Улыбаясь, он положил руку на ее колено и сдавил его:

— Хотелось бы верить.

Она хотела воспротивиться этому, но рука уже была убрана. Марджори забилась в дальний угол переднего сиденья, чтобы до нее было трудно дотянуться.

Она была озадачена так же, как и он, ужасно озадачена. С самого утра она ломала голову над тем, что случилось вчера. Все устоявшиеся принципы разлетелись в пух и прах. Марджори думала, что существует инстинкт женской чести, который предохраняет девушку от объятий с мужчиной, когда она влюблена в другого. Джордж Дробес, если больше и не встречался с Марджори, все же считался ее возлюбленным. Очевидно, такого инстинкта не существовало. Она также верила, что капитуляция перед обниманием указывала на драматический поворот в эмоциях. Но этим утром ее отношение к Сэнди оставалось прежним: неопределенным, но скорее это было дружелюбие и любопытство, чем страсть. Сэнди казался теперь более знакомым. Но себя Марджори не узнавала. Она была поражена собой и ждала с необычайно приятным возбуждением, какую еще странную выходку совершит.

Они свернули с шоссе и поехали вниз, трясясь на ухабах пустынной пыльной дороги, петляющей между соснами. Возбуждение Марджори росло. Она была помешана на романах, которые брала в библиотеке. В этих романах девушек всегда соблазняли, когда они уезжали купаться в уединенное место с молодым человеком; это была почти стандартная ситуация.

Сэнди Голдстоун, большой, загорелый и сильный, молча управлял машиной и улыбался в точности как искуситель, давно созданный ее воображением. Марджори получала большое удовольствие, читая романы об изнасилованиях, и часто останавливалась на описаниях экстаза у девушек. Ей было интересно, каков на самом деле секс. Но реальная действительность несла с собой дискомфорт песчаного пляжа. Марджори была слишком понятлива и послушна, и вряд ли ей грозило изнасилование, но в то же время она вовсе не хотела, чтобы они остались купаться в Прадо.

На берегу она скользнула за машину, чтобы снять платье. Она боялась возбудить Сэнди картиной раздевающейся девушки. Марджори медлила и слонялась за машиной, расчесывая волосы и поправляя косметику. Когда она вышла, то увидела, что Сэнди в купальном костюме лежит лицом вниз на песке рядом со старой разбитой лодкой. Голова его была покрыта истрепанной желтой газетой. Солнце палило. Дул легкий прохладный бриз. Бухту, протянувшуюся, наверное, на милю, обрамляли бело-золотистые песчаные берега, кое-где поросшие низким кустарником. Марджори некоторое время постояла возле машины, вслушиваясь в знойную тишину, плеск прибоя, вдыхая запах сосен. Она осторожно наблюдала за Сэнди. Он лежал не шелохнувшись. Она подошла к нему и села рядом, но он даже не поднял голову. Солнце пекло так сильно, что могло сжечь ее нежную кожу. Сэнди покрылся маленькими капельками пота.

— Сэнди…

Она заметила, как удивительно ровно и легко он дышит.

— Сэнди Голдстоун, черт тебя побери, ты что, заснул?

В раздражении она ударила его по ребрам. Это очень походило на защиту от изнасилования. Он зашевелился, проворчал что-то и наконец сел, с виноватой улыбкой протирая глаза.

— Проклятье! Черт возьми, неужели я заснул? Со мной всегда так случается на солнце.

Он вскочил на ноги.

— Пойдем!

До этого Марджори купалась только на переполненных людьми публичных пляжах, с их плавающими буями, «сосисочными», спасательными службами и визжащими детьми. Все это не имело ничего общего с купанием здесь, где можно было долго идти по ровному чистому песку и погружаться в лазурное море только вдвоем. Они брызгались, ныряли и плавали до изнеможения. Потом она села на песок и наблюдала, как Сэнди весело прыгает и фыркает в воде.

— Ты действительно хочешь быть врачом? — спросила Марджори, когда он прилег рядом с ней.

— Точно.

— В какие медицинские вузы ты подавал заявления?

— Видишь ли, я не уверен, что вообще буду подавать, Мардж. С моими отметками это почти безнадежно. У меня в среднем выходит «Си».

— Но… — она уставилась на него в изумлении, — тогда ты не станешь врачом.

— Кажется, так.

