За ходом этого боя наблюдал командующий фронтом Жуков. Он был в восторге, когда стремительным ударом с двух сторон Некрасов захватил хутор Волосково. Однако это еще не было победой, это было только начало ожесточенных боев на подступах к станции Нежода. Немцы, опомнившись от внезапного удара, перешли в контратаку и отрезали полк Некрасова от других частей дивизии.

Оказавшись в окружении, Некрасов организовал круговую оборону. Он надеялся, что другие полки дивизии разорвут кольцо, и рассчитывал на новый удар по противнику с целью прорыва к указанной железнодорожной станции.

Командующий фронтом и командарм, видя, что фланги 107-й дивизии оказались еще более обнаженными, задумались над тем, как помочь 102-й дивизии, и требовали более решительных наступательных действий от командования 100-й дивизии.

85-й стрелковый полк капитана Козина, несколько приблизившийся вчера к деревне Радутино, с утра продолжил бой, обходя населенный пункт с юга. Брать Радутино предстояло 355-му стрелковому полку. Рано утром на командный пункт полка прибыл генерал-майор Руссиянов. Старший батальонный комиссар Гутник, продолжавший командовать полком вместо Шварева, доложил, что полк несет большие потери из-за плотного пулеметного и артиллерийско-минометного огня противника. Руссиянов поднял к глазам бинокль, стал осматривать окрестности.

«Передо мной предстала панорама гладкого, как доска, желтого скошенного поля перед деревней, — пишет И.Н. Руссиянов в книге “В боях рожденная”. — Никаких укрытий. Среди столбов земли и дыма от разрывов мин и снарядов медленно, очень медленно двигались вперед фигурки бойцов. Многие падали и больше не вставали. И вдруг упали все. И не вставали…

“Залегли”, — мелькнуло в голове.

Я не знаю, какая сила в следующий миг выбросила меня из окопа, на войне так бывает. Чуть пригнувшись, пошел вперед, к залегшим батальонам. “Поднять, поднять, во что бы то ни стало поднять”, — стучало в висках.

Я не видел, как вслед за мной выскочил из окопа старший батальонный комиссар Гутник, начальник артиллерии полка капитан Левченко и мой адъютант старший лейтенант Лясковский. Опомнился я, когда Лясковский резко толкнул меня в сторону, под горящий немецкий танк. В нескольких шагах хлопнул разрыв мины. По броне застучали осколки. Дальше мы уже ползли по-пластунски. С трудом нашли комбата, который доложил, что все командиры рот убиты.

— Вот что, комбат. Немедленно пошлите вперед бойцов забросать огневые точки гранатами! Лясковскому и Левченко возглавить роты и поднять их в атаку. И быстрее, быстрее!

В этот момент я отчетливо понял, что поднимать батальон надо именно мне. И когда услышал взрывы гранат, понял, что посланные вперед бойцы сделали свое дело, встал во весь рост и закричал: “За мной!”

Атака была стремительной. Подразделения ворвались в Радутино».

Так боевой генерал, закончив войну, описал запомнившийся ему бой за деревню Радутино, уже однажды отвоеванную у противника, потом сданную ему и опять отнятую у него. Сила, вытолкнувшая Руссиянова из окопа, называется чувством долга, которое стало особенно обостренным в дни решительного наступления, когда командующий фронтом Жуков, опираясь на приказ № 270, требовал от командиров всех степеней мужественных, решительных поступков. И командиры разделяли эти требования. «Бойцы должны знать, что их командир и комиссар не менее храбры, чем они сами, что командир и комиссар не оставят их в беде», — таково было нравственное убеждение красных командиров. Оно из уст в уста передавалось от старшего к младшему, находило подтверждение в их поступках на поле боя.

Подобно Руссиянову не раз поднимали своих бойцов в атаку другие командиры дивизий. «Два раза ходил в атаку, стараюсь быть не трусом, работать честно для Родины», — писал в эти горячие дни командарм Ракутин своей жене. Что же касается командиров полков, то они во время боя постоянно находились там, где труднее, шли на врага в одном ряду с красноармейцами.

