— Не стоит делать поспешных выводов, Софи. Нужны какие-нибудь доказательства.

— А поднос для печенья? — спросил Бертран.

— Ну, здесь-то и доказательств не нужно. — Софи явно задело недоверие отца.

Энцо и Бертран выжидательно смотрели на нее. Николь засмеялась:

— Они же мужчины, откуда им знать.

Энцо заметил, что у Софи повлажнели глаза.

— Каждая девочка делает их вместе с матерью… — сказала она. — Кроме меня, конечно. Я делала их в школе. — Она стерла слезу тыльной стороной ладони и принужденно улыбнулась.

Глядя на Софи, Энцо и сам с трудом сдерживал эмоции. Как бы он ни старался понять дочь все эти годы, как ни любил ее, ей все же недоставало многого, что может дать только мать. А сейчас он еще и подверг Софи опасности! Родительский долг предписывает защищать свое дитя, но он и тут оплошал.

— О чем ты говоришь? — севшим голосом спросил он.

— Печенье «Мадлен», — ответила за нее Николь. — Любая французская девчонка сразу ответит, для чего нужны такие формы в виде ракушек — чтобы печь «Мадлен».

— Мадлен Буше, — проговорил Бертран, словно пробуя имя на вкус. — Что ж, вполне возможно.

Софи взглянула на отца, ожидая похвалы, но Маклеод, словно заглянув в глаза Медузы Горгоны, окаменел.

Если бы Энцо верил в возможность остановки сердца при сохранении сознания, то счел бы, что его мотор заглох. Впервые в жизни он полностью осознал метафору «кровь застыла в жилах». Он отлично помнил дарственную надпись на книге — «Мадлен в день семилетия. С днем рождения, детка!» и уклончивые ответы Шарлотты. «Почему ты не хочешь мне сказать?» — спросил он. «Ну ладно, Мадлен — это я», — с досадой призналась она. Маклеод отчетливо помнил, как вскинулась Шарлотта, когда он попробовал назвать ее этим именем: «Нет-нет, я не желаю быть Мадлен!»

— Пап? — Поднявшись с койки, Софи подошла к нему и провела кончиками пальцев по грязной щеке Энцо. От ее прикосновения с кожи посыпались мелкие чешуйки высохшей грязи. — Папуль, что случилось?

— Mad á minuit, — медленно сказал Энцо. — Мадлен, в полночь. Вот с кем он встречался в церкви Сент-Этьен-дю-Монт.

Бертран подался вперед:

— Вы ее знаете?

Энцо отпрянул от края пропасти, в которую не осмеливался заглянуть.

— Возможно.

— А мы ее знаем? — нахмурилась Софи.

— Вы видели ее вчера вечером. Шарлотта — ее второе имя, первое — Мадлен.

— Папа, я в это не верю!

Энцо тоже не хотелось верить в собственную версию. Почти невозможно было думать об этих темных смеющихся очах как о глазах убийцы. Он вспомнил нежность ее прикосновений, мягкость губ, оставлявших сладкий привкус на его губах. Зажмурившись, Маклеод судорожно втянул воздух.

— Мало ли Мадлен во Франции? — настаивала Софи. — Тысячи, десятки тысяч. Да и фамилия у нее не Буше, ведь так?

— Нет, она Шарлотта Ру.

— Вот видишь!

— Во-первых, наверняка мы не знаем, что фамилия убийцы — Буше. Во-вторых, Шарлотту удочерили. Она говорила, что в университете попробовала разыскать родных родителей. Не исключено, что ее мать или отца звали Буше, или есть что-то еще, чего мы не знаем.

Софи непочтительно отмахнулась от его слов:

— Так, тогда вот что. Ты говоришь — в университете? В Сорбонне? Шарлотта мне вчера сама рассказывала! — Энцо нехотя кивнул. — Но ведь все убийцы Гейяра — студенты ЕНА, а Шарлотта там не училась!

— Мы этого не проверяли, — терпеливо повторил Энцо. — Мы знаем только то, что она нам сказала. — Он спорил вопреки собственному мнению. — Зато нам известно, что Шарлотта — племянница Гейяра, а большая часть убийств совершается людьми, знакомыми с жертвой, зачастую родственниками. Бог знает какой мотив мог у нее быть для смертельной ненависти к дядюшке. Может, он ее в детстве изнасиловал.

— Пап, ну прекрати, ради Бога!

