Несколько страниц «Доктора Паскаля» посвящены краткому изложению содержания «Ругон-Маккаров». Особый интерес представляет итоговая характеристика социального плана произведения:
«Здесь и подлинная история — империя, основанная на крови… Здесь и целый курс социальных наук, мелкая и крупная торговля, проституция, преступления, земля, деньги, буржуазия, народ — тот, что живет в клоаках предместий, и тот, что восстает в крупных промышленных центрах, — это усиливающееся наступление властительного социализма, таящего в зародыше новую эпоху…
Здесь все: прекрасное и отвратительное, грубое и возвышенное, цветы и грязь, рыдания, смех, весь поток жизни, безостановочно влекущий человечество».
Из «Доктора Паскаля» мы узнаем, как представлял себе Золя судьбу некоторых своих персонажей. После падения Второй империи Аристид Саккар, с которым мы встречались в «Добыче» и «Деньгах», легко приспосабливается к новому режиму Третьей республики. Вновь всплыв на поверхность общественной жизни Франции, этот хищник становится редактором республиканской газеты «Эхо». Герой «Накипи» и «Дамского счастья» Октав Муре по-прежнему процветает в коммерческих делах. Он «один из деятелей новой торговли». В судьбах этих дельцов ничего не изменилось и при буржуазной республике. Штрих очень важный, свидетельствующий о том, что Золя прекрасно понимал неизменившуюся сущность общественных отношений при смене режимов. По-иному сложилась участь Этьена Лантье — героя романа «Жерминаль». После восстания шахтеров в Монсу он продолжал свою революционную работу и принял «участие в Парижской коммуне, идеи которой горячо защищал. Его приговорили к смертной казни, затем помиловали и сослали».
«Доктора Паскаля», завершившего «Ругон-Маккаров», можно считать также подступом Золя к новым сериям. И в «Трех городах» и в «Четвероевангелии» важную роль будут играть правдоискатели и ученые. В их ряд можно поставить и доктора Паскаля. Библейские легенды, торжественно-спокойный язык найдут себе место на многих страницах последующих произведений.
«Ругон-Маккары» закончены. На это ушло двадцать четыре года. Что же дальше? В объятиях Клотильды Паскаль мечтал: «Чувствовать себя хорошо и быть счастливым можно только среди широких просторов, под жарким солнцем, отказавшись от денег, от честолюбия и даже излишнего умственного труда, на который толкает гордыня. Не делать ничего — только жить и любить, возделывать землю, иметь чудесных детей». А вот что ответил Золя на вопрос Гонкура — что же дальше? «Потом было бы умнее всего не сочинять больше книг, совсем отойти от литературы». Но Золя не был способен к такой бездеятельной, растительной жизни. Преодолевая усталость, недомогания, житейские неприятности, он готов ринуться снова в бой и снова взяться за серию романов, не столь громоздких, как «Ругон-Маккары», но все же… А пока 20 июня 1893 года издатели Шарпантье и Фаскель устраивают в честь Золя банкет. «Ругон-Маккары» стали фактом истории литературы. Поэтому в Булонский лес, где происходило чествование писателя, съезжаются официальные гости.
Глава тридцать третья
В сентябре 1891 года Золя с женой путешествовали по Пиренеям. В ту пору Золя трудился над «Разгромом» и захватил в дорогу пять первых глав нового романа. Увы, ему даже не удалось их перечитать. Остановки в пути были короткими, а Золя мог серьезно работать, лишь «устраиваясь хотя бы на несколько дней в одном месте».
По дороге из Котре в Тарб Золя остановился в Лурде. Лил проливной дождь. В гостиницах все приличные номера были заняты. Настроение у супругов быстро портилось, и они дали себе слово уехать завтра же утром… Устроившись в плохоньком отеле и дождавшись, когда дождь несколько стих, Золя вышел на улицу. Что, собственно, знал он о Лурде? Этот маленький живописный городок с населением в несколько тысяч человек за два десятилетия увеличился почти вдвое и стал местом паломничества больных и страждущих. Золя была известна необычная для его века история Лурда — города чудес. 13 февраля 1858 года четырнадцатилетняя Бернадетта в компании двух других девочек отправилась в лес.
Случайно отстав от своих подруг, она оказалась на берегу реки Гав и увидела там «красивую даму», которая оказалась не кем иным, как богоматерью. Видение это повторялось 24 дня и потом исчезло. Прошло восемь лет, Бернадетта постриглась в монахини и поселилась в монастыре города Невера. Она обрекла себя на полное одиночество и умерла в 1879 году. Отцами церкви «видения» Бернадетты были провозглашены чудом. Родилась легенда: воды реки Гав, сам воздух Лурда излечивают больных от всех болезней, излечивают даже тогда, когда врачи признают свое бессилие. Вот почти и все, что знал Золя о Лурде.
