Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Кузен Джимми сдержал обещание, когда тетки отправились на следующий день в церковь. На семейном совете было решено, что Эмили в это воскресенье с ними не пойдет.

— У нее нет подходящего платья, — сказала тетя Элизабет. — А к следующему воскресенью будет готово ее новое белое.

Эмили испытала некоторое разочарование. Ей всегда было интересно в церкви в тех редких случаях, когда ей доводилось туда попасть. В Мейвуде церковь находилась слишком далеко от их домика, и отец не мог посещать ее, но иногда брат Эллен Грин отвозил туда ее вместе с Эллен в своей повозке.

— Вы думаете, тетя Элизабет, — спросила она печально, — что Бог очень обиделся бы, если бы я надела в церковь мое черное платье? Оно, конечно, дешевое — я думаю, Эллен Грин заплатила за него из своих денег, — но оно закрывает меня целиком.

— Маленькие девочки, которые ничего не понимают, должны помалкивать, — заявила тетя Элизабет. — Я не желаю, чтобы в Блэр-Уотер видели мою племянницу в таком жалком платье. А если Эллен Грин заплатила за него, мы должны вернуть ей деньги. Тебе следовало сказать нам об этом, когда мы еще были в Мейвуде. Нет, сегодня ты в церковь не пойдешь. А завтра наденешь свое черное платье в школу. Мы сможем прикрыть его передником.

Эмили, разочарованно вздохнув, примирилась с тем, что придется остаться дома; но и провести весь день в Молодом Месяце было очень приятно. Кузен Джимми взял ее на прогулку к озеру, показал ей кладбище и раскрыл перед ней прекрасную Книгу Прошлого.

— Почему все Марри похоронены здесь? — спросила Эмили. — Неужели потому, что они слишком хороши, чтобы лежать после смерти рядом с обычными людьми?

— Нет-нет, киска. Так далеко мы в своей гордости не заходим. Когда старый Хью Марри обосновался в Молодом Месяце, на целые мили вокруг не было почти ничего, кроме лесов, и ни одного кладбища ближе, чем в Шарлоттауне. Вот почему все первые Марри похоронены здесь… а потом мы так и продолжали, так как хотели лежать рядом с родней, здесь, на зеленых, зеленых берегах старого Блэр-Уотер.

— Это звучит как строчка из стихотворения, — сказала Эмили.

— Так оно и есть… это из одного из моих стихотворений.

— Пожалуй, мне нравится эта идея: такое вот кладбище — только для своих, — заявила Эмили, одобрительно взирая на бархатную траву склона, спускающегося к сказочно голубому озеру, на аккуратные дорожки, на ухоженные могилы.

Кузен Джимми негромко рассмеялся.

— А они говорят, будто ты не Марри! И Марри, и Берд, и Старр… и чуточку Шипли вдобавок… или кузен Джимми Марри очень сильно ошибается.

— Шипли?

— Да… жена Хью Марри, твоя прапрабабушка, была из рода Шипли… англичанка. Тебе кто-нибудь рассказывал, как Марри появились в Молодом Месяце?

— Нет.

— Они направлялись в Квебек и даже не думали ехать на остров Принца Эдуарда. Плавание оказалось долгим и трудным, к концу его запасы воды были на исходе, так что капитан «Молодого Месяца» зашел сюда, чтобы взять пресной воды. Мэри Марри почти умирала от морской болезни — так и не смогла привыкнуть к морской качке, — и капитан, жалея ее, сказал, что она может сойти на берег с мужчинами, чтобы хоть на часок почувствовать твердую почву под ногами. Она пошла с радостью, а когда выбралась на берег, сказала: «Здесь я и останусь». И осталась! Ничем было не сдвинуть ее с места. Старый Хью — тогда он, конечно, был еще молодым Хью — и упрашивал, и ругался, и бесился, и спорил — даже плакал, как мне говорили, — но ничто не действовало на Мэри. В конце концов он уступил, велел выгрузить на берег все свои пожитки и тоже остался. Вот так Марри оказались на острове Принца Эдуарда.

— Я рада, что так получилось, — сказала Эмили.

— Так же в конце концов стал смотреть на это и старый Хью. Но воспоминание о том дне терзало его, Эмили… да, терзало. Он никогда так и не простил жену до конца. Она лежит вон там, в том углу… под красной могильной плитой. Пойди и посмотри, что он велел выбить на этой плите.

