И еще – самоутверждение. Френсис Чичестер, чье имя стало известным всему миру после того, как он в 65 лет совершил кругосветное путешествие на лодке, заявил но возвращении из необыкновенною плавания:

«В путешествие меня заставил отправиться страх – страх перед мысом Горн. Я прочел ужасные вещи, написанные людьми, проходившими его. И это подействовало, потому что мне ненавистна мысль, что я чего-то боюсь. Если что-то пугает меня, я должен обязательно попытаться преодолеть причину страха».

Конечно, может быть и другая крайность – легкомысленное отношение к воде, бахвальство, но тут уже просто самодисциплина нужна. Нормальное поведение пловца должно основываться на учете физиологических особенностей человеческого организма, на умении управлять своими чувствами, разумом, телом в самых трудных ситуациях. Коновалов убедился, что всего за несколько тренировок каждый человек – КАЖДЫЙ! – может овладеть минимумом навыков, которые позволят даже слабо плавающему чувствовать себя на реке, в озере, в море ли всегда спокойно. Главное – не бояться!

Отсюда – кредо, которое исповедует, за которое готов биться Коновалов: научить плавать – полдела, а научить НЕПОТОПЛЯЕМОСТИ – основное. Об этом шел и наш с ним разговор.

А начался он с анкет. Они, заполненные, лежали кипой на подоконнике…

– Вот, собираю… Отлично понимаю, что полностью смоделировать в эксперименте на одном человеке условия пребывания в воде КАЖДОГО человека, когда он начинает тонуть, невозможно. Чтобы материал был всеобъемлющим, чтобы можно было научно проанализировать причины несчастий на воде, надо получить как можно больше ответов на вопрос: «Как это было с вами?»

– Это все ваш ящик принес?

– Ящик? Нет, мой ящик по-прежнему пуст, а это мне… Это я думал, думал и додумался вот до какой штуки: ведь анкеты же можно просто ходить и распространять самому, ходить и распространять…

– Ну, и?..

– Обошел старшие классы трех школ в городе, побывал в физико-математической школе в Академгородке, установил контакты со студентами нескольких вузов, сделал заход по заводам, по молодежным рабочим общежитиям.

– И теперь осталось обобщить?

– Увы, данных все еще мало, хотя собранные анкеты и подтверждают мою точку зрения, что главная опасность, подстерегающая человека в воде,- страх… Но нужны еще данные.

Помолчал, вновь повторил со вздохом:

– Но нужны еще данные…

Чем я мог помочь ему? И тогда родилось решение написать этот очерк – рассказать о работе врача-энтузиаста. Очерк был опубликован в «Неделе», в конце его редакция сделала приписку:

«Читатели! Если вы когда-нибудь тонули, напишите об этом. Чем подробнее будут рассказы, тем существеннее окажется помощь в борьбе с ежегодными трагедиями. Адрес: Новосибирск-99, абонементный ящик 802».

Публикация в «Неделе» вызвала долгожданный поток откликов, ящик начал быстро заполняться письмами со всех концов страны и даже из-за рубежа.

Конверты, конверты, конверты – нет, они не свалены в кучу, вся корреспонденция сразу по получении просматривается и сортируется, письма тут же занимают отведенные им места в длинных, узких картонных коробках, разделенных на секторы. Этих секторов не меньше, наверное, трех десятков, классификация же такая: судороги, вестибулярные расстройства, переохлаждение, встречи с водорослями, купание в состоянии опьянения, ныряние – и так далее и тому подобное. Есть и «сверхпрограммный» сектор: интересные. Большая часть собранных здесь писем заканчивается этакой (или подобной

ей)' припиской: «Фамилию и свой адрес не указываю, иначе получится – расхвастался».

Я попросил у Коновалова разрешения процитировать одно из писем:

«Старые люди верили приметам и гаданиям (а сколько молодых, современных людей верит им!), и вот как-то в 1918 году к нам во двор зашла цыганка и предложила матери погадать. Время было трудное, жили бедно, я много болел разными болезнями, и мать попросила погадать на меня. Цыганка сказала ей, чтобы я остерегался высоты и воды, в них моя погибель.