— В таком случае, что ты будешь делать?

— Будь я проклят, ты сказала это точно как мой отец!

— Нет, ну, правда, Сэнди…

— Знаешь, кем бы я больше всего хотел быть? Лесничим. Не смейся, я серьезно. Ты когда-нибудь была в Аризоне? Тамошние национальные парки — просто рай на земле. Небо, камни, кактусы, пустыня, солнце и звезды — и больше ничего. А знаешь, сколько получает лесничий? Около тридцати пяти в неделю. Ни о чем бы в жизни больше не мечтал, если бы смог стать лесничим в Аризоне.

— Да уж… довольно оригинальная мечта…

— Прошлым летом я подавал запрос на работу. Не хотел даже школу заканчивать. Отец запретил. Сказал, что я обязан получить среднее образование, даже если всю оставшуюся жизнь буду рыть канавы.

— А каков он, твой отец, Сэнди?

— О, это тот еще парень! Настоящая динамо-машина. — Сэнди сел и стал отряхивать песок со своих огромных ног. — Он немного разочарован, что я не такой. К тому же я единственный сын. Иногда мне даже чуть-чуть жаль его.

— А тебе не нравится идея — ну, ты понимаешь — стать когда-нибудь хозяином «Лэмз»?

— Конечно, нравится — или понравилась бы, если бы все было так, как ты говоришь. Да-да, и все, только мужские шляпы. Я сделал все ошибки новичка, какие только можно, — отец мне ни в чем не помог. Каждый вечер он проверял в этой секции все вплоть до чеков, а потом за ужином обшаривал меня с ног до головы. За неделю до конца каникул я пришел к нему и спросил, нельзя ли мне освободиться от работы, чтобы перед школой немного отдохнуть. «Освободиться? — говорит он. — Ты что, сегодня утром не вскрывал свою почту? Ты уволен. Ты не справился, потерпел полный крах»… И правда, в своей почте я нашел его меморандум на трех страницах, написанный собственноручно, о том, что магазин более не может пользоваться моими услугами продавца из-за огромного количества недостатков в моей работе. Ниже он скрупулезно перечислил все ошибки, которые были мной допущены, начиная с самого первого дня работы. А закончил он таким образом — я помню дословно: «Если ты не исправишься, даю слово, что скорее завещаю этот магазин какому-нибудь благотворительному фонду, чем отдам в руки такого дурака». — Сэнди зачерпнул пригоршню песка и рассеял его по ветру. — О да, он чудный парень! Он прав, знаешь ли. Чтобы заведовать огромным магазином, нужно стать жестким и сильным. Каждую секунду необходимо быть начеку. — Он стиснул ее запястья и рывком поднял на ноги. — Давай нырнем еще разок. Все же доберемся до вершины, а? Тут достаточно глубоко, можно прыгнуть.

Они сидели на скале, запыхавшись после хорошего заплыва, когда мимо прошел небольшой рыболовный катер, покачиваясь на волнах и оставляя за собой на воде грязный след.

— Я бы кое-что хотел сделать, — сказал Сэнди, — проплыть на одной из таких лодок из Сан-Диего вниз вокруг Нижней Калифорнии. На них можно сколотить состояние. Я умею управлять и… в чем дело?

Она смеялась над ним, качая головой:

— Ты как девятилетний мальчуган.

— Да? — плавный взмах длинной руки, и вот он уже ее обнимает и целует.

Это был открытый, дружеский поцелуй, поэтому Марджори уступила ему. Целуя Сэнди, она усиленно старалась вспомнить свои ощущения при поцелуях с Джорджем. Она хотела выяснить, кого же из них она любит. Марджори искренне верила, что у поцелуев настоящей любви особенный вкус и при них возникает дрожь, которую невозможно спутать ни с чем. Но в том-то было все дело, что, хотя губы и поведение у Сэнди были не такие, как у Джорджа, ей явно нравилось целоваться с одним абсолютно так же, как и с другим. Сэнди сжал ее плечи и чуть отодвинул от себя.

— О чем ты, черт возьми, думаешь?

— Кто, я? — заморгала она наивно. — Ну, что ты, что ты, дорогой, я вообще, кажется, ни о чем не думаю.

— У меня от тебя странное чувство. — Он многозначительно склонил голову набок. — Как будто ты считаешь в уме или что-нибудь вроде этого.