Опять активно вели себя немцы на участке 19-й стрелковой дивизии майора Утвенко. Ее позиции находились на рубеже: деревня Жилино — хутор Клемятин — восточная окраина Подмошья. Жестокий артиллерийский огонь противника, его контратаки в сопровождении танков, бомбовые удары гитлеровской авиации — все это рушилось, сменяя друг друга, на поредевшие полки. Они стояли насмерть. Когда фашисты шли в атаку, встречали их прицельным огнем из всех видов оружия и за день уничтожили до 400 немцев, несколько взяли в плен, заставили замолчать одну батарею. Когда появлялись в небе фашистские самолеты, открывали по команде командиров дружный оружейный и пулеметный огонь. Таким образом, за два дня — предыдущий и этот — были сбиты три немецких самолета и взят в плен один летчик.

Все это, конечно, дорого стоило воинам дивизии. Ее штаб в оперсводке за 13 августа сообщал: 32-й стрелковый полк насчитывает всего лишь 56 человек, в других полках несколько больше. Таким сообщением в штабе армии возмутились: «Да у вас вокруг каждого штаба по пятьдесят человек крутится. Выражайтесь точно и ясно». «Мы имели в виду 56 человек бойцов», — уточнили штабисты дивизии.

И все же это очень страшная цифра, ведь 32-й полк майора Шитова, вступая в бой за Ельню 19 июля, был полностью обеспечен личным составом и уже несколько раз получал пополнение. Дивизия явно нуждалась во втором своем рождении. Пополнение же ее рядов в этот день заключалось в том, что ее комиссаром был назначен инспектор политотдела армии Александр Павлович Волов, 1900 года рождения, получивший до Первой мировой войны трехклассное образование и в советское время закончивший Военно-политическую академию имени Ленина. В Рабоче-Крестьянской Красной Армии служил он с 1922 года. Под Ельню прибыл вместе с армией из Новосибирска, там осталась его семья.

Жестокий бой грохотал опять и на участке 120-й дивизии генерал-майора Петрова. Коноплянка, Коробы, Пронино уже выгорели дотла, но они были нужны обоим сражающимся сторонам. Обе стороны яростно сражались за пепелища русских деревень.

«Хорошо действовали в бою 13 августа, — говорится в донесении политотдела дивизии, — 210-й стрелковый полк и артиллерия 120-й стрелковой дивизии. По неполным данным, в районе 120-й дивизии уничтожено 4 минометных батареи, 7 противотанковых орудий, 8 пулеметных гнезд, 2 автобатареи, несколько автомашин и 2 склада боеприпасов.

Особенно отличились в бою командир танкового батальона капитан Воробьев и комиссар батальона младший политрук Цыбуля, которые несколько раз ходили в атаку, нанося большие потери противнику.

Ответственный секретарь бюро ВЛКСМ заместитель политрука т. Царев с небольшой группой бойцов-комсомольцев ночью зашел в тыл противника, уничтожил несколько фашистов, захватил два пулемета и один мотоцикл. Тов. Царев представлен к правительственной награде» (ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2526. Д. 38. Л. 259—266)

О действиях танкового батальона Воробьева в этом бою газета «За честь Родины» рассказывала в информации «Мощный удар советских танков». Сообщалось, что танковому подразделению было приказано перейти в наступление и уничтожить противостоящую группировку противника. На рассвете после сильной артиллерийской подготовки танки пошли вперед. Танкисты начали громить пулеметные гнезда и живую силу противника. Капитан Воробьев и младший политрук Цыбуля умело управляли боем и в то же время на своих машинах ходили в атаку, в упор расстреливая фашистскую банду.

Героические усилия многих бойцов и командиров, кровь, пролитая ими, и отданные на алтарь Отечества жизни в оперативной сводке штаба армии за 13 августа характеризовались словами: дивизия успеха не имела.

Генерал-майор Ракутин, подводя итоги дня, в своем приказе №017 действия 120-й дивизии обошел молчанием. Зато в нем была записана такая фраза: «Последний раз категорически предупреждаю командиров 100-й, 103-й и 106-й дивизий, что всякое замедление с выполнением боевого приказа является преступлением перед Родиной и влечет за собой привлечение виновных к строгой ответственности, вплоть до предания суду военного трибунала».