Так случилось, что я в тот же день полез на вишню, сук подо мной сломался, я упал на острые концы досок забора. Это случайное падение послужило для моих родителей (да и, конечно, для меня) как бы подтверждением правильности гадания. Отец запретил мне лазать на деревья, близко подходить к воде, а тем более купаться. Лишь много времени спустя, ценою огромных усилий, удалось мне преодолеть в себе страх, поселенный гадалкой.

Я уже не молод. Воду очень люблю. Много плавал. Отлично плаваю и сейчас (не в смысле стиля и скорости, а в смысле легкости и продолжительности). Не раз сам тонул, много раз был свидетелем гибели людей. Лично спас шесть человек. Я сторонник той мысли, что люди гибнут на воде не потому, что природа не наделила человека способностями и возможностями плавать, а главным образом потому, что люди теряются на воде… У каждого, наверное, сидит в душе своя «гадалка», надо найти в себе силы изгнать ее раз и навсегда».

Сдвоенная лента бетонки огибает укрывшийся в сосняке Академгородок и вдоль берега Обского водохранилища устремляется за пределы Новосибирска. Однако прежде, чем пересечь городскую черту, шоссе «притормаживает» возле аккуратного кирпичного домика, окруженного, как правило, автомобилями, шоферами и людьми в милицейской форме.

Это КПП – контрольно-пропускной пост Госавтоинспекции. Южные ворота миллионного города. Здесь проверяется техническое состояние транспорта – и того, что направляется в Новосибирск (неисправная машина в городской толчее, по определению правил уличного движения, «источник повышенной опасности»), и того, что покидает его (перед дальней дорогой совсем даже не лишнее мероприятие).

Кирпичный домик КПП на самом взгорке, сразу за ним шоссе ныряет в долину широко известной в кругу грибников речки Зырянки. Взгорок обдувался всеми ветрами, особенно пронзительными в осеннюю пору. Собираясь сегодня на дежурство, Виктор не сплоховал – надел под кожанку меховую безрукавку.

Заступил он во вторую смену; поток машин уже пошел на спад, в сгущающейся темноте огненная цепочка фар рвалась то в одном, то в другом местах,

Дежурство началось с тревожной радиограммы, переданной из горотдела милиции:

«Всем, всем, всем! Примерно полчаса назад с проспекта Дзержинского угнан автомобиль марки ГАЗ-51 № 32-99 НСЗ. При обнаружении доложить немедленно!»

– Немедленно, – ворчал негромко Виктор, подходя к обочине шоссе, где толпились дружинники, обступившие старшину милиции Николая Кочетова,- немедленно… Как будто люди сами не догадаются известить, если… Товарищи, прошу внимания!

Виктор огласил радиограмму, добавил от себя:

– Конечно, в наш конец, за три десятка километров, преступник вряд ли кинется, там поближе есть выезды из города, но тем не менее…

– Да мы и так каждую машину проверяем,- наперебой заговорили ребята. – Не проскочит, если что.

– Не проскочит, – заверил Кочетов, – заслон надежный.

Виктор оставил Кочетову текст радиограммы, где был обведен карандашом номер угнанной автомашины, а сам отправился осматривать только что задержанный самосвал, который кренился на правый борт: видимо, не в порядке были рессоры. Самосвал уже распростер залепленное грязью днище над смотровой ямой. Спускаясь в нее с фонарем в руках, Виктор все возвращался мыслью к радиограмме из горотдела:

– Немедленно, – повторял с неудовольствием, – немедленно… Да уж сами как-нибудь… Водитель, где вы?

– Я следом за вами, товарищ лейтенант, тут я.

– Младший лейтенант, – поправил Виктор, ощупывая фонарем днище. – Ничего себе грязи поднакопили.