Выйдя из отеля, Золя бродил по городу и поражался числу несчастных, заполнивших его улицы. Изможденные больные, увечные, взрослые и дети, пришедшие сюда сами или привезенные родственниками, плотным кольцом окружали статую лурдской богоматери и в религиозном экстазе, распростершись на земле, неистово молились. Золя никогда не поверил бы этому, если бы не увидел своими глазами: тысячные толпы людей, одержимых страстной верой в чудо. И все это происходило в конце века, который принес человечеству столько воистину чудесных открытий в науке.
Золя так захватило это необыкновенное зрелище, что, приехав в Тарб, он две ночи напролет писал о своих лурдских впечатлениях:
«Раз наука не может дать верного исцеления, люди обращаются к неведомому, к легенде, к чуду»; «Лурдские паломничества — это последние судороги змеи, которая не хочет издохнуть»; Лурд — это «суеверие, упрямо цепляющееся за жизнь на пороге XX века».
Волей случая Золя набрел на тему, которую, увы, уже невозможно было использовать в «Ругон-Маккарах». То была тема для отдельного романа или романа, который бы открывал новую серию.
Завершая «Ругон-Маккаров», Золя подумывал о новых произведениях и немного лукавил, когда год назад говорил Гонкуру, что самым разумным поступком будет не сочинять новых книг. Замыслов у Золя было много. Как-то он пообещал написать труд по истории литературы, в портфеле писателя лежали наброски романа «Мон-Дор» — о городе лечебных вод. Замышлял он и роман «Распад», зрели сюжеты новых пьес… Но встреча с Лурдом отодвинула все это на задний план. Успехи науки, в которую так верил Золя, не разрушили до конца невежество и суеверие. Церковь продолжала играть в обществе значительную роль и по-прежнему была камнем преткновения на пути прогресса. Тема показалась Золя и весьма современной и весьма воинственной.
Еще не был закончен «Разгром» и не был начат «Доктор Паскаль», а Золя все чаще и чаще думает о новой книге, первой книге, выходящей за рамки «Ругон-Маккаров». В мае 1892 года он публично обещает написать «что-нибудь об идеалистической и религиозной реакции в литературе», в июле сообщает журналистам о намерении работать над книгой «о лурдской богоматери», а Эдмона Гонкура заверяет, что уже приступил к созданию нового романа на эту тему. В августе Золя вторично едет в Лурд, приурочив свою поездку к дням «всенародного паломничества», организованного церковью. Эта поездка окончательно решила дело. Он изучает каждую деталь лурдской жизни, беседует с больными, знакомится с историографом Лурда, неким Анри Лассером — автором книг о лурдском «чуде», с доктором Буассари, подтверждающим случаи чудесного исцеления. Свои наблюдения Золя заносит в дневник и вскоре приступает к составлению второго «Наброска» романа.
То, что увидел Золя в Лурде, показалось ему крайне интересным и злободневным. Здесь шел спор между религией и наукой, между суеверием и знанием. Сотни тысяч паломников, посещающих ежегодно Лурд, как бы свидетельствовали, что этот спор далеко не закончен. Золя уже давно не без тревоги вглядывался в некоторые черты духовной жизни Франции. На его глазах крупные писатели, еще недавно шедшие с ним рядом, устремлялись в религию и мистику: отошел Гюисманс, в богоискательство впал старик Франсуа Коппе, о банкротстве знаний заговорил в своем романе «Ученик» Поль Бурже. Мистические, трансцендентальные идеи выдвигали в своих работах такие известные литературоведы, как Ф. Брюнетьер, Мельхиор де Вогюэ. Монархисты и католики, потеряв надежду атаковать республику с фронта, стали подделываться под республиканцев, а правые республиканцы, больше всего боящиеся народных волнений, охотно протягивали руку монархистам и католикам. Это сближение проходило, как правило, под знаком оголтелого шовинизма и религиозного мракобесия. Перед лицом достижений науки и все растущего социалистического движения папская курия и сам папа предпринимали свои меры для спасения церкви. Незадолго до первого посещения Лурда Золя познакомился с идеями христианского социализма, которые проповедовал в своей энциклике (послании) «Рерум Новарум» папа Лев XIII. Особенно огорчало Золя, что влиянию мистики поддавалась молодежь.