– Н-да, – сказал Виктор, подумав об этом.

Иван Андреевич уловил, как видно, ход его мысли, вздохнул:

– Вот именно…

Виктор поставил «Волгу» у третьего подъезда. Выходя, не захлопнул дверцу, как делал это обычно, а бесшумно придавил коленом. Иван Андреевич последовал его примеру.

– А «Скорой»-то еще и в помине нет, – произнес вполголоса, и не понять было, сетует ли он на неразворотливость медиков, или просто доволен собственной оперативностью.

– Вечная история, – качнул головою Виктор.

Приподияв рукав полушубка, он глянул на светящийся циферблат: 23-02. Это уже автоматически действовала профессиональная привычка: приступая к операции, заметь время.

Вошли в подъезд. Наружная дверь закрывалась неплотно, на пол у порога намело снега, а пол – цементный, шлифованный, и снег под ногами у Виктора предательски скользнул вперед, в глубину. Виктор с трудом удержал равновесие.

– А, дьявол! – вырвалось непроизвольно.

Голос его спугнул кого-то: кто-то поспешно зашаркал вверх по лестнице.

– Слышишь? – шепотом спросил Иван Андреевич.

– Сейчас разберемся, – отозвался Виктор.

В подъезде было тепло, стоял густой запах мясной стряпни – беляшей либо пирожков. Видно, в одной из четырех квартир, двери которых выходили на лестничную площадку, хозяйка хлопотала над поздним ужином.

На площадке, довольно хорошо освещенной, никого не оказалось, но на покрытом метлахской плиткой полу бросились в глаза пятна крови – и подсохшей уже, и совсем еще свежей. При виде ее, хотя и готов был внутренне к такому, Виктор вздрогнул: настолько не вязалась пролитая человеком кровь с мирными запахами, наполнявшими подъезд.

Свежие следы крови вели к бетонным ступеням, поднимавшимся на второй этаж. Только поднимались они не сразу, а в два присеста, двумя маршами, с остановкой на маленькой промежуточной площадке у ряда почтовых ящиков. Здесь, на повороте, навалившись грудью на перила, стоял рослый парень в белой нейлоновой рубашке с полуоторванным рукавом: рубашка на спине была прорезана в четырех местах, ткань вокруг пропиталась кровью, прилипла к телу.

Дышал он винным перегаром, хрипло, обессиленно. И хотя лампочка на площадке отсутствовала, света все же хватило, чтобы рассмотреть его лицо, когда он с

трудом повернул голову па звук шагов: оно белело даже на фоне белой рубашки.

– Крови потерял много, – с тревогой определил Иван Андреевич.

Виктор с невольным гневом вспомнил о «Скорой помощи»:

– Непонятно, где медицина заблудилась!

И спросил у парня:

– Кто тебя?..

Парень едва выдавил:

– Помогите… Сорок шестая…

Они подхватили его с двух сторон и, теснясь на узкой лестнице, повели на второй этаж. Дверь в сорок шестую квартиру оказалась чуть приоткрытой, Виктор толкнул ее плечом, она распахнулась; в глубине узкого коридорчика стояла, прижав руки к груди, пожилая заплаканная женщина.

– Ведь говорила же, говорила, – еле слышно причитала она,- просила – не ходи, а ты…

Парень встрепенулся:

– Просили тебя?!

Женщина попятилась из прихожей в комнату.

– Что ты, что ты, я только в «Скорую»…

Она оправдывалась в чем-то – стремилась оправдаться. В чем? «Я только «Скорую»… Ясно, тот запретил звонить в милицию, а теперь, увидев их, решил, что она пренебрегла запретом.

– Просили тебя?! – повторил парень, опускаясь на узкий, покрытый цветастой накидкой диванчик.

– Ты чего это на мать так! – укорил его Виктор.

– Не мать я – тетка, – поспешила вступиться женщина. – Мы вообще-то ладим, не забижает он меня, нет.

– Кто его так? – спросил у нее Виктор, кивнув на залитую кровью рубашку парня.

Женщина бросила быстрый взгляд на племянника и, хотя тот никак не отреагировал, помотала испуганно головой – не знаю. Но, видел Виктор, знает, только боится сказать.

– А чего это он у вас на лестнице загорал?

– Не схотел моей помощи принять, прогнал. Сам, дескать, подымусь.

Говоря это, она достала из встроенного шкафа подушку, осторожно положила рядом с парнем на диванчик.

