Александров-Агентов на склоне жизни вспоминал: «Суть новой стратегии… состояла, как я понимаю, из трех основных элементов: максимально укрепить и сплотить вокруг Советского Союза страны народной демократии Восточной и Центральной Европы, создать, где возможно, нейтральную "прокладку" между двумя противостоящими друг другу военно-политическими блоками и постепенно налаживать экономические и иные более или менее нормальные формы мирного сотрудничества со странами НАТО»{416}. Новая стратегия, однако, не была политикой статус-кво. Как и опасались многие лидеры западных держав, Хрущев нацелился на подрыв позиций НАТО и стремился в конечном счете выдавить США из Европы. Позднее, в феврале 1960 г., Хрущев признался на заседании Президиума, что подрыв западных военных блоков — «это наша самая заветная мечта»{417}.
Ради достижения первой цели «новой» внешней политики — укрепления советских позиций в Восточной и Центральной Европе—в мае 1955 г. была учреждена Организация Варшавского договора (ОВД). Подобно тому, как НАТО обеспечивало легитимность присутствия американских вооруженных сил в Западной Европе, созданная Кремлем организация давала Советскому Союзу дополнительные основания для размещения войск в Восточной Европе{418}. Как показали вскоре события в Венгрии, рамки нового блока стали удобным прикрытием, позволяющим оправдывать военное вторжение в любую из стран-союзниц для «спасения» там коммунистического режима. Советский Союз якобы действовал не только в собственных интересах, но и в интересах всего соцлагеря. На первых порах, ввиду приближающегося ухода советских войск из Австрии, создание ОВД устранило щекотливый вопрос — как избежать вывода советской армии также из Венгрии и Румынии.
Подписание 15 мая 1955 г. Австрийского государственного договора было первым удачным и смелым шагом новой внешней политики. Этому событию предшествовало два месяца обсуждений в Президиуме ЦК, когда и был сформулирован принцип нейтралитета Австрии{419}. Тогда же было решено восстановить дружественные отношения с Югославией, чтобы вернуть эту страну в лоно советского лагеря. Союз с Югославией имел целью как минимум «воспрепятствовать дальнейшему распространению зоны НАТО в Европе»{420}. Советская дипломатия разрушила планы США по созданию так называемого Балканского пакта, куда должны были войти Югославия, Греция и Турция. Москва также приветствовала и поддерживала нейтральный статус Швеции и Финляндии. Опираясь на эти прецеденты, кремлевские руководители рассчитывали, что нейтрализм, направленный против американских блоков, распространится на другие части мира. Они даже рассчитывали убедить Западную Европу отказаться от американского оборонного зонтика во имя строительства общеевропейской системы безопасности и сотрудничества.
Цели новой внешней политики выросли из революционно-имперской парадигмы, новые подходы, по сравнению со сталинскими, были гораздо менее конфронтационными. Помимо терпимости к принципу нейтралитета у советских руководителей появилась большая заинтересованность в экономическом сотрудничестве и торговых отношениях с капиталистическим миром. Сталин, желавший оградить Советский Союз от влияний извне, предпочитал полную экономическую самостоятельность, а по сути, изоляцию от мировой торговли, особенно торговли с западными странами{421}. Члены коллективного руководства, и прежде всего Микоян, отвечавший за внешнюю торговлю, пришли к выводу, что политика изоляции обрекает Советский Союз на отставание и грозит большими издержками. Они вернулись к прежней практике из арсенала ленинской дипломатии начала нэпа, когда советские представители вели энергичные переговоры с капиталистами разных стран, чтобы заполучить необходимые инвестиции и технологии, а заодно добиться поддержки со стороны представителей большого бизнеса для оказания лоббистского влияния на правительства капиталистических стран. Многие в Президиуме в 1955 г. полагали, что толпы капиталистов уже готовы выстроиться в очередь у дверей советских посольств и торгпредств в Париже, Лондоне, Бонне, Вашингтоне и Токио{422}.
В число инструментов новой внешней политики Кремля вошли также «народная дипломатия» и пропаганда разоружения. Под «народной дипломатией» имелись в виду поездки в страны Запада советских художников, ученых, писателей, музыкантов и журналистов. Целью таких поездок было разрушить распространившиеся в мире представления о Советском Союзе как о тоталитарном государстве, представить его с привлекательной стороны. Начиная с поездки в Югославию, сопровождение Хрущева и других советских руководителей напоминало, по выражению историка Дэвида Кота, «свиту коронованных особ и принцев эпохи Возрождения — за ними всюду следовали балерины, певцы и пианисты». На заседании Президиума в 1955 г. было принято решение впервые провести в Москве Всемирный фестиваль молодежи и студентов, чтобы все увидели, какая дружелюбная, мирная и открытая атмосфера царит в советском обществе{423}. В пропаганде разоружения коллективное руководство пошло гораздо дальше сталинских тактических лозунгов. Хрущев, в отличие от Сталина, действительно ожидал от новых разоруженческих инициатив больших результатов. В мае 1955 г., к удивлению многих, Советский Союз согласился сократить число обычных вооружений в Европе и установить систему наблюдения в пунктах возможного скопления войск (на железнодорожных узлах, в аэропортах и т. д.), чтобы уменьшить страхи Запада относительно внезапного нападения СССР{424}. Довольно скоро эти инициативы вынудили Соединенные Штаты пересмотреть собственную позицию и начать переговоры с Советским Союзом. В долгосрочной перспективе Президиум рассчитывал с помощью предложений по разоружению поколебать убежденность Запада в существовании советской угрозы.
Подобная трансформация внешней политики СССР в 1955 г. явилась частью процесса десталинизации в СССР. Описывать эти перемены лишь как следствие борьбы между сторонниками и противниками наследия Сталина было бы сильным упрощением. Внутренняя и внешняя политика Советского Союза менялась из-за того, что после смерти Сталина возникла новая обстановка как внутри страны, так и за ее пределами{425}. В канун XX съезда КПСС политические вожди начали размышлять о том, как связать воедино все элементы новой внешней политики. Вместо сталинской доктрины о неизбежности войны члены руководства решили говорить о миропорядке, где страны капитализма могут сосуществовать и мирно состязаться с Советским Союзом и его союзниками из социалистического лагеря. Главный тезис заключался в том, что новая внешняя политика поможет убедить «мелкую буржуазию» и прочие «колеблющиеся элементы» Запада в мирных намерениях Советского Союза. Маленков, один из соавторов политики «мирного сосуществования», с удовлетворением отметил, что «система сил мира упрочена». Глава Комитета партийного контроля при КПСС Николай Шверник на дискуссии в Президиуме подытожил: «Мы за год сделали большое дело. Убедили массы [на Западе], что мы не хотим войны, расшатали их»{426}.
Партийно-государственная номенклатура рукоплескала новому внешнеполитическому курсу. И все же коллективное руководство не могло рассчитывать на автоматическую поддержку съезда. Пленум ЦК в июле 1955 г. показал: тема международных отношений, как это уже было во времена внутрипартийной борьбы 1920-х гг., была связана с вопросами идеологической легитимности и политической власти. Хрущеву, Молотову, Маленкову и другим кремлевским правителям приходилось объяснять и защищать свои позиции по внешней политике на различных собраниях партработников высшего звена, используя аргументы из сочинений и речей Ленина.
