В Россию привозили веера, созданные руками саксонских, итальянских и французских мастеров, вееров подлинно русской работы было немного. Веера императриц и богатых придворных делали на золотых остовах, украшая их драгоценными камнями. Придворные мастера заранее оговаривали со своими заказчиками рисунки. Так, на веере Анны Иоанновны художник изобразил императрицу, одетую в немецкое придворное платье, окруженную греческими богами, статуей Правосудия с мечом и весами. На другом веере он запечатлел эпизод сражения русских и турецких войск на фоне гористого пейзажа с крепостью.

Модницы покупали веера, сообразуясь со своим вкусом и достатком. Дома предстояло научиться легко и непринужденно пользоваться им, разучить его «язык», без знания которого в «приличном» обществе и делать нечего. О «языке» веера мы расскажем в следующем разделе.

Заботы наших красавиц о туалетах год от года становились сложнее, в эпоху охабней и сарафанов о них не ведали. Раньше ведь как было: покупали в рядах понравившуюся материю и давали распоряжение домашним мастерицам, что да как раскроить да пошить. Теперь не так. Разве сравнится домашнее рукоделье с французским туалетом, купленным в Париже или еще каком европейском городе! Туфельки, чулочки, веера, тесьму — все надлежало купить за немалые деньги на родине Моды. Правда, на помощь франтихам уже спешили суда иноземных купцов с надлежащим товаром, а ремесленники и мастеровые люди из Германии или Голландии уже открывали свои мастерские по изготовлению всех этих модных безделиц. Но как станет обидно, если подружка в привезенном платье перещеголяет ее туалет. Надлежало во что бы то ни стало уговорить мужа или батюшку купить в Европе самое новомодное и самое дорогое платье.

Мужчины тоже не остались в стороне от причуд моды. Их одежда своеобразно подчеркнула изменения жизни своего владельца. Он уже не тот прежний боярин, сановито заседающий в богато убранных палатах, — он человек легкий на подъем, галантный кавалер и за столом, и в менуэте, ему и седло, и карета привычны, а потому платье его простое и удобное.

Мужской костюм состоял из рубашки, камзола, кафтана, коротких штанов, чулок и башмаков. Однобортный, прилегающий в талии кафтан доходил лишь до колен. В боковых швах кафтана и на спине делали разрезы, чтобы шпага, символ дворянского достоинства, не топорщила одежду. Рукав заканчивался обшлагом, воротника, как правило, не было. Повседневные кафтаны шили из суконных тканей, а парадные — из шелковых, парчовых и бархатных. По швам его отделывали золотым или серебряным шитьем, украшали галуном, драгоценными камнями и многоцветной вышивкой. Шили и теплые кафтаны, их подбивали мехом. Причем дорогим, к примеру собольим. Украшали те детали кафтана, что «покажут» мех снаружи, на спинку и рукава «пускали» недорогие меха.

Модники застегивали кафтан на верхнюю и среднюю пуговицы, чтобы продемонстрировать камзол, который почти полностью повторял крой кафтана. Его шили из тех же тканей, что и кафтан, и пришивали длинные узкие рукава. Нарядные концы галстука кисейного, батистового или кружевного мужчины щеголевато выпускали поверх камзола.

Рубашку до 20-х годов XVIII века шили без воротника из белой полотняной или льняной ткани, с прямым разрезом на груди. Потом разрез этот обшивали оборкой, получившей название — жабо. Это самое жабо, в конце концов, и заменило красивые концы галстука, и последний стал просто наматываться вокруг шеи. Рукава рубашки заканчивались манжетами, кружевными или полотняными, которые выпускали из-под обшлагов. Штаны шили до колен из той же ткани, что и верх костюма.

