Руки приятно отяжелели. Собрав волю в кулак и заменив страх любопытством, я рассматривала себя. Кожа стала темно-серой и ощутимо более плотной, пальцы чуть удлинились, а ладонь немного расширилась. По тыльной стороне руки жесткими линиями выступили кости, черным обозначились вены. На пальцах проступили костяшки, а ногти… Да, пока я пугалась, они окончательно изменились. И то, что сейчас продолжало мои пальцы чуть ли не вдвое, можно было смело назвать когтями. Если ногти вырастали сверху, то эти когти росли будто бы из самого центра пальца – иначе они бы просто не удержались. Черные, округлые и, вопреки моим ожиданиям, не полые, они чуть выгибались вниз посередине, затем сходили на нет и выглядели весьма острыми. Я на пробу подняла руку ладонью вверх и пошевелила пальцами. Ощущение было странным, но немного знакомым: когда-то в детстве я надевала на пальцы колпачки от ручек и фломастеров. Было не очень удобно, но забавно. Сейчас я чувствовала примерно то же самое, только раз в двадцать сильнее.
Я уже подумала было, что на этом все и закончится, как по спине прошла судорога, и меня согнуло пополам. Чувство было такое, будто неведомая сила вырывает у меня из спины лопатки. Ноги подкосились, и я рухнула на колени. Мне послышалось презрительное фырканье откуда-то сбоку, и я ощутила внезапный прилив злости – хотя, возможно, это было всего лишь мое ослепленное воображение. Однако этого оказалось достаточно: кожа у меня на спине натянулась, и… вдруг у меня за плечами что-то распахнулось, с шумом взрезая воздух. Звук был такой, будто кто-то раскрыл огромный кожаный зонт. И вот это оказалось по-настоящему больно. Я вскрикнула и тут же задохнулась от нового непривычного потока мыслей: часть меня совершенно самостоятельно и очень быстро обрабатывала огромное количество информации по воздушным потокам, существующим в зале, прикидывала, как развернуть, разложить и насколько раскрыть…
Только найдя в себе этот деловой ручеек прилагающихся рефлексов, я смогла наконец осознать непреложный факт: да, у меня из спины, порвав кожу и новую майку, вырвались два крыла. Я попыталась рассмотреть их, но шея так не выворачивалась – я все же была летучей мышью, а не совой. На мгновение замявшись, я нащупала в подсознании новые мышцы и осторожно попробовала их задействовать. Получилось на удивление легко, и крылья легли параллельно вытянутым в стороны рукам.
Наверное, со стороны они выглядели совсем не так здорово, как казалось мне, но это были мои крылья, и я ими залюбовалась. По длине они еще примерно на метр продолжались после моих рук и красивым полумесяцем уходили обратно за спину. Через плотную кожу, с виду напоминавшую брезент, проступали новые для меня изогнутые кости. С губ у меня сорвался вздох невольного восхищения, а на ум пришли рисунки Бориса Вальехо с его демоническими женщинами – только кожаного бикини не хватало.
Однако процесс превращения все еще не закончился.
Дикой мигренью взорвалась голова, обручем с иглами сдавило виски и затылок. Глаза стало резать от света, хотя видеть я стала все будто бы через запотевшее стекло. В ушах резко зазвенело, я зажала их ладонями… И у меня ничего не вышло – они их больше не закрывали. В шоке я стала ощупывать уши и чуть не заорала от неожиданности: теперь они были размером с ладонь от запястья до кончиков пальцев. Мало того, они стали мягкими, чуть вывернутыми вперед и какими-то очень… глубокими. Сама ушная раковина начиналась теперь раньше и шла шире. Я рассеянно подумала, как забавно сейчас должен выглядеть мой пирсинг.
Тяжело дыша, я пыталась разобраться в новых ощущениях. Зрение резко упало, однако это не причиняло мне ожидаемых неудобств – я на слух могла определить, где стоит Жанна и даже в какой примерно позе. Это было странно, будто я начала видеть ушами. В принципе, так оно и было – эффект эхолокации вступил в свои права.