Иван Андреевич тем временем извлек из планшетки пакет с бинтами, ватой, флакончик с йодом, жестом пригласил Виктора: помогай. Виктор уложил парня на диванчик лицом вниз, осторожно поднял рубашку. Открылись четыре разреза, судя по всему, не очень глубокие. Во всяком случае, не опасные для жизни. Виктор вздохнул с облегчением и, взяв у Ивана Андреевича смоченную йодом вату, стал обрабатывать раны. Парень дернулся, застонал и спросил со страхом:

– Ну, что там?..

– Смерти забоялся? – отозвался Виктор, помогая Ивану Андреевичу накладывать повязку. – А когда на нож лез, подумал о смерти?

– Я не лез, это они…

– Чего же замолчал: досказывай, кто это – «они»?

– Не взять вам их, только спугнете, а они после пришьют меня: бандиты же настоящие!

– Вот и борись с преступностью! – сказал с горечью Иван Андреевич; он стянул узлом концы бинта, поднялся с колен.

– Не взять вам их…

– Это уже наша забота, – обозлился Виктор. – Ты нам адрес…

– Какой адрес! – перебил раненый. – Под нами квартира… Если только не смотались уже, пока вы со мной возились.

– Под вами? – Виктор обернулся к окну. – А куда окна – во двор или на пустырь

– К лесу мы обращенные, – кинулась раздвигать штору хозяйка. – Лес – прямо вот он начинается.

Виктор переглянулся с Иваном Андреевичем. Тот понимающе кивнул и, застегивая на ходу форменное пальто, вышел из квартиры. Сейчас он обогнет дом и встанет под окнами нижних соседей. Тогда Виктору можно будет пойти и постучать в дверь.

– Сколько их? – спросил он у парня.

– Двое…

– При оружии?

– Н-не знаю… Нож – это да, а про другое не знаю. Но здоровые оба – просто быки!

– Дружил с ними?

– Впервой увидал. Пригласили выпить за знакомство – соблазнился, дурак.

– Умнее вперед будешь. А чего не поделили-то?

– Так, пьяная перепалка сначала, а потом задрались.

– Как же до ножа дошло? Двое, да еще «быки» – они и без ножа могли уделать!

– Впривычку, видать. Я бежать кинулся, а один и достал в спину.

– Ну, поправляйся, горе луковое!

Спускаясь на первый этаж, Виктор обратил внимание, что ни на лестнице, ни на площадке внизу уже никаких следов крови: кто-то поработал мокрой тряпкой. Не иначе, проявили беспокойство хозяева квартиры, в которую ему сейчас предстоит войти.

Виктор оглядел нужную дверь, нашел глазами кнопку звонка, но, прежде чем протянуть к ней руку, прислушался: за дверью – глухой переплеск голосов. Позвонил.

Голоса тотчас смолкли, но к двери никто не спешил. Позвонил еще – тот же результат. Постучал. Увы! Он наклонился к замочной скважине, выкрикнул:

– Милиция: проверка паспортов!

И приложил к скважине ухо.

Тяжелые мужские шаги, чей-то невнятный шепот, раздраженное: «А, ладно!»

Виктор выпрямился. Дверь приоткрылась, из темноты донеслось:

– Спим давно, какие паспорта!

Вместе с этими словами на Виктора пахнуло крепким перегаром и тяжелым запахом беляшей.

– Не вижу, с кем говорю, – кинул Виктор в эту духмяную темноту. – Почему боитесь показаться? Не съем, поди!

– А чего нам бояться? Мы с милицией не в ссоре.

Дверь приоткрылась шире, к порогу придвинулся высокий – на добрую голову выше его, Виктора, – черноволосый детина лет двадцати двух. Высокий, черноволосый, в мятой, не заправленной в брюки рубашке. Высокий, черноволосый… И черные волосы еще не успели отрасти после машинки… И среди верхних зубов, справа от резца – золотая коронка…

«Объявляется розыск…»

В памяти всплыло описание одного из братьев Загуменниковых – оба они, выйдя недавно из заключения, вновь успели совершить несколько тяжких преступлений.

– Молодой человек, можно вас на минуточку!

И Виктор отступил в сторону, жестом приглашая того на площадку. В ту же минуту из глубины квартиры выплеснулся истерический женский вскрик:

– Это мой муж!.. Я его никуда не отпущу!..