Из отчетов о Великом посольстве узнаем, что и послам и их свите платье шили на казенный счет. В Гааге на аудиенции у высоких особ поначалу русские послы предстали перед взорами европейцев в национальном платье, но по приезде в Амстердам поспешили переодеться в европейское. Закупили перчатки, чулки и башмаки с пряжками, шляпы и шпаги, манжеты и галстуки, «накладные волосы кавалерские» — парики и, конечно же, сукно и «золотую материю», из которых местные портные сшили кафтаны. Тогда же в торговом ряду выторговали для третьего великого посла П. Б. Возницына золотой пояс, который так понравился Петру, что был им «перехвачен».

Когда началась подготовка к отъезду в Англию, сшили новые суконные платья, а к ним приладили «ленты залотные с кистями, что бывают на плече», что-то вроде аксельбантов, купили «мелочевку» для отделки, теплые одежды и меховые «муфи», то есть муфты или рукава выдровые, бобровые, волчьи и лисьи.

Очень скоро Петр Алексеевич от европейца уже не отличался. Он облачился в узкий камзол с наглухо застегнутыми пуговицами и с длинными рукавами — так одевались все зажиточные и степенные горожане Амстердама. А для работы приобрел удобную куртку — босторг, с которой не расставался. Подобные свободные по силуэту просторные куртки сделались в России очень популярными.

Незаменимыми оставались плащи — и накидной, и с рукавами. Зимой же носили шубы, как «староманерные» — русские, так и европейского типа.

В первой четверти XVIII века в мужском гардеробе появился сюртук. Его кроили немного длиннее кафтана, прямым и двубортным с отложным воротником. Повседневный суконный надевали вместо кафтана, нарядный подбивали мехом, иногда украшали галуном или нашивками.

Причем модники теперь размышляли не только над тем, какие ткани купить, но и задумывались над цветом и сортом материи, чтобы «вписаться» в окружающую обстановку — негоже на природе и в городе носить одно и то же. Надлежало учесть и свой возраст, и не позориться «молодежными» расцветками, подобрать ткань к лицу и т. п.

Русский поэт и дипломат Антиох Кантемир (1708–1744) в «Сатире II. На зависть и гордость дворян злонравных» писал:

На современном языке это звучит так щеголи тех лет изрядное количество денег переводили на свои туалеты, иногда на них можно было купить целую деревню. Вергилий в «Энеиде» писал, что много усилий положили на «организацию римского племени», а нашему франту потребовалось еще больше труда для того, чтобы подобрать ткань для платья — «чтоб летам сходен был цвет», то есть подходил по возрасту, чтобы он шел к лицу.

«Щегольские правила требуют, чтоб красный цвет, а наипаче шипковый не употреблять тем, коим двадцать лет минули; чтоб не носить летом бархат или зимой тафту, или в городе зеленый кафтан, понеже зеленый цвет в поле только приличен…»

Кстати, о приличии цвета — пройдет немного времени и граф Э. Миних в своих «Записках» (1707–1788) отметит, что «даже седые старики в те годы… не стыдились наряжаться в розовые, желтые и попугайные цвета».

Петровская эпоха привила русским модникам особую страсть к заграничным поездкам. Тяжесть дороги сполна окупалась тем вниманием, с которым встречали его по возвращении на родину. Некоторые молодые богатые щеголи вместо познаний в науках привозили горы барахла: платья и кружева, духи и помады, шляпы и башмаки, тончайшие носовые платки и тому подобную мишуру. Модники, встречавшие их дома, с прилежным вниманием, как урок, выслушивали рассказ своего знакомца о том, «как да что носят в Европе», «да с чем», как разговаривают и пьют кофе, да как любезничают с дамами.

Большим франтом в Петровскую эпоху был светлейший князь Александр Данилович Меншиков (1673–1729). Судьба подарила сыну придворного конюха умопомрачительную карьеру. Сподвижник русского государя, крупный военачальник, генералиссимус, президент Военной коллегии, а после смерти Петра Алексеевича фактический правитель государства, Александр Данилович питал немалые пристрастия к драгоценностям и роскошной одежде.