В графу забалансовых полезных ископаемых попало слишком много богатств, которые очень нужны стране сегодня, сейчас, и дубынинская технология позволит взять их под землей с меньшими затратами, чем берут экскаваторы из полукилометровых каньонов.

Впрочем, восставшие не призывают к полной ликвидации карьеров – там, где руда или уголь лежат у поверхности, их, конечно, выгодно брать с земли. Но отныне предел глубины таких карьеров экономически целесообразно (не говоря уже о сохранении природы) ограничить 200 метрами.

Словом, пришло время, когда можно практически исключить из употребления, считать устаревшим сам термин – забалансовые руды.

…Был уже поздний вечер, когда мы покинули рудоуправление. Хозяева пошли проводить меня до гостиницы. Улица петляла по берегу Кондомы. С нашей стороны берег был хотя и гористым, но топорщился не так уж сильно, зато но ту сторону вздымался к небу крутобокой сопкой. Сопка гирляндилась множеством огней – они расположились как бы в три этажа: в самом низу, несколькими уступами – оконные блики жилых кварталов в самом верху, на гребне сопки – светящийся треножник телевизионной вышки, а в широком разрыве между низом и верхом – фонари шахтного копра.

Там, на верхней его площадке, в желтом свете фонарей, я увидел мелькающие спицы громадных колес, ночь была не в силах их усыпить. Захарюта тоже посмотрел па площадку копра, сказал с улыбкой:

– А все-таки они вертятся!..

* * *

Я изловил Дубынина в коридоре института – он спешил к выходу, размахивая портфелем в такт семимильным своим шагам. Профессор посмотрел на меня отсутствующим взглядом.

– Считайте, что меня в Новосибирске уже нет, – помахал перед моим лицом голубой индульгенцией авиабилета. – Я уже в Якутии, в Мирном.

– В Мирном? Но там алмазы, а вы…

– Для меня не существует алмазов, топазов или еще там чего, я знаю, что там добываются полезные ИСКОПАЕМЫЕ, а это как раз моя специальность. До сих пор их добывали открытым способом, но…. но вы представляете, какая там зима?..

В Мирном созывалось совещание специалистов, совещание, на повестку дня которого выносился единственный вопрос: возможности перехода с открытой разработки алмазоносных трубок на подземную. И в качестве основного докладчика на этом совещании предстояло выступить Дубынину.

Он показал мне начало своего доклада – первый абзац:

«В наше время принято считать, что открытый способ добычи полезных ископаемых наиболее рентабельный, наиболее прогрессивный. Позволю себе не согласиться с этой общепринятой точкой зрения…»

Перед обедом, вернувшись с покоса, Лазарев скинул пропотевшую рубаху, взял мыло, полотенце и отправился на Енисей. Благо, от крыльца до уреза воды каких-нибудь полтораста шагов.

Сверху, по течению, шла моторка. Лазарев вгляделся: на руле сидел бакенщик с соседнего поста. А вот кто пристроился на носу, не опознал. Похоже, кто-то из городских.

Вдруг лодка, свернув со стрежня, нацелилась носом на красную конусообразную громадину бакена. Лазарев усмехнулся: видать, бакенщику захотелось проверить крепость нервов своего пассажира. Шибани лодка носом по бакену на скорости примерно километров двадцать – купанье будет на славу. Однако недаром Лазарев поставлен путевым мастером на самом ответственном участке Енисея, в своей зоне он никакого баловства на реке допустить не позволит.

– Я те дам! – погрозил он бакенщику.

Но тот уже и сам опамятовался – переложил руль, лодка лишь чиркнула по бакену и направилась к берегу. Лазарев произнес вслух – удивленно и уважительно:

– Ишь ты!

Это относилось к незнакомцу в лодке: тот не выказал никакого волнения, а тем более испуга. Вскоре на берег сошел молодой еще человек среднего роста. Он доброжелательно глядел на Лазарева сквозь большие очки.

Всем видом приезжий напомнил Лазареву знакомого врача, и Лазарев мысленно тут же назвал незнакомца «доктором».

