— Извините, не расслышал. — И тут же обратился к Энцо: — Пошли, Маклеод, пора домой.

— Что это значит? — От подобного унижения лицо госпожи министерши пошло пятнами.

— Адвокаты, присланные моей либеральной газетенкой, убедили судью Лелона, что у него нет никаких оснований нас задерживать, предупредив, что последствия игнорирования их доводов о незаконности нашего задержания будут самыми серьезными и станут достоянием общественности. — Он сдернул с плеча пиджак и бросил его Энцо: — На, прикройся, а то еще пришьют непристойное поведение в общественном месте…

Энцо с трудом натянул пиджак журналиста и церемонно раскланялся с министром юстиции:

— В следующий раз проверяйте, с одного ли листа вы и миляга судья поете псалом. Приятного вам вечера, мадам.

Спустившись по ступенькам, Энцо и Раффин вышли во внутренний двор. Падавший из окон свет четкими прямоугольниками ложился на булыжники двора. Напротив стояла полицейская машина с работающим мотором; урчание дизеля усиливалось эхом, отлетавшим от стен этой святая святых бригады уголовного розыска, малой части огромного комплекса Дворца правосудия на Иль де ля Сите. Энцо и Раффин миновали длинную арку — освещенный двор остался позади, и они будто следовали за своими тенями, слушая гулкое эхо собственных шагов, отдававшихся от облупившихся стен. Одна створка огромных деревянных ворот была открыта, и за ней виднелась Сена, левый берег которой светился огнями. Они вышли в летнюю парижскую ночь с чувством неизмеримого облегчения. Темнокожая охранница равнодушно проводила их взглядом.

Улица была заполнена полицейскими машинами с номерами и без. Энцо украдкой поднял глаза на предпоследний этаж, стараясь угадать, где именно он сидел последние несколько часов.

— Эй! — Они обернулись на голос Шарлотты, бежавшей к ним по набережной — мягкие кудри, развеваясь на ветру, летели следом. — Тут ближе не подъехать, — запыхавшись, сообщила она. — Моя машина на другом берегу.

— Это ты позвонила в «Либе»? — спросил Раффин.

Она кивнула:

— После твоего звонка я начала названивать в департамент La Crime[56] и спрашивать, что с вами. Через час дежурный не выдержал и сказал, что вы задержаны для допроса. Единственное, что пришло мне в голову, — связаться с твоей редакцией.

— Умница, — похвалил Раффин, привлек к себе бывшую пассию и поцеловал в щеку. Шарлотта тоже обняла его. Энцо смущенно опустил взгляд, злясь на крошечного червячка ревности, зашевелившегося внутри. Наконец они выпустили друг друга из объятий, и Раффин сказал: — Мне нужно ехать в редакцию править репортаж. Теперь в деле уже два трупа. Даже три, если считать Гейяра.

— Четыре, если считать бойфренда Рока, — поправил Энцо.

— А Рока правда убили? — спросила Шарлотта.

— Стопроцентно, — заверил Раффин. — Если не дружок, то кто-то еще. — Он посмотрел на Энцо. — Возможно, и Гуго не сам повесился, ему помогли. Либо кто-то одного за другим убирает своих сообщников, либо рок забрал Рока и компанию по чистому совпадению.

— Я не верю в совпадения, — сказал Энцо.

— Я тоже. — Страдальчески глядя на плохо сидевший на Энцо пиджак, Раффин поддернул его за лацканы. — Ладно, потом заберу. — Поцеловав Шарлотту на прощание, он побежал к мосту Сен-Мишель, размахивая рукой и крича — с бульвара дю Пале как раз свернуло такси.

Шарлотта и Энцо поглядели друг на друга.

— Тебе так даже идет, — пошутила она.

Но Энцо не смог заставить себя улыбнуться.

— Шарлотта, похоже, дело принимает серьезный оборот… — начал он, но тут же обнял ее и стоял так очень долго. Она прижалась к нему всем телом, крепко обхватив руками. На Маклеода нахлынула давно копившаяся усталость, смешанная с облегчением и нежностью.

— Пойдем, — сказала она наконец, читая своими колдовскими глазами в глубинах его души. — Я отвезу тебя домой.

Они пошли по набережной мимо префектуры полиции к залитому светом собору Нотр-Дам. Шарлотта осторожно взяла Энцо за руку, и он благодарно стиснул ее узкую ладонь. Перейдя мост Сен-Мишель, они повернули к центру, миновав самое старое дерево в Париже — серебристую акацию, черной раскидистой тенью высившуюся в центре сада за остроконечной оградой. Машина Шарлотты была припаркована возле церкви Сен-Жюльен-ле-Повр, Святого Юлиана Бессребреника. На ступенях чайного магазинчика напротив спал бродяга.