В ночь на 1 сентября тщательно готовился к очередному бою полк майора Шитова. До самого рассвета велась активная разведка. Одну группу разведчиков возглавлял командир батальона Иванов. Он максимально точно установил силы противника, наметил рубежи для боевых порядков батальона. На рассвете полк пошел в наступление. Майор Шитов лично руководил атакой одного батальона. Силен был красноармейский удар. Как всегда, хорошо работали артиллеристы. Батарея лейтенанта Балынина разносила в щепки вражеские блиндажи, громила огневые точки противника. А он встретил цепи бойцов ожесточенным огнем из пулеметов и автоматов. Сдержать натиск красноармейцев немцам все же не удалось. Шитовцы выбили их с ближайшей высоты.

Самоотверженно сражались сибиряки, но события развивались не в их пользу. Полк Некрасова оставался в окружении. Немцы, пользуясь своим успехом, повели наступление на Митино. Оборонявший его батальон под командованием старшего лейтенанта Кудашкина вступил в смертельную схватку с противником.

Такие же жестокие бои шли и на левом фланге. Войска 303-й и 106-й дивизий мужественно отстаивали свои рубежи.

Во второй половине дня Жукова вызвал к телефонному аппарату А.Н. Поскребышев, помощник Сталина. Произошел следующий разговор.

«Поскребышев. Здравствуйте! Передаю просьбу товарища Сталина. Можете ли вы сейчас выехать в Москву? Если есть какая-либо возможность, выезжайте, передав дела на время вашего отсутствия Ракутину или Богданову.

Жуков. Только что сейчас получил неблагоприятные сведения о 211-й дивизии, действовавшей в районе Рославля. Эта дивизия отошла назад километров на 5—6 и создала этим невыгодное положение для 149-й стрелковой дивизии. Ввиду сложности обстановки я хотел бы ночью выехать на участок 211-й дивизии и там навести порядок. Поэтому просил бы, если возможно, отложить мой приезд, если же нельзя, то выеду немедленно. Под Ельней дела развиваются неплохо… Сейчас вышли на железную дорогу Ельня — Смоленск. Если будет приказано ехать, оставлю за себя заместителем Богданова, руководство группой на рославльском направлении прикажу Богданову передать Собенникову. Жду указаний товарища Сталина.

Сталин. Здравствуйте, товарищ Жуков! В таком случае можете отложить свою поездку в Москву и выехать на позиции.

Жуков. Здравствуйте, товарищ Сталин! Нужно ли все же быть готовым к выезду в Ставку в ближайшие пару дней или я могу работать по своему плану?

Сталин. Можете работать по своему плану.

Жуков. Все ясно. Будьте здоровы!» (Т. 2. С. 123).

Своему вышестоящему начальнику Жуков сказал, что под Ельней дела развиваются неплохо, от подчиненных же командиров он требовал более решительных действий и сам искал выхода из затруднительной обстановки, сложившейся на правом фланге. Окончательно убедившись, что враг еще не хочет сдаваться, упорно цепляясь за каждую высоту, за каждый выгодный рубеж, Жуков приказал Ракутину ночью перебросить 309-ю стрелковую дивизию полковника Ильянцева на правый фланг, в район действий 107-й стрелковой дивизии. Ее участок обороны передавался соседним 19-й и 120-й стрелковым дивизиям. Рассредотачивая войска в центре выступа, Жуков рисковал ослабить здесь оборону, но он уже видел, что противник здесь не перейдет в наступление, что он будет биться за то, чтобы не допустить окружения своих войск.

Можно сказать, Жуков интуитивно чувствовал приближающуюся победу. Он был недалек от истины. Его противник, фельдмаршал фон Бок, в течение дня несколько раз передавал своему командованию в Генеральный штаб сухопутных войск тревожные сведения, жалуясь на тяжелую обстановку в районе Ельни. Проанализировав их, Фридрих Гальдер 1 сентября записал в дневнике:

«Группа армий “Центр”: противник явно пытается организовать оборону на рубеже Десны и удержать этот участок. Сильные атаки наших позиций на дуге фронта у Ельни, по-видимому, связаны с предполагаемым наступлением противника на этом участке фронта…»

Сделав такой вывод, Гальдер обсудил обстановку на фронте группы армий «Центр» со своим командующим Вальтером фон Браухичем. Теперь они начали склоняться на сторону фон Бока, предлагавшего вывести войска из района Ельни. Договорились завтра вдвоем вылететь самолетом в Борисов, в штаб группы армий «Центр», для принятия окончательного решения по этому и ряду других вопросов.