– Я к вам, – сказал «доктор» и, протягивая руку, назвал себя: – Коновалов.

Оставшийся в лодке бакенщик подтвердил, приглушив мотор:

– К тебе он, Валентин Прокопич. – И спросил не то у Лазарева, не то у «доктора»: – Я – все, могу вертаться?

– Вертайся, – кивнул разрешающе Лазарев и повернулся к Коновалову: – Минуточку обождите, я только умоюсь.

– А я переоденусь.

Достал из чемодана спортивный костюм, кеды и быстро, сноровисто сменил одежду и обувь.

– Вы сами откуда будете? – вежливо поинтересовался Лазарев, растирая полотенцем уставшие плечи.

– Из Новосибирска. Из Института экспериментальной биологии и медицины.

Лазарев невольно рассмеялся и, отвечая на недоуменный взгляд приезжего, пояснил:

– Я почему-то сразу подумал, что вы по медицинской линии… Что же вас к нам привело?

– Енисей, – без улыбки ответил гость.

Он достал какие-то бумаги, подал Лазареву. Одна, за подписью начальника Енисейского речного пароходства, была адресована капитанам грузовых теплоходов, рефрижераторов, буксирных судов, начальникам портов и пристаней.

«Кандидат медицинских наук тов. Коновалов Е. Д., – говорилось в этом предписании, – выполняет в нашем бассейне работу по заданию Института экспериментальной биологии и медицины. В связи с этим вам предлагается в пути следования принимать его на борт и выделять ему помещение, а также оказывать всяческую помощь в выполнении его задания.

За проезд стоимость билета не взыскивать».

Первым побуждением Лазарева было спросить, какую работу выполняет у них в бассейне кандидат медицинских Наук Коновалов Е. Д. – да, какую сверхважную работу он выполняет, если начальник пароходства издал такое

распоряжение? Но не спросил – подумал: бумага к нему, Лазареву, прямого касательства не имеет, и показал ее приезжий, как видно, «для весу». Спросить о работе – значило как бы признать этот самый «вес», а Лазарев привык составлять о людях мнение не по бумагам – по делам.

– Та-ак, стало быть, – неопределенно протянул он, возвращая документ хозяину и принимаясь за чтение второго.

«Путевым мастерам Красноярского и Енисейского речных участков.

Обеспечьте доставку на бригадных судах научного сотрудника тов. Коновалова Е. Д. до следующих пунктов…»

И дальше перечислялись пункты, где не причаливали и потому не могли быть полезными Коновалову помеченные в первом предписании грузовые теплоходы, рефрижераторы, буксиры, – перечислялись эти пункты и назывались поименно путевые мастера, в чьем распоряжении находились «бригадные суда», а проще говоря, путейские катера и моторные лодки.

Лазарев молча пробежал глазами все распоряжение – до конца, до подписи начальника Енисейского бассейнового управления пути, потом вернулся к одной из строчек в середине текста, перечитал ее вслух:

– «Путевому мастеру тов. Лазареву – на Казачинский порог…»

И поглядел вопросительно на гостя.

– Все правильно, – подтвердил тот, – мне потребуется ваша помощь, чтобы попасть на Казачинский порог.

Лазарев вежливо усмехнулся:

– А сейчас вы где находитесь?

Он махнул зажатым в кулаке полотенцем в сторону реки, вниз по течению.

– Тут вот, где мы с вами стоим, как раз и начинается наш порог… И село наше, – теперь он махнул полотенцем в сторону раскиданных по берегу домов, – село наше так и называется – Порог.

– Я знаю, – сказал Коновалов, – я все это знаю – бакенщик рассказал, но моя просьба какая: надо, чтобы вы меня до наиболее активной части водоворотной зоны подбросили.

– Понял: острые ощущения… Хотите через порог на лодке пройти?

– Нет, вы не так поняли, – спокойно возразил гость. – Во-первых, острые ощущения тут ни при чем, а во-вторых, на лодке с вами я хочу только на середину реки выйти, а дальше, через все буруны и через самый гребень порога – вплавь.

– Вплавь?!