У машины Шарлотта повернулась к Энцо, взяла его лицо мягкими ладонями, несколько мгновений смотрела в глаза с непонятным выражением, затем приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы. Неожиданная нежность застала его врасплох.

— Прости меня, — сказала она.

— За что?

Она неопределенно покачала головой и невесело улыбнулась:

— За все.

Обжигающие струи падали на голову и плечи, обильно стекая по груди, повисали на густой курчавой растительности мириадами капель. Он простоял бы так целую вечность, позволяя воде омывать свое тело, унося кровь мертвеца и память о половине лица и ужасной зияющей дыре в черепе.

Дверь ванной открылась, и на пороге появилась обнаженная Шарлотта с легкой загадочной улыбкой на губах. Она вошла под душ, и ее темные кудри развились в длинные черные ленты, контрастировавшие с белой кожей. От густого водяного пара лицо казалось подернутым нежной дымкой.

— Как я люблю твои глаза, — сказала Шарлотта, гладя его мокрые щеки и заправляя за уши пряди волос. Опустив руки, она нашла и взяла еще мягкий пенис, и Энцо почувствовал, как кровь сразу прилила к паху. Ее груди прижимались к его животу, и когда он стал совершенно готов к любви, гибкие руки скользнули по его бокам на ягодицы и притянули к гладкому телу. Чуть повернув голову, Шарлотта прижалась к его груди щекой.

Они долго стояли под горячими струями, прежде чем ступили на пол, вытирая друг друга полотенцами, осушая ярко-розовую кожу и влажные, спутанные длинные волосы. Шарлотта осыпала его быстрыми поцелуями, нежно играя пальцами в курчавых волосах на груди, затем за руку повела в спальню. За стеклянными стенами, выходившими в зимний сад внизу, непроглядная темнота казалась особенно зловещей. Энцо ощутил себя неприятно незащищенным — кто угодно мог их увидеть с галереи напротив. Вскоре он уже лежал на сиреневых простынях, которые вчера видел через окно, а Шарлотта, оказавшись сверху, с каким-то лихорадочным неистовством покусывала его губы и проникала языком в рот. Проведя рукой по животу, проверяя эрекцию, она направила его в себя и принялась двигать бедрами так энергично и быстро, что Энцо едва не отдал инициативу.

Он разрядился быстро, обессилев от изнеможения и странной меланхолии. Шарлотта легла сбоку и тесно прижалась, обхватив коленями его бедро.

— Прости меня, — прошептал он. Пришла его очередь извиняться.

— За что? — удивилась она. — Все было прекрасно. — Шарлотта дотянулась до выключателя, и минут десять или пятнадцать они лежали в темноте не шевелясь. Лунный свет, сеявшийся через стеклянную крышу бывшего склада, серебрил маленький оазис внизу и наполнял спальню призрачно-бледным сиянием. Энцо лежал с открытыми глазами. Постепенно привыкнув к полумраку, он машинально начал разглядывать обстановку. Расслабиться не удалось: мозг продолжал напряженно работать. Краем глаза он уловил легчайшее движение сбоку и резко повернул голову. На него уставились два светящихся круглых зеленых глаза — Зеке сидел на прикроватном столике, таращась на Энцо. «Интересно, — подумал Маклеод, — видел ли кот, как мы занимались любовью? Не ревнует ли он меня к своей хозяйке?»

Размышления прервал голос Шарлотты, тихий и хриплый в темноте:

— Я купила это жилье десять лет назад у старой супружеской пары, поселившийся здесь еще до войны. Их медовый месяц совпал с приходом нацистов. У молодых людей было свое дело — угольная торговля, и немцы заставили снабжать их углем. Говорят, эта улица называлась Второй Италией, столько здесь расквартировали солдат Муссолини. В этом доме на постое было двое. — Взяв длинную прядь, падавшую Маклеоду на грудь, Шарлотта начала накручивать ее на палец. — После высадки союзников, когда освобождение Парижа было уже близко и жители поднялись против оккупантов, торговец углем и его жена застрелили своих постояльцев. Покупая дом, я спросила, почему замурован подвал под складом, и они признались, что закопали там убитых итальянцев. Представляешь, им уже за семьдесят, а они впервые решились нарушить многолетнее молчание.