Последнее письмо Сезанна к Золя датировано 4 апреля 1886 года. Вот его текст: «Мой дорогой Эмиль, я только что получил роман «Творчество», который ты мне любезно послал. Я благодарен тебе, создателю «Ругон-Маккаров», за память. С мыслью о прошлом жму твою руку».

И все! После этого наступило молчание, молчание с той и другой стороны.

Так как нет убедительных документов, которые объясняли бы причины ссоры, обратимся к догадкам, высказанным близкими Золя людьми. Дениза Ле Блон предполагает, например, что дружба Золя и Сезанна подтачивалась различными условиями их существования. Золя шел в гору, книги его расходились большими тиражами, он становился состоятельным человеком. Сезанн отказался от родительского богатства, безразлично относился к комфорту, постоянно ссорился с жюри салонов живописи. Он был известен, но известность не приносила ему удовлетворения и материальных благ. «Нельзя вообразить, — пишет Дениза, — натуру более странную, более фантастическую, а также и более богемную, чем натура этого друга Золя, неспособного подчиниться жизненному распорядку и буржуазности, с удивлением глядевшего на писателя, который находил удовольствие в своем роскошном кабинете, писал, как «прикованный цепью», и расхаживал по дорогому ковру. Все недоразумения отсюда».

После смерти Золя Дениза часто спрашивала себя, почему же ее отец не пытался погасить ссору, почему не попробовал объясниться. С этим вопросом она однажды обратилась к Александрине Золя.

«Ты не знаешь Сезанна, — ответила та, — он ничего не мог забыть и никогда не менял своего мнения».

Может быть, в этих объяснениях и есть доля правды. И Золя и Сезанн были яркими индивидуальностями, своеобразие их характеров все время развивалось, и это могло отдалять их — двух непохожих людей. Они оставались друзьями, но трещина в их отношениях непрестанно ширилась и постепенно достигла таких размеров, что уже невозможно было дотянуться друг до друга. Возможно, что, прочитав роман «Творчество», Сезанн увидел гораздо больше сходства между собой и Клодом, чем этого желал Золя. Вечно сомневаясь в своем таланте, не почувствовал ли он себя таким же неудачником, как и его литературный двойник, не заподозрил ли он умысла в противопоставлении самодовольного, преуспевающего Сандоза несостоявшемуся художнику.

Вряд ли Золя хотел обидеть Сезанна, но не следует забывать, что в пылу творчества он мало заботился о том, как отнесутся к нему прототипы его персонажей. Во имя художественной правды Золя был беспощаден не только к друзьям и знакомым, но и к самому себе. Еще Эдмон Гонкур с возмущением отмечал, что Золя может использовать для творческих целей даже смертельную агонию самых близких ему людей. Искусство жизненной правды было для Золя превыше всего, он не раздумывая приносил ему в жертву все другие соображения.

Золя окончил работу над романом в феврале 1886 года. Это можно точно установить по письму, отправленному Анри Сеару 23 февраля: «Мой друг, только сегодня утром закончил «Творчество». Этот роман, в котором я предаюсь своим личным воспоминаниям и изливаю свои чувства, неожиданно оказался очень длинным. Он составит семьдесят пять фельетонов «Жиль Блаза». Но теперь с ним покончено, и я радуюсь этому, кстати, и конец вышел неплохо».

Золя был доволен всем романом, а не только его финалом. Он атаковал тему, если так можно сказать, со всех сторон. Была выполнена задача, поставленная в самом начале работы над «Ругон-Маккарами». Образ Клода все же иллюстрировал причуды наследственности, если его трагедию сводить только к этому. Намерения использовать личные воспоминания, «излить свои чувства» тоже воплотились в романе. Удалось рассказать и о мире художников и о своих взглядах на искусство. И еще одну задачу выполнил Золя — он развил тему, которую когда-то разрабатывал Бальзак в «Неведомом шедевре». Золя высоко ценил эту повесть и не скрывал влияния Бальзака на свой роман.

