Между тем кремлевские помощники Сталина, не теряя времени, приспосабливались к интригам вождя и даже научились управлять страной во время его длительных осенних отпусков. После избиения ленинградских партийных кадров в 1949 г. члены «ближнего круга» теснее сплотили свои ряды, как бы заключив негласный договор о взаимной терпимости{389}. И все же только смерть Сталина помогла некоторым из них спастись от удавок, которые вождь не успел затянуть на их шее: Молотов вернул себе пост министра иностранных дел, Микоян восстановил свое влияние в области внешней торговли, направленное против Берии «мингрельское дело», по которому проводилось расследование в Грузии, было отменено. Все молодые кадры были выведены из состава Президиума. В решающий момент смены власти в стране сталинских преемников связал общий интерес — остаться в Кремле. Это было гораздо важнее личного соперничества и политических разногласий. Бывшие соратники Сталина по Политбюро опасались, что даже намек на отсутствие среди них единства погубит их всех, вдохновит врагов советского режима внутри и вовне{390}.
Олигархия у власти, как правило, редко идет на нововведения и перемены. В первые месяцы после смерти Сталина коллективное руководство было вынуждено пойти на крупные новации во внутренней и внешней политике. Новые лидеры не чувствовали, что их власть прочна и легитимна, а потому стремились продемонстрировать собственному народу и всему миру свою способность и решимость руководить страной. И все же на фоне вездесущих портретов и величественных изваяний Сталина личности новых руководителей выглядели блекло. Московский профессор Сергей Дмитриев, увидев в ноябре 1955 г. по телевизору лидеров страны на заседании, посвященном годовщине Октябрьской революции, записал в своем дневнике: «Весь Президиум заседания — прескучный, серый народец. У одного Молотова виден ум и что-то вроде породы на лице. Чувство от зрелища такое: давным-давно прошла и навсегда прошла революция. Истреблены все революционеры, правят и торжествуют бюрократы и ничтожества. Никакого живого, непосредственного чувства, ни одного живого, человеческого, яркого слова, ни одного заметного жеста. Все подтерты, подчищены, безличны. Нету только подписи, как над Дантовым адом»{391}.
Преемники Сталина уже не могли править посредством террора, им пришлось искать поддержки у партийных работников, военнослужащих, сотрудников спецслужб и других государственных чиновников. В партийнономенклатурных кругах все понимали, что принцип коллективного руководства — это ненадолго, и кто-то один из представителей «старой гвардии» в конечном счете станет победителем в грядущей схватке за верховную власть. Редактор ведущего литературного периодического издания выразил эти настроения в своем дневнике: «Коллективное руководство — а кто дирижер?»{392}.
После ареста Берии на роль дирижера стал выдвигаться Хрущев. Маленков тем не менее оставался на самом заметном в руководстве посту председателя Совета министров СССР. Многие в стране продолжали считать его преемником Сталина. 8 августа 1953 г., выступая на сессии Верховного Совета, Маленков объявил о мерах «по дальнейшему улучшению благосостояния народа», которые позволят в корне изменить условия жизни советских людей в «ближайшие два-три года». Впервые с 1928 г, государство обещало резко увеличить капиталовложения в сельское хозяйство и производство товаров народного потребления за счет сокращения расходов на оборонную промышленность и машиностроение. Кроме того, Маленков — опять же впервые — объявил о сокращении в два раза налогов на колхозное крестьянство, а также об увеличении разрешенных государством размеров подсобных хозяйств и личных участков крестьян. Эти меры позволили крестьянству буквально за год удвоить личные доходы. Серьезные трудности с продовольствием продолжали изматывать население СССР, но теперь, по крайней мере, колхозникам не надо было уничтожать свои огороды и забивать коров, чтобы не платить госналог на имущественные излишки. Более того, крестьяне снова могли торговать на рынках мясом и молоком. Маленков обрел среди сельских жителей мгновенную популярность. Крестьяне по всей России пили за его здоровье{393}.
В своем выступлении Маленков сделал еще одно яркое заявление: о том, что СССР испытал первую в мире водородную бомбу. По радио со смешанным чувством гордости и тревоги слушал речь Маленкова Андрей Дмитриевич Сахаров — советский физик-ядерщик, один из создателей этой бомбы, находившийся в это время на испытательном полигоне в Казахстане. На самом деле успешное испытание бомбы произошло лишь через неделю после речи. Заявление произвело желаемое впечатление: в глазах лидеров зарубежных стран и всего народа Маленков предстал в качестве лидера ядерной сверхдержавы{394}. Но Хрущев истолковал речь Маленкова как популистский жест, попытку добиться «дешевой личной популярности» за счет остального руководства. В особенности он не мог простить и забыть Маленкову то, что тот узурпировал прерогативу выступать в роли главного защитника крестьянства, т. е. большинства народа. Эту роль Никита Сергеевич примерял на себя. В сентябре 1953 г. Хрущев провел специальный пленум ЦК, посвященный новым мерам по развитию сельского хозяйства. А еще через пять месяцев, на следующем пленарном заседании Центрального комитета, Хрущев представил свой план освоения целинных земель в Казахстане — грандиозную программу, обещавшую в сжатые сроки покончить с постоянной нехваткой продовольствия. Эта программа дорого обошлась стране, она задвинула на задний план проблемы российского крестьянства, вызвала в казахских степях экологическую катастрофу. Но зато, как напишет Вильям Таубман, Хрущев «обладал лидерскими качествами, которые отсутствовали у Маленкова»{395}.
В сентябре 1953 г. пленум ЦК утвердил Хрущева первым секретарем ЦК КПСС. Никита Сергеевич нравился многим из партийцев, выдвинувшихся при Сталине. Как и многие из них, он был рабоче-крестьянского происхождения, недоучка, прямолинейный до грубости. Вместе с тем за его простецкой внешностью и малокультурной речью скрывался быстрый ум, способность моментально схватывать новую информацию, практицизм и фантастическая энергия. Хрущев, по контрасту со Сталиным, не таился от народа и любил общение. Маленков, желая добиться авторитета среди руководителей производства, а также в научных и культурных элитах страны, вначале пытался журить партийный аппарат за излишнее вмешательство в управление экономикой и культурой. Хрущев, напротив, привлек партийный аппарат на свою сторону и сделал его своим главным орудием в борьбе за власть. Он также взял под свой контроль спецслужбы: подчиненный формально Совету министров, Комитет государственной безопасности (КГБ) с февраля 1954 г. начал на самом деле работать «под контролем партии», а точнее, по указаниям первого секретаря. Первым председателем КГБ стал ставленник Хрущева Иван Серов — бывший высокопоставленный сотрудник НКВД, проводивший сталинские репрессии в Польше и Восточной Германии. Теперь у Хрущева были надежные рычаги, с помощью которых он получал возможность вытеснить председателя Совмина на периферию общественного внимания, ограничить ему доступ к важной информации и даже шантажировать его угрозами рассказать партии о гнусной роли Маленкова в «ленинградском деле». Личная канцелярия Маленкова оказалась в унизительном подчинении секретариату партии, а помощник Маленкова Дмитрий Суханов был позже уволен и арестован якобы за растрату государственных средств и утерю секретных документов. На заседаниях Президиума и пленумах ЦК Хрущев председательствовал, а когда члены коллективного руководства появлялись на публике, шел впереди всех{396}.