Эмили с любопытством подбежала к надгробию. На большом плоском камне была выбита одна из длинных, путаных, многословных эпитафий старых времен. Но под ней не было текста из Библии или церковного гимна: ясно и отчетливо, несмотря на потрудившееся над плитой время и покрывшие ее лишайники, виднелась строка: «Здесь я и останусь».

— Вот так он расквитался с ней, — сказал кузен Джимми. — Он был хорошим мужем… и она была хорошей женой и родила ему много детей… и он так и не оправился от горя после ее смерти. Но обида терзала его, пока он не дал ей выход вот таким образом…

Эмили содрогнулась. Почему-то мысль об этом мрачном старом предке, с его неумирающей обидой на самого близкого и дорогого человека, пугала ее.

— Хорошо, что я только наполовину Марри, — пробормотала она про себя, а вслух добавила: — Папа говорил мне, что традиция Марри — никогда не держать зла на умершего.

— Так оно и есть — сейчас, но причиной традиции стала эта самая история. Его родня пришла в такой ужас… Был громадный скандал. Некоторые люди все извратили и пытались представить дело так, будто старый Хью не верил в воскресение из мертвых в Судный день; даже поговаривали о том, что надо бы пресвитерии разобраться с ним, но спустя какое-то время эти разговоры утихли.

Эмили подскочила к другому обомшелому камню.

— Элизабет Бернли… кем она была, кузен Джимми?

— Женой старого Уильяма Марри. Он приходился Хью братом и приехал сюда на пять лет позднее. В Англии его жена была светской красавицей. Ей очень не нравились леса на острове Принца Эдуарда. Она скучала по родине, Эмили… страшно скучала. Несколько недель, после того как они приехали сюда, она не снимала шляпы… так и ходила в ней по дому, требуя, чтобы ее отвезли домой.

— Неужели она не снимала ее, даже когда ложилась спать? — удивилась Эмили.

— Не знаю, ложилась ли она вообще. Но так или иначе, Уильям не повез ее домой, и со временем она сняла шляпу и примирилась с судьбой. Ее дочь вышла замуж за сына Хью, так что Элизабет была твоей прапрабабушкой.

Эмили взглянула на осевшую зеленую могилу и задумалась: неужели сны о родине продолжали тревожить могильный сон Элизабет Бернли в течение сотни лет?

«Это ужасно скучать по дому — уж я-то знаю», — подумала она сочувственно.

— А здесь похоронен маленький Стивен Марри, — сказал кузен Джимми. — Его надгробие стало первым мраморным надгробием на этом кладбище. Он был братом твоего дедушки и умер в двенадцать лет. Он тоже, — добавил кузен Джимми серьезно, — превратился в традицию Марри.

— Как это?

— Он был таким красивым, и умным, и положительным, без единого недостатка — так что, разумеется, не годился для жизни на этом свете. Говорили, что никогда в роду Марри не было такого красивого ребенка. И такого обаятельного: все любили его. Вот уже девяносто лет, как он умер — никто из живущих ныне Марри его не видел, — однако мы всегда вспоминаем о нем, когда вся семья в сборе, а потому он, мертвый, более реальная личность, чем многие из живых. Так что видишь, Эмили, он, должно быть, был необыкновенным ребенком… но все кончилось этим… — Кузен Джимми указал взмахом руки на поросшую травой могилу и строгое белое надгробие.

«Интересно, — подумала Эмили, — будет ли кто-нибудь вспоминать меня через девяносто лет после моей смерти?»

— Это старое кладбище заполнено почти до отказа, — продолжал размышлять кузен Джимми. — Осталось только место в том углу для Элизабет и Лоры… и для меня. А для тебя, Эмили, уже нет.

— Я и не хочу, чтобы меня хоронили здесь, — вспыхнула Эмили. — Я считаю, что это великолепно — иметь для семьи такое кладбище… Но я хочу лежать на кладбище в Шарлоттауне — с папой и мамой. Только одно меня беспокоит, кузен Джимми… Как вы думаете, похоже, что я умру от чахотки?

Кузен Джимми бросил критический взгляд в ее глаза.

— Нет, — сказал он, — нет, киска. В тебе достаточно жизни, чтобы жить и жить. Ранняя смерть не для тебя.

— У меня тоже такое чувство, — кивнула Эмили. — А еще, скажите, кузен Джимми, почему вон тот дом разочарованный?

18
{"b":"195027","o":1}