Не стоит удивляться такому предупреждению, тем более возмущаться им. Аресты, отдачи под суд у командования Красной Армии находились в постоянном резерве как эффективные меры воспитания. Государственный Комитет Обороны 13 августа 1941 года принял специальное постановление «О порядке ареста военнослужащих» № 0067. Согласно ему оставался прежний порядок ареста лиц высшего начсостава (с санкции НКО). Что же касается ареста лиц старшего начальствующего состава, то тут достаточно было согласия Военного совета армии. А о нижестоящих и говорить нечего: любой прямой начальник мог арестовать своего подчиненного. Особые органы имели право производить задержание лиц среднего и старшего начсостава в любой момент по своему усмотрению, сославшись на крайнюю необходимость.

Ракутин, конечно, понимал, что не строгими предупреждениями надо двигать войска вперед, что для того, чтобы овладеть Ельней, надо усилить войска опергруппы. Благодаря его ходатайству 309-я стрелковая дивизия 13 августа передислоцировалась в район деревень Шестаки и Холмец Ельнинского района. Искал он и другие возможности наносить удары по врагу: продолжал засылать в его тыл разведывательно-диверсионные группы, развивал и укреплял партизанское движение на оккупированной территории.

Штаб армии установил довольно прочную связь с партийными и советскими руководителями трех районов. В Дорогобужском районе партизанский отряд (начальник Деменков) уже насчитывал 60 человек. Отряд Глинковского района состоял из 45 человек, его возглавлял Марченко, заместителем был Зимонин. В Ельнинском отряде насчитывалось ПО человек. С первым секретарем райкома КПСС Я.П, Валуевым командование армии, особенно отделение по работе среди партизан, общалось регулярно.

По совету майора Крыжановского, возглавлявшего отделение, пишет Валуев в воспоминаниях, «я переговорил со многими партизанами о том, чтобы организовать разведывательно-диверсионные группы по пять человек в каждой для перехода на оккупированную территорию района. Первая группа направлялась во главе с помощником прокурора В.Н. Савлуковым. Она должна была побывать в деревнях Большое Павлово, Кукуево, Леоново, Щербино и Вербилово с целью узнать, какие там находятся вражеские гарнизоны, распространить обращение райкома партии к населению с призывом вести борьбу с врагом, организовать уборку урожая и раздачу его колхозникам, а где не удастся это сделать, уничтожить хлеба на корню, с тем чтобы ни одного килограмма зерна не досталось врагу».

Группа не перешла линию фронта.

— В лесу заблудились, — объяснили партизаны.

— Вы струсили, — решительно сказал Валуев. — Трус не может быть коммунистом.

«На бюро райкома партии наказали В.Н. Савлукова.

Решили послать в тыл врага вторую группу во главе с Петром Александровичем Зайцевым, заведующим отделом пропаганды и агитации райкома партии. Вместе с ним пошли Андрей Юденков, Савелий Кузенков, Афанасий Романенков, Баськов и Тимофеев (имен не помню.) Они успешно справились с заданием».

За последнюю неделю, с 5 по 13 августа, отделение заслало в тыл противника шесть разведывательно-диверсионных групп из партизан трех районов.

Помочь Красной Армии старались многие местные жители, оставшиеся по ту сторону фронта. Во время боев за Клемятино такие вот добровольные партизаны сообщили нашим артиллеристам местонахождение двух крупнокалиберных минометов и пушки с обслугой. Они были сразу же уничтожены прицельным огнем. В другой раз партизаны подсказали, что наша артиллерия ведет огонь по деревне, из которой немцы уже ушли. В деревне Поповка бывшего тогда Басмановского сельсовета партизан Титков указал немецкой мотомехчасти дорогу, на которой был разобран мост.

В политотдел армии поступали сведения и о том, что некоторые местные жители помогают немцам. И хотя таких были единицы, все же они были. Потому патриотически настроенные люди, как призванные в Красную Армию, так и оказавшиеся в оккупации, не делали трагедии из того, что Верховное Главное командование требовало строго поступать с трусами, паникерами, предателями. Они шли в бой за Родину…