В одном из них, написанном в XI–XIV веках, наряду с показаниями лечения разных болезней, рассуждениями о правильном питании и человеческом теле нашли место косметические рекомендации. «Если на лице появятся морщины, — читаем в сборнике — то, взяв костоса половину унции (мера веса равная 16 драхмам = 28,35 г.), камеди (смола, добываемая из Acacia arabica) четверть унции, сухих корок дынь четверть унции и, все это хорошо растерев, раствори в уксусе и намажь лицо, а на второй день умой лицо с мукой из нута или чечевичной мукой…»

Также от морщин «… полезны семена редьки (перевод может быть не точным) с горьким миндалем, растворенные в старом вине…», а чтобы уничтожить лишние волосы рекомендовали «1 кубок сока из чашечек «волчьего молока» (возможно молочай бутериаковый), вина и растительного масла по 1 кубку, перемешав, помажь ровно и вскоре, вспотев и соскоблив мазь, найдешь волосы на скребке: если же через 40 дней волосы вновь поднимутся, то они будут пушистыми…».

Для окраски волос в темный цвет использовали сок растения анемона (ветреницы), а для их осветления рекомендовалось взять измельченный осадок кипяченого вина, примешать в него смолы сосновых шишек в размере половины осадка, растворить все это в розовом масле и намазать волосы, а на третий день вымыть их в бане.

Купить многочисленные компоненты для составления косметических мазей можно было у торговцев, которые составляли целую корпорацию и звались мироварами — те, кто варил «миро» (душистое масло), хотя прежде всего мировары являлись торговцами благовоний, пряностей, красителей и некоторых лекарственных веществ. Торговля эта давала ощутимую прибыль, так как значительной статьей расходов у знатного византийца были покупки благовоний и косметики. Аристократы пользовались ароматными маслами и смесями, их ценили так же, как дорогую одежду, роскошные покрывала и украшенные камнями гребни. На праздники дома освещались факелами, которые «… при горении… источали сладкий дух и вместе со светом дарили ласкающий обоняние запах». Слуги покупали в лавках мироваров индийский перец и нард, доставляемый из Лаодикеи, корицу с Цейлона или из Средней Азии, алоэ с Явы или Суматры, амбру и мускус (последний везли из Тибета, его использовали как закрепитель ароматов), знаменитый аравийский ладан, душистую смолу смирну (мирра) и бальсамон.

Прилавки мироваров располагались в Константинополе в районе роскошного здания Халки и Милии — грандиозных триумфальных ворот с четырьмя арками, обращенными во все стороны света. Своеобразный парфюмерный рынок находился недалеко от этих строений, кстати, расположили его именно здесь не случайно, а с той целью, чтобы ароматы благовоний доносились до изображения Христа (украшавшего Халку) и услаждали обитателей императорских дворцов.

Мировары закупали свои товары у купцов из Халдии и Трапезунда, сейчас Трабзунд — порт в Турции, в то время он был важным пунктом внешней торговли Византии.

Торговая деятельность строго регламентировалась. Определялся день, в который мировары делали закупку товаров. Для купцов устанавливался срок, за который они должны продать свой товар — не больше трех месяцев, после чего им надлежало покинуть столицу. Если же регламент нарушался, виновники строго наказывались, их били, остригали и присуждали к ссылке. Подобное наказание ожидало и тех мироваров, которые располагали свои лавки в неуказанных местах, или повышали цены на товар сверх должного, или понижали их, тем самым допуская конкуренцию, или прятали его, чтобы во время недостатка товара повысить на него цену. Так же считалось неэтичным дробить товар на более мелкие части против того, что установлено.

Взвешивали благовонные смолы и порошки на аптечных весах (зигиях) и заворачивали затем в страницы ветхих книг. Мировары, между прочим, пользовались очень дурной репутацией: в их лавках часто обманывали.

Рассказ о Византии и пристрастиях ее жителей к косметике и благовониям окажется неполным, если не рассказать об императрице Зое (978–1050), чьи познания в области составления благовонных смесей и приготовления лечебных снадобий были так велики, что позволяли ей приготовлять как изумительные косметические мази, сохранявшие молодость кожи, так и смертоносное зелье.