Спину порядком оттягивали распахнутые крылья. Шевелить ими было больно, но, чем чаще я их складывала и раскладывала, тем слабее становилась боль – так затекшие ноги болят, пока ты не заставишь себя размяться. Желание мгновенно подняться в воздух жгло все внутри меня – земля вдруг перестала быть надежным местом, она таила в себе какие-то невнятные опасности, и я чувствовала сильное беспокойство. В голове, где-то на окраине сознания, просчитывались способы положения крыльев с учетом теплых и холодных струй воздуха, поднимавшихся от пола и от разогревшейся на потолке лампы. Эти мысли ничуть меня не напрягали, так же как обычный человек не задумывается над тем, как дышит и моргает.
Я была в полнейшем восторге. Все во мне бурлило и жаждало немедленной деятельности, сила гуляла по мышцам с разудалостью подвыпившего матроса, нарывающегося на драку.
– Открой рот, – вдруг раздалось сбоку, и я вспомнила о существовании Жанны. Она вышла в пятно света передо мной и выжидающе остановилась. Я не видела ее лица, зато знала, что холодный поток воздуха от кондиционера у противоположной стены шевелит тонкую прядку волос у нее в челке.
Радостно улыбаясь, я раскрыла рот и даже выдала «а-а-а!», как на приеме у доктора. Жанна заглянула мне в пасть с безумно серьезным видом, что было очень забавно.
– Слабовато, – подытожила она, и ее голос для меня разлетелся по залу миллионным эхо.
– Чего слабовато? – удивилась я и тут заметила, что слова едва различимы из-за сильного присвиста, а говорить неудобно. – Что это со мной?! – вскрикнула я, но снова получился свист.
– Успокойся, – ее голос вдруг немного потеплел, – это твое превращение. Оно изменило строение горла и связки, поэтому ты так странно говоришь. А во рту у тебя клыки, поэтому разговаривать стало неудобно. Правда, они довольно слабые, так что в будущем упор на них делать не будем.
Я устало вздохнула. Мне вдруг не захотелось ничего этого: ни крыльев, ни клыков, ни когтей, оттягивающих руки. Все вокруг внезапно стало напоминать дешевый фильм ужасов, и вот-вот через картонную стену декораций прямо в кадр вывалится пьяный техник. Однако этого не случилось, это было моя жизнь – вполне реальная и настоящая, только какая-то безумно нелепая.
– Видишь плохо? – продолжала допрос Жанна.
Я кивнула.
– Зато, наверное, слышишь хорошо?
Я снова кивнула.
Жанна внимательно меня изучала, иногда поворачивая то одним боком к себе, то другим.
– Когти внушают, – признала она, – их оставим. На руках, во всяком случае.
На мой удивленный писк она заметила с легкой усмешкой:
– Пока любовалась своими крылышками, не заметила, как на ногах когти выросли? Поздравляю, обувь насмарку.
Я поздравила себя с принятием мудрого решения оставить дорогущие мокасины дома и запастись несколькими парами кед. Вот она, обувь рядового оборотня! Представив такой лозунг для рекламной кампании какой-нибудь фирмы, я невольно прыснула со смеху, и Жанна схватилась за уши. Я недоуменно на нее смотрела, пытаясь различить выражение лица.
– Что ты сейчас сделала? – спросила она, морщась и растирая виски.
Я как могла сконцентрировалась и, тщательно контролируя каждое движение почти исчезнувшего языка, прошуршала:
– Йй… зсмйлась.
– Засмеялась? – переспросила она удивленно. Я кивнула.
На мгновение повисло молчание, и я услышала ее тихий неженский смешок:
– Надо будет пометить, чтобы при тебе в образе анекдоты не рассказывали – ультразвук получается.
Боже мой, неужели она только что пошутила?!
Меж тем она продолжала осмотр:
– Крылья… Ну-ка, пошевели.
Я с удовольствием напрягла новые мышцы, стараясь вместить в пару необходимых движений весь свой богатый арсенал – да, я хвасталась.
– Все-все, я уже поняла, что это твоя гордость, – хмыкнула Жанна, задумчиво обходя меня по второму кругу. Я едва могла поверить своим ушам, пусть и суперчутким: она стала разговаривать со мной по-другому! Ее тон и манера общения смягчились с того момента, как я превратилась! Пусть и совсем чуть-чуть, но все же! Будто кто-то вдруг дал ей отмашку: своя, такая же как ты. Промелькнула лукавая мысль: а заметила ли перемену она сама?