— Софи, Шарлотта пыталась скрыть от меня, что Гейяр — ее дядя, а настоящее ее имя — Мадлен. Почему? — И Маклеод сам ответил на вопрос: — Она знала, что в конце концов я найду этот ящик в Осере. — Рациональный голос пытался заглушить бурю эмоций, бушевавшую внутри, неслышно крича все, что повторял Маклеод. Это неправда. Не могло быть правдой. Шарлотта — самая нежная и прелестная женщина из всех, кого он встречал за двадцать лег после смерти Паскаль. У нее есть проблемы, это верно, и не всегда она делилась своими мыслями, ревниво оберегая собственные тайны, но в ней существует некий духовный центр, основа личности, столь же неизменно прекрасный, как и она сама.

Он попытался припомнить лица студентов выпуска Шельшера, застывших на групповой фотографии и мелькавших в короткометражке. Могла ли Шарлотта быть среди них? На десять лет моложе, с другой прической или цветом волос? Если Шарлотта и вправду та самая Мадлен, тогда она должна быть абсолютно уверена, что Маклеод ее не узнает, — ведь это была ее идея посмотреть видеокассету.

Может, Шарлотта просто играет с ним? Не было ли и само убийство игрой, экстремальным тестом на уровень интеллекта, где награда за правильные догадки — части тела убитого человека?

Но почему? Вот что не давало ему покоя. Какой во всем этом смысл? Он знал, что убийц было четверо. Но трое уже мертвы, и лишь один оставшийся в живых мог ответить на этот вопрос. И звали этого человека Мадлен.

Следующий час все четверо, не сговариваясь, сосредоточенно о чем-то размышляли, пока Бертран не нарушил молчание:

— У нас же вроде бы есть право на один телефонный звонок?

— Да, — немедленно отозвалась Софи. — Без предъявления обвинения нас могут задержать всего на двадцать четыре часа, но существует какой-то дурацкий параграф, где сказано — если им кажется, что это повредит интересам расследования, они могут не дать нам позвонить. А это значит, что у нас нет права на телефонный звонок. Ну не дикость?

Энцо никогда не переставал удивляться, сколько нынешние детки знают о своих правах. Сам он, помнится, подобными вещами в молодости не заморачивался. Возможно, такова особенность нового времени — молодежь подсознательно допускает возможность конфликта с властями.

Холод каменной камеры проникал уже, казалось, до костей. Маклеод подтянул колени к груди, как Бертран, и обхватил их руками, неожиданно наткнувшись на что-то твердое в кармане над коленом.

— Господи Иисусе! — вскрикнул он. Все вздрогнули.

— Пап, что случилось?

— У меня есть телефон. Они не забрали у меня сотовый.

«Они» забрали кольца, часы и даже сережки пирсинга, выгребли содержимое карманов, но Энцо попросту забыл о накладном кармане на брючине, а полицейские так торопились отправить их в камеру, что не обыскали Маклеода толком. Или, может, не разглядели необычного кармана под толстым слоем грязи?

Двумя пальцами Маклеод вытянул сотовый и с замирающим сердцем вдавил кнопку. Через секунду экран осветился и громко заиграла заставка. Все замерли, прислушиваясь, не послышатся ли в коридоре шаги, но вокруг царила все та же непроницаемая, бесконечная тишина. Взглянув на индикатор зарядки, Энцо увидел, что аккумулятор почти сел, однако сигнал приема был прекрасный. Маклеод колебался: куда звонить?

В этот момент телефон, к его ужасу, зазвонил сам. Звуки электронной аранжировки «Шотландии отважной» наполнили камеру, эхом отразившись от стен. От неожиданности Маклеод чуть не выронил трубку.

— Господи, папа, да ответь же!

Он нажал кнопку и прижал телефон к уху.

— Боже мой, Сорока, да где же тебя носит битые сутки? — заорал Саймон. Годы жизни в Лондоне не смогли уничтожить его акцент, а в минуты волнения резкий шотландский выговор становился особенно заметным. Энцо начал объяснять, что он сидит в камере в полицейском управлении Осера, но Саймон перебил его на полуслове: — Позвони мне сразу, как только прослушаешь. Это крайне важно.

В трубке стало тихо. Маклеод с запозданием понял, что прослушал запись на автоответчике. Волнение в голосе Саймона вселяло недобрые предчувствия. Энцо нажал «отбой», оборвав монотонный голос, вещавший, что других сообщений нет.