Об императрице поведал ее современник Михаил Пселл. Он занимал высокое положение в византийском обществе и благодаря своим ученым познаниям в области философии и риторики оказался в числе приближенных к императорам и не понаслышке рассуждал о придворных интригах и жизни двора.

По его словам, наша героиня была: «… роста не очень высокого, с широким разрезом глаз под черными бровями и носом с еле заметной горбинкой.

… В своей жизни имела она два пристрастия: одно к золоту, другое к индийским ароматическим растениям (особенно к деревьям, сохранявшим естественную влагу, карликовым маслинам и лавру с белоснежными плодами)…

Зоя терпеть не могла женских занятий, не притрагивалась руками к веретену, не касалась руками ткацкого станка и ничего другого в этом роде… Одно только увлекало ее и поглощало все внимание: изменять природу ароматических веществ, приготовлять благовонные мази, изобретать и составлять одни смеси, переделывать другие, и покои, отведенные под ее спальню, выглядели не лучше рыночных лавок, в которых хлопочут ремесленники и приставленные к ним слуги. Перед спальней горело обычно множество горнов, одни служанки раскладывали кучи ароматических веществ, другие их смешивали, третьи делали еще что-нибудь».

Если нужных компонентов не могли найти на местном рынке, их привозили из Индии и Эфиопии.

«Зимой от всего этого царице еще была какая-то польза: пылающий огонь подогревал ей холодный воздух, в жаркое же время года тяжко было даже приблизиться к этому месту, и лишь одна Зоя, казалось, оставалась бесчувственной к жару и, как стражей, окружала себя многочисленными огнями».

Известность в истории она получила не столько благодаря своему увлечению, сколько придворным интригам. В 1028 году пятидесятилетнюю невесту Зою выдали замуж за столь же постаревшего жениха — шестидесятилетнего Романа III Аргира. Брак преследовал политические цели. «Молодые» страсти к друг другу не питали. Какое-то время спустя во дворце появился красивый юноша Михаил. «Был он и телом прекрасно сложен, и с лицом совершенной красоты, сверкающими глазами и воистину розоволатый». Михаил являлся младшим братом очень предприимчивого и ловкого придворного Иоанна Орфанотрофа. Юноша, невзирая на страшный недуг — эпилепсию, сразу же обратил на себя внимание императрицы.

Их роман был бурным, любовники довольно скоро перестали скрывать свои отношения. «Сам император… спокойно относился к любовным чаяниям или, лучше сказать, отчаянной любви своей супруги, а возмущались ею сестра императора Пульхерия и все поверенные в ее тайны…»

Однако вскоре Роман почувствовал недомогание. Судачили, что будто ему в пищу понемногу подкладывали отравы, которую, возможно, составила сама Зоя, подозревали в этом и Иоанна Орфанотрофа.

Между Пульхерией и императрицей началась настоящая война, которая закончилась победой последней. Пульхерия умерла внезапно, та же судьба постигла одного из ее поверенных, другой предпочел не рисковать жизнью и покинул дворец. Эти события заставили остальных призадуматься о собственной участи и поутихнуть.

Смерть к несчастному и нелюбимому мужу так долго не приходила, что злоумышленники пошли на крайние меры. Императора Романа III Аргира утопили. Многие не верили, что убийство произошло из-за ссоры или чьей-то вспышки, слишком подозрителен оказался внешний вид покойника.

Михаил Пселл рассказывал: «… лицо Романа исказилось, но не вытянулось, а раздулось, его цвет изменился и был не как у умерших своей смертью, а как у распухших и пожелтевших от выпитого яда, в щеках же, казалось, не осталось и кровинки. Волосы на голове и подбородке вылезли настолько, что напоминали горелое жнивье с видимыми издалека прогалинами…»

И как не поверить в страшное предположение, если после смерти царя в 1034 году императором провозгласили Михаила Пафлагонца, того самого удачливого любовника, страдающего падучей. Ходили слухи, что Зоя пыталась отравить и самого Иоанна Орфанотрофа, хитрый придворный так много знал, что стал ей опасен. Правда, яд не подействовал, потому что, вроде бы, изготовляла его уже не Зоя, а некий Константин Мукупелис.