алмазы, а среди рабочих — стекольщики из вагонного цеха. Стекольщики начали резать стекла по мерке, а другие вставляли их. Переплеты рам заблестели стеклами, дом как водой наливался.