Творчество Бальзака, с мыслью о котором Золя начинал работу над «серией», вновь привлекает его внимание в восьмидесятых годах. В 1880 году он публикует статью «Памятник Бальзаку», а через год в сборнике «Романисты-натуралисты» выходит его большая статья об авторе «Человеческой комедии», напечатанная в свое время в журнале «Вестник Европы». В романе «Накипь» мы встречали героя растиньяковского типа — Октава Муре, в «Творчестве» услышим отголоски «Неведомого шедевра», роман «Земля» перекликался с романом Бальзака «Крестьяне». Золя в эти годы значительно больше уделяет внимания «сквозным героям» серии. Переходит из романа в роман Октав Муре, вновь появляется Клод, уже изображенный в «Чреве Парижа», вновь возникает Саккар в романе «Деньги».

«Неведомый шедевр» Бальзака — это манифест реалистического искусства. «Задача искусства не в том, чтобы копировать природу, но чтобы ее выражать…», «схватывать дух, смысл, облик вещей и существ». Так предостерегал Бальзак против возможного натуралистического измельчания искусства, против простого копирования действительности. «Впечатления! Впечатления! Да ведь они случайности в жизни, а не сама жизнь». А это уже в адрес будущих импрессионистов.

Трагедия художника Френхофера в том, что он отступил от реализма, нарушил законы реалистического творчества.

Золя только внешне заимствовал тему Бальзака. В «Наброске» к роману он писал: «В образе Клода Лантье я хотел показать борьбу художника с природой, творческий порыв и искания художника в произведениях искусства, усилия крови и слез, чтобы создать плоть, наполнить ее жизнью. Постоянная схватка и постоянное поражение».

Бальзаковскую тему Золя осложнил теорией наследственности, низвел трагедию Клода к некоторым особенностям его темперамента. Но Золя поставил в романе и другую задачу, и она объективно оказалась главной. Трагедия Клода являлась, помимо всего прочего, результатом конфликта между художником и обществом. Самому Золя хорошо были знакомы и эта отчаянная борьба с «общественным мнением», и непризнание и клевета, и длительная нужда. Он помнил «салон отверженных», помнил драму талантливых художников импрессионистов, над которыми издевалась толпа. Устами Клода Золя разоблачал «пачкунов и грошовых мазил», ставших знаменитыми под крылышком академии. Он показал в романе, как талант, не устоявший перед соблазном обеспеченной жизни, безвозвратно погибает. Жизнь заставляет журналиста Жори отказаться от своих бунтарских статей, архитектора Дюбюша — предпочесть деньги честолюбивым мечтам, художника Фажероля приспосабливать идеи Клода ко вкусам буржуазной публики. Талант, не желающий идти на сговор с дурным вкусом буржуазного обывателя, обречен на страдания. Гибнет Клод, в жесточайшей нужде оказывается скульптор Магудо. Только немногие честные и независимые художники в состоянии выдержать эту неравную борьбу. Рассказывая о муках творчества художника и писателя, Золя приравнивает их труд к труду чернорабочего, а их страдания — к страданиям угнетенных классов буржуазного общества.

Друзьям понравился новый роман Золя. Мопассан назвал роман «изумительным». Нейтральная критика искала только прототипов персонажей, а реакционная (Арман Понмартен) признала произведение «безнравственным». Не осталась равнодушной к роману и русская критика. Содержательную статью о нем опубликовал Вл. Стасов. Отметив некоторые недостатки романа, он писал «Как верно изображен художественный мир нынешней Франции! Как верно представлены разнообразные характеры и личности современных художников!».

Уже несколько дней Золя путешествует по босской округе. Он был бы похож на туриста, если бы маршрут его поездок не повторялся и не пролегал бы по таким унылым и ничем не примечательным местам. Впрочем, исходным пунктом его путешествия был Шартр. 4 мая 1886 года Золя осмотрел Шартрский собор и не пришел в восторг. Он показался ему «пустым и немного заброшенным», особенно внутри. Огромный, холодный, мрачный, куда дневной свет еле пробивается через цветные витражи. В Шартре Золя побеседовал с депутатом округа — господином Ноелем Парфэ и наметил дальнейший путь следования. Его интересует босская долина. Именно здесь собирается он развернуть действие